Эллери Куин - Кот со многими хвостами. Происхождение зла
— Трудная задача, — пробормотал инспектор.
— Конечно, я мог бы объявить вечером, что ньюйоркцам от двадцати пяти лет и старше беспокоиться не о чем, так как Кот строго соблюдает нисходящую последовательность возраста жертв и уже миновал двадцатипятилетний рубеж…
— Очень смешно, — прервал старик. — Звучит как… как оперетта Гилберта и Салливана[49]. Все подумают, что ты спятил, а если нет, то спятят все, кому меньше двадцати пяти.
— Что-то вроде того, — кивнул Эллери. — Потому я и держал это при себе. Второе. — Он бросил сигарету в пепельницу и уставился в потолок. — Из семи жертв двое — мужчины, а пять — женщины. До самой последней жертвы их возраст был от тридцати двух лет и выше. Значительно выше минимума совершеннолетия, не так ли?
— Ну и что?
— Мы живем в обществе, основанном на браке. Все дороги нашей культуры ведут к американскому дому, который отнюдь не задуман как цитадель безбрачия. Если требуются доказательства, достаточно вспомнить о неприятных ощущениях, которые вызывают всего лишь два слова «холостяцкая квартира». Наши женщины проводят девические годы, охотясь за мужьями, а остальную жизнь — стараясь их удержать; наши мужчины проводят юность, завидуя отцам, и, следовательно, не могут дождаться, пока вырастут и женятся на ком-нибудь похожем на их матерей. Что я пытаюсь сказать…
— Скажи же, ради бога!
— Если ты возьмешь любых взрослых американцев старше двадцати пяти лет, шестеро из которых старше тридцати двух, каковы шансы, что все, кроме одного, окажутся не состоящими в браке?
— О'Райли! — испуганно воскликнул инспектор. — Он один был семейным!
— Или можно подойти с другого конца. Из двух мужчин Абернети был холостяком, а О'Райли — женатым. Но все пять женщин были незамужними! Если подумать, то это весьма примечательно! Пять женщин в возрасте от двадцати пяти до сорока двух лет, и ни одна из них не добилась успеха в великой американской гонке за счастьем! Учитывая нисходящую последовательность возраста, совпадение выглядит невероятным. Значит, Кот специально выбирал — во всяком случае, среди жертв женского пола — тех, которые не обзавелись супругами. Почему? Попробуй объяснить.
Инспектор Квин грыз ногти.
— Единственное, что мне приходит в голову, — это то, что Кот соблазнял женщин возможностью брака с целью подобраться к ним поближе. Но…
— Но это не объяснение — ты прав. Никаких следов подобного Лотарио[50] не обнаружено ни в одном случае.
— Конечно, я мог бы обрадовать замужних нью-йоркских леди тем, что опасаться объятий Кота должны только девушки, мужененавистницы и лесбиянки, но…
— Продолжай, — буркнул инспектор.
— Третье. Абернети и О'Райли были задушены голубым шелковым шнуром. Вайолет Смит, Моника Маккелл, Симона Филлипс, Битрис Уилликинс и Ленор Ричардсон — оранжево-розовым. Об этом сообщалось даже в прессе.
— Я забыл, — проворчал старик.
— Один цвет для мужчин, другой — для женщин, и так все время. Почему?
Помолчав, инспектор робко произнес:
— На днях, сынок, ты упомянул четвертый пункт…
— Да. У всех жертв были телефоны.
Инспектор молча протирал глаза.
— Сама прозаичность этого пункта делает его весьма привлекательным. Во всяком случае, для меня. Семь жертв — семь телефонов. У всех — даже у несчастной Симоны — был телефон, а в тех случаях, когда абонентом являлся кто-то другой, как у Симоны Филлипс, Моники Маккелл и Ленор Ричардсон, их имена все равно были упомянуты в телефонном справочнике — я специально проверил.
Не знаю точных цифр, но думаю, что в Соединенных Штатах на каждую сотню человек приходится около двадцати пяти телефонов. Один на четырех. В больших городах, вроде Нью-Йорка, процент может быть выше — скажем, один на троих. Однако из семи жертв, выбранных Котом, не одна или две, а все имели телефоны.
Напрашивается объяснение, что Кот подбирает себе лакомства по телефонному справочнику. Чистая лотерея! Но в лотерее шансы, что каждая следующая жертва окажется моложе предыдущей, практически равны нулю. Значит, Кот делал выбор на какой-то другой основе. Тем не менее все его жертвы фигурируют в манхэттенском телефонном справочнике. Эти телефоны что-то означают…
Эллери поставил пепельницу на ночной столик и спустил ноги с кровати.
— Чертовски странно! — простонал он. — Если бы в последовательности фактов была хоть одна брешь — одна из жертв старше предыдущей, одна из задушенных женщин замужем или была замужем раньше, один мужчина задушен оранжево-розовым или хотя бы красным шнуром, у одной из жертв не было телефона… Все эти пункты имеют свои причины. А может быть, — Эллери внезапно выпрямился, — одну и ту же причину. Некий гигантский общий знаменатель. Розеттский камень[51]. Один ключ ко всем дверям. Знаешь, это было бы здорово!
Но инспектор Квин, раздеваясь, бормотал:
— Эта история с возрастом… Два года разницы между Абернети и Вайолет. Два года между Вайолет и О'Райли. Три года между О'Райли и сестрой Маккелла. Два года между ней и сестрой Селесты. Три года между ней и Битрис Уилликинс. Два или три — в первых случаях ни разу больше трех. А потом…
— Да, — кивнул Эллери. — А потом, с убийством Ленор Ричардсон, максимальная разница увеличивается с трех до семи лет… Это мучило меня всю ночь.
— А меня мучит то, — заметил наконец раздевшийся инспектор, — кто будет следующим.
Эллери отвернулся.
— И это все, что у тебя было, сынок?
— Все, что у меня есть.
— Тогда я пошел спать. — И маленький сухощавый старичок поплелся к себе.
Глава 5
Инспектор Квин проспал. Без четверти десять он выбежал из своей комнаты, как скаковая лошадь, подгоняемая хлыстом, но, увидев, кто пьет кофе с Эллери, перешел на шаг и остановился у стола.
— Смотрите-ка, кто к нам пришел, — просиял инспектор. — Доброе утро, Маккелл.
— Привет, инспектор, — поздоровался Джимми. — Спешите в скотобойню?
— М-м, — протянул старик, втягивая носом кофейный аромат. — Пожалуй, я тоже выпью одну-две чашечки этого бодрящего напитка. — Он придвинул стул и сел. — Доброе утро, сынок.
— Доброе утро, — рассеянно отозвался Эллери, протягивая руку к кофейнику. — Джимми пришел с газетами.
— Неужели люди еще читают?
— Да, интервью Казалиса.
— О!
— Доброжелательное, но строго нейтральное. Спокойный глас науки. Мы ничего не обещаем, но есть указания, что рука Осириса[52], руководимая светящимся глазом, находится под контролем. Мэр, должно быть, на одиннадцатом небе.
— Я думал, их было семь, — заметил Джимми Маккелл.
— Только не в египетской космографии, Джимми. В Казалисе есть нечто от фараона. «Солдаты, с этих пирамид на вас смотрят сорок столетий…»
— Слова Наполеона?
— Да, в Египте. Казалис действует на полководца как успокоительная микстура. Незаменим для поддержания боевого духа.
— Не спорьте с ним, — усмехнулся инспектор, отрываясь от газеты. — Все равно останетесь в проигрыше… Впрочем, лекарство и впрямь недурное. Вы забросили журналистику, Маккелл? Вчера я не заметил вас среди прочих стервятников.
— Вы имеете в виду дело Ричардсон? — Вид у Джимми был таинственный. — Вчера был День труда — мой день. Я работал как проклятый.
— По службе? — осведомился Эллери. — Или исполняя личное поручение?
— Что-то вроде этого.
— У вас было свидание с Селестой Филлипс?
Джимми рассмеялся:
— И не только вчера. Это было сплошное приятное путешествие во времени. Вы даете необычайно интересные поручения, приятель. Вам следовало бы заведовать отделом репортажа.
— Насколько я понимаю, вы поладили с ней?
— Мы научились терпеть друг друга, — ответил Джимми.
— Она славная девушка, — кивнул инспектор. — Сынок, налей-ка еще кофе.
— Хотите поговорить об этом, Джимми?
— Это становится моей излюбленной темой.
— Ну, тогда выпьем еще по чашечке. — Эллери, улыбаясь, разлил кофе.
— Не знаю, чего вы оба от меня ждете, — сказал Джимми, — но счастлив вам сообщить, что Селеста — девушка исключительных достоинств, а я ведь известен в своих кругах как Иконоборец Маккелл, специализировавшийся на ниспровергании женских идеалов. — Он поставил чашку на стол. — Если шутки в сторону, то я чувствую себя подлецом.
— Подлость — тяжелая профессия, — заметил Эллери. — Не возражаете перечислить по порядку все добродетели особы, порученной вашему вниманию?
— Ну, эта девушка обладает красотой, умом, индивидуальностью, отвагой, честолюбием…
— Честолюбием?
— Селеста хочет вернуться в колледж. Вы ведь знаете, ей пришлось бросить занятия, чтобы заботиться о сестре, когда мать Симоны умерла…
