Эллери Квин - Происхождение зла
Обзор книги Эллери Квин - Происхождение зла
Смерть от сердечного приступа одного из владельцев фирмы по торговле драгоценностями так и осталась бы числящейся "по естественным причинам", если бы не его дочь, обратившаяся к Эллери Квину и инициировавшая цепочку событий, которая привела к раскрытию этого довольно запутанного и немножко сумасшедшего дела.
Эллери Квин
«Происхождение Зла»
Глава 1
Эллери Квин полеживал в кожаном кресле перед эркерным окном, скрестив на столике с пишущей машинкой ноги в мексиканских плетеных сандалиях гуарачо, с десятидюймовым стаканом из матового стекла в руке, с мертвецом неподалеку. Выпивая, пристально разглядывал покойника и не составил особого представления. Впрочем, это его не заботило. Расследование на начальной стации, у трупа необычные габариты, а ром утешает.
Последовал очередной глоток.
Любопытное дело. Жертва до сих пор подергивается, даже отсюда видны признаки жизни. В Нью-Йорке предупреждали, что это иллюзия, рефлексы после скоропостижной кончины. Уверяли: не поверите, но уже началось разложение, что подтвердит любой, кто способен отличить репей от камелии. Он отнесся к этому скептически. Знал мертвеца в его лучшие дни — потрясающий парень, мечта каждой женщины, веселый предмет проклятий и страсти. Трудно поверить в возможность оборвать столь бурную жизнь.
И на месте преступления — вернее, над ним, поскольку снятый домик стоит высоко над городом, птичьим гнездом примостившись на конце сучка верхней ветви горного хребта, — остаются сомнения. Вон он лежит под тонким покрывалом смога, слегка шевелится, а все уверяют, что мертв.
Прекрасный Голливуд.
Телевидение его убило, сказано в некрологе.[1]
Эллери щурился на город, попивал ром и наслаждался своей наготой. Стоял сине-белый день, гора в зелени и цветах сбегала к мерцающей, залитой солнцем долине.
В пользу выбора Голливуда местом действия нового романа не говорило ни одно практическое соображение. Детективы подчиняются особым законам жанра: начинаются с мимолетного взгляда в глаза безликой женщины, промелькнувшей в толпе, с надпечатанной буковки на пятой странице страхового полиса. В принципе, писатель имеет возможность выбирать по атласу. Эллери в высшей степени смутно представлял себе подходящее место. На данной стадии игры им вполне мог стать Джоплин в штате Миссури или кремлевские кухни. Фактически, замысел оставался еще столь туманным, что, услыхав об убийстве в Голливуде, он посчитал известие знаком свыше и немедленно занялся необходимыми приготовлениями, чтобы присутствовать при вскрытии. Куда еще специалисту по насильственной смерти тащить пустые пока мешки для вещественных доказательств, как не в город с ножом в спине?
Что ж, в старичке еще теплится жизнь. Конечно, фасады кинотеатров с афишами «ЛУЧШИЙ ФИЛЬМ ВСЕХ ВРЕМЕН» перечеркнуты лаконичной полоской «ЗАКРЫТО»; в «Браун дерби» сажают за столик максимум через двадцать минут; знаменитый галантерейщик со Стрип[2] Микки Коэн отошел от дел; кинозвезды срезают расценки для радио; актеры, работавшие на радио, всеми силами пробиваются на телевидение, туже затягивая пояса или выставляя свои дома на продажу; владельцы магазинов жалобно восклицают: у кого ж хватит средств на отрезы или на пилочки для ногтей, когда семейный бюджет трещит по швам под напором фирменных товаров с красивыми этикетками, нового автомобиля и телевизора; по улицам, избивая чужаков, рыщут шайки подростков, с легкой руки лос-анджелесских газет мрачно прозванные «волчьими стаями»; школьников регулярно ловят на торговле марихуаной; гонки с подрезками стали популярными играми среди любителей быстрой езды на скоростных шоссе; в любой вечер после половины одиннадцатого на Голливудском бульваре между Вайн и Ла-Бреа можно кокнуть туриста практически без всяких помех.
Но за городом в долине Сан-Фернандо многочисленные дешевые оштукатуренные и краснокирпичные фасадики начинают расталкивать локтями цветистые горные склоны, свежеокрашенные светофоры на перекрестках останавливают бесшабашные прежде калифорнийские автомобили, по песчаной долине застежкой-«молнией» ползет гигантская бетонная плотина, возводимая в рамках «проекта по предотвращению затопления».
С океанской стороны горного хребта Санта-Моника от ущелья Беверли до каньона Топанья растут более аристократические особняки, именующие себя «поместьями», презрительно обособляясь от вышедших из моды ранчо, хотя все больше и больше наивных переселенцев из других штатов видят перед собой четырех-пятикомнатный дом с добавочной каморкой на участке размерами 50х100 с тремя голыми абрикосовыми деревцами. Даже если Беверли-Хиллз кусает свои идеальные ногти, Глендейл и Энчино переживают бум, Брентвуд, Флинтридж, Санленд, Игл-Рок тоже на жизнь не жалуются. Строятся новые школы; старики тащатся из Айовы и Мичигана, шевеля пораженными артритом пальцами, обсуждая старческие пенсионные проблемы; чтобы в полдень проехать в деловом центре Лос-Анджелеса четыре квартала от 3-го до 7-го по Бродвею, Спринг, Хилл или Мейн, теперь нужно тридцать минут вместо пятнадцати. Эллери слышал об открытии гигантских предприятий, о тысячах иммигрантов, стремящихся в южно-калифорнийский край через Блайт и Индио по 60-му шоссе, через Нидлс и Барстоу по 66-му— нынешних пионерах, для которых кино по-прежнему олицетворяет Жизнь и Любовь, а «телевидение» остается заумным словечком вроде «антибиотика». Заезжаловки лучше и многочисленней прежнего; на горизонте торчит еще больше двадцатифутовых рожков с мороженым; из «Голливудской чаши» по-прежнему льется Чайковский под звездами для отважных любителей музыки; на торжественных открытиях хозяйственных магазинов вместо одного зажигаются два гигантских прожектора; Фермерский рынок[3] на Фэрфакс и Третьей шумит и толпится, как египетский базар в разгар туристического сезона; Безумный Мюнц, видимо, навсегда завладел небесами, где его имя мильными буквами ежедневно парит за немалые деньги; газеты предлагают еще более искусительную клубничку, чем в прежние времена, — Эллери собственными глазами видел фото обязательной пухленькой крошки в бикини, старающейся устоять на длинном украшенном цветами ящике, с подписью: «Мисс Национальной недели гробов». Дня через три, согласно сообщениям, состоится шестичасовое сафари с участием тринадцати тысяч повзрослевших пляшущих пенродов[4] в красных фесках в сопровождении пятидесяти одного оркестра, разнообразных верблюдов, шутов и платформ на колесах, которые проследуют по Фигероа-роуд до мемориального колизея в честь семьдесят-какой-то годовщины древнего арабского ордена благородных адептов Таинственного храма[5] — общественное мероприятие гарантированно поднимет даже мертвого.
В первые дни пребывания в Голливуде и его окрестностях стало ясно, что ошибочные пророчества восточных могильщиков предвещают не гибель ангельского города,[6] а бурное возрождение в новом виде. Старый порядок сменился. Новый организм восхищает, но это не совсем то, что нужно, и Эллери чуть не собрал чемоданы, решив было лететь назад на Восток. А потом подумал: все кипит и бурлит, путается и клубится, люди преодолевают препятствия, куют железо, пока горячо; ядро старого Голливуда до сих пор пульсирует — сиди, старик, на месте, атмосфера вполне смертоносная; может быть, библиотечные полки пополнятся парочкой книжек.
