Юрий Кургузов - Чёрный Скорпион
— Слыхал.
— Но не видел?
— Не видел.
— Вот это, знаешь, тот случай, когда лучше один раз увидеть.
— Да ты там, старик, часом не влюбился? — гоготнул он.
— На грани, — признался я. — Или на лезвии бритвы. Или на кончике пера. В общем, балансирую из последних сил как циркач на канате.
— Гляди не звезданись. Но погоди-ка, ты недоговорил. А если не…
Я помрачнел.
— А если не бытовуха, — значит, он по-крупному кому-то здесь хвост прищемил, а то и сам в какое дерьмо вляпался. — И, помолчав, добавил: — Знаешь, боюсь, все-таки второе. Тут меня, слышь, только приехал, как зелёного на такой дешевке подловили. Еле в больнице оклемался.
— Да ну?! Грохнули, что ли?
— Хрен угадал. Газ.
— Дела-а… — протянула трубка. — Видать, в натуре у Серого там не бабой пахло.
— Видать, — согласился я. — А щас на улице влюбленная парочка топчется. Обсосались просто, ждут не дождутся, когда выйду.
Он присвистнул.
— Слушай, давай прилечу.
— Нет-нет, — поспешно сказал я. — Не надо, я сам. В крайнем случае позову твоего многодетного. Кстати, адрес-то дай.
Он дал.
— И телефон.
— На…
— А это… — Я почесал затылок. — Если приспичит, он тут еще кого-нибудь найдет?
— Если приспичит — найдет. Этот найдет.
— Ладно, — сказал я. — Спасибо. Пока.
— На здоровье, — сказал он. — Пока. Ладно. Но ты звони, ежели чего.
— Непременно, — пообещал я. — Ежели чего — позвоню. — И отключился.
Вопреки моим ожиданиям на улице никого не было. То есть, не было тех сопляков. Может, я все же ошибся? А может, их просто-напросто сменили другие сопляки. Или не сопляки.
Ой, да пёс с вами! — мысленно махнул я рукой. У меня что, больше дела нет, как головой по сторонам вертеть? Однако, ребята, чур, уговор: будете борзеть — стреляю без предупреждения. Но это я, конечно, в переносном смысле — стволы тех друзей лежали сейчас надежно спрятанные в укромном местечке.
— Простите, пожалуйста, — вежливо обратился я к пробегавшей мимо смазливой загорелой девушке, одетой в совершенно сногсшибательную разлетайку.
— Да? — с некоторым интересом замедлила бег девушка.
— Извините, — потупился я, — но не подскажете ли, где тут находится какой-нибудь… гм… собачий клуб?
Интерес девушки увял.
— Это "Кому за пятьдесят"? — почти оскорбленно фыркнула она.
— А, так знаете? — обрадовался я, однако она столь свирепо дёрнула шоколадными плечиками, что вся ее разлетайка едва совсем не разлетелась, и через секунду скрылась за горизонтом.
Удрученно вздохнув, я обратился к прохожему уже иного не только возраста, но и пола, потому что мне действительно позарез было нужно найти адрес какого-нибудь местного собачьего клуба.
…Я сидел на скамейке в приморском скверике и мысленно прокручивал в голове то, что узнал. Или — чего не узнал.
Кинологический клуб "Ринг" оказался маленькой неказистой конторой из двух комнатушек, в каждой из которых скучали за письменными столами, заваленными (наверное, для видимости) какими-то бумажками, худенький пожилой мужчина, почти старичок, и молодая крепкая девица, коей для полной гармонии и стопроцентного соответствия архетипу не хватало лишь весла в руки.
Должно быть, и почти старичку, и девушке без весла было не только отчаянно жарко, но и отчаянно скучно, потому что появлению моему они оба обрадовались и набросились на меня, как говорится, от всей души.
Знаете, правду, наверное, молвят, что все собачники малость сдвинутые. Нет-нет, я не в порядке оскорбления, а к тому лишь, что они немножко не от мира сего, — как и, допустим, нумизматы, букинисты, филателисты. Вот я вроде тоже люблю собак, и повторяю: когда-нибудь у меня обязательно будет собака — когда обзаведусь хотя бы каким-то подобием семьи (чтоб не одному выгуливать) и, хорошо бы, частным домом (невольно вспомнил Маргаритин "замок"). Но надеюсь все же, отношение к ней у меня будет скорее прагматичное, нежели, скажем так, чересчур уж духовное, а иначе и мне грозит опасность оказаться в стане этих ненормальных мучеников.
И вот фанатики сии окружили меня сейчас во чреве клуба "Ринг" и стройным дуэтом принялись выпытывать причину моего к ним визита.
Я прикинулся олухом (каковым, собственно, и являлся) и начал мямлить что-то насчет собачьих питомников — мне, видите ли, посоветовали, что щенка лучше покупать не просто через клуб, а именно у владельцев частных питомников, специализирующихся на разведении какой-то одной породы. Конечно, ниточка эта была очень слабой. Просто паутинка даже, а не ниточка. Однако выбора не было, как не было пока больше и других ниточек и паутинок.
И я мужественно сносил все атаки "ринговцев", зарывшихся в свои картотеки и чуть ли не хватавшихся за телефон с готовностью прямо сейчас звонить владельцам неких элитных сук, только что принесших или вот-вот собирающихся принести еще более элитное, нежели сами, суки, потомство.
Господи, чего (или же все-таки — кого?) мне только не предлагали: от карманных шавок до борзых и сенбернаров. Но я упорно гундосил свое — мне бы найти людей, разводящих собак с размахом, а не кустарей-одиночек, и после получасовой борьбы своего добился: заплатив какую-то мелочь "за консультацию", ушел, унося в кармане три номера телефонов, — владельцев личных собачьих ферм, разводящих соответственно доберманов, шелти и кавказских овчарок. Шелти я с негодованием отмел в сторону — это что за собаки, чтобы ими кого-то пугать, даже женщин, а значит, и владелец их не из породы людей, которые любят кого-то пугать. А вот над семейками кавказцев и доберманов, возможно, стоило поразмышлять…
И еще о собаках. Проходя вечером по дорожке к дому мимо поливавшей из шланга клумбу Вики, я притормозил и будто ненароком поинтересовался:
— Слушай, милая, а куда это подевался старина Жак? Ты случаем не знаешь?
Она кивнула:
— Убежал домой. Представляете, какой хитрец? Выкопал ночью под забором яму — и улизнул, гад такой!
Я тоже кивнул:
— Ну надо же! И правда, гад…
Поднимаясь по ступенькам крыльца, я думал о том, что видел уже утром эту самую яму. Только вот вырыта она была явно не собачьими лапами и когтями, а почему-то лопатой.
Однако главный сюрприз ждал впереди.
Когда в конце ужина я решил наконец задать вопрос, который, естественно, был не из приятных и для Маргариты, и для меня, — а именно: когда будем хоронить Сергея, завтра или послезавтра, и какая помощь требуется, — женщина вздрогнула и, опустив голову, еле слышно прошептала:
— Его уже похоронили…
— Что?! — не понял я.
И тогда Маргарита уставилась на меня вмиг сделавшимися как точки зрачками.
— Его уже похоронили! — едва ли не выплюнула мне в лицо она.
— Но почему?.. — потрясенно забормотал я. — Почему, Рита?! Отчего такая спешка?..
Она лишь слабо пожала плечами:
— Думаю, так будет лучше.
— Но для кого?! — взорвался я.
Она вздохнула:
— Для него, для меня… Да наверное, и для вас тоже.
И отвернулась.
Глава двенадцатая
Я, кажется, уже признавался в любви к цикадам и светлячкам, так что представьте, каким заманчивым и прекрасным был бы для меня этот вечер — вечер, когда мы с Маргаритой сидели в заросшей виноградом беседке, смотрели на зажигающиеся в горячем темном воздухе словно из ниоткуда огоньки светляков и слушали треск цикад. Да, каким бы заманчивым был бы этот вечер, но…
Она похоронила Серёгу.
Без меня.
И больше я его никогда не увижу — ни живого, ни мертвого.
Я стиснул зубы — возможно, от злости. А может, просто от бессилия что-либо предпринять и исправить. Да, исправить уже ничего нельзя — поздно. Однако вот предпринять…
Кулаки сжались сами собой: ладно, гниды, ладно, надеюсь, вы уже закопошились, заёрзали, когда недосчитались сегодня пары шакалов в своей поганой стае…
Но то были мысли, а вслух я спросил:
— Кто был на похоронах, Рита?
Она медленно покачала головой:
— Я не хотела никого видеть и не сообщила об этом никому из знакомых.
— Но как же вы ухитрились так быстро всё устроить?
Маргарита уставилась на меня, точно на ребенка:
— Не смешите, с деньгами можно устроить всё.
Я опять начал сердиться.
— Но хотя бы мне-то могли сказать о ваших замечательных планах!
— А зачем?
— Как зачем?! — моржом фыркнул я. — Ну, знаете…
— Знаю, — кивнула она. — Я знаю, что вы обо мне думаете, однако мне на это глубоко наплевать. Уж не обижайтесь.
Я только махнул рукой:
— Да ну вас!
— А вот это сколько душе угодно. Ругайтесь, если станет легче. — И вдруг попросила: — Дайте сигарету.
Я дал. Потом дал ей прикурить. Потом прикурил сам.
