Юрий Кургузов - Чёрный Скорпион
Но все же я сумел взять себя в руки.
А мгновение спустя все же сумела взять себя в руки и она. Я имею в виду Маргариту, а не луну. Той, бесстыжей, — всё божья роса.
И когда мы молча шли по травяной дорожке к дому, я мучительно и надрывно думал о двух вещах. Первая: каким козлом я, возможно, кажусь сейчас Маргарите (и себе, впрочем, возможно, тоже), а вторая — что, невзирая на лояльность в отношении скабрезных анекдотов, я никогда не любил анекдот, заканчивающийся словами "медленно и печально".
Проводив Риту до двери спальни, я грустно посмотрел на эту самую дверь, когда она закрылась, а потом, сняв туфли, бесшумно спустился вниз.
Я очень надеялся, что в ближайшие полчаса Маргарита не решит наведаться в мою комнату, поскольку у меня на ночь, точнее, часть ночи, были другие дела, и вне дома.
Да, главное, чтобы ей не приспичило искать встречи со мной в ближайшие полчаса, — потому что через тридцать минут она будет спать как убитая или младенец, о чем я позаботился за вечерним чаем. Нет, уже через двадцать восемь.
И Вика тоже будет спать как убитый младенец через двадцать восемь… нет, теперь уже двадцать семь минут.
Доброй ночи вам, милые девушки…
Глава тринадцатая
Мы ехали по прибрежному, почти точь-в-точь повторяющему очертания береговой линии шоссе. За рулем была Маргарита (от ее участия в экспедиции отбиться так и не удалось), хотя, как истинный джентльмен, я предложил свои шоферские услуги сразу же после того как закрыл ворота на замок.
Но Маргарита вежливо отказалась.
Я пожал плечами:
— Как угодно леди. — И, кряхтя, взгромоздился на место штурмана. Все же у нее была маленькая машина.
И мы поехали. По адресу, который после завтрака нашла в своей записной книжке Вика.
Справа мелькало желто-голубыми искрами море, а слева пробегали солидные дома и несолидные домики, одинаково утопающие в яркой зелени деревьев, кустарников и плюща. Маргарита вела машину уверенно и спокойно — ну, конечно, не так виртуозно, как вел бы ее я, но тоже и ничего.
Мы направлялись в пригород в поисках улицы Цветочной (прямо как в книжке про Незнайку) и дома номер тридцать шесть. И после недолгих расспросов прохожих наша "Мазда" остановилась возле палисадника, огороженного неоцинкованной рабицей, которая вся заросла плетьми самых разнообразных съедобных и несъедобных вьющихся растений.
— Вот эта улица, Рита, — сообщил я. — Вот этот дом.
Она отозвалась:
— Вижу.
Я открыл дверцу и выкарабкался из машины.
— Ждите, я скоро.
Но она тоже выскочила на пыльную дорогу. Пулей.
— Я с вами!
А вот это не входило в мои планы. Мало ли как там все повернется? Одно дело, если этот Валентин ни в чем не замешан, но совершенно другое, коли у него рыло в пуху. Тогда возможны всякие неприятности — и легкая матерная перебранка, и крупная кулачная потасовка, и, чем чёрт не шутит, может даже пальба.
— Нет, — твердо сказал я. — Нет, Рита, вы будете ждать и прикрывать меня с тыла.
Но она сверкнула глазами как рассерженная сиамская кошка:
— Еще чего! Я не собираюсь сидеть тут одна как дура! — И с силой захлопнула дверцу.
— Но послушайте… — попытался воззвать я к ее благоразумию.
— И слушать не буду! И потом, разве не может случиться, что, вернувшись, вы обнаружите в машине мой хладный труп с простреленной грудью?
— Левой? — невинно поинтересовался я.
— Ну не правой же!
Я поморщился:
— У вас, милая, очень богатое воображение, и вам непременно надо попробовать писать детективы. Однако сейчас чрезмерные фантазии нам ни к чему.
Если бы она была, к примеру, породистой кобылой, то я бы, наверное, сказал, что она взвилась на дыбы. Но она не была кобылой, и я так не сказал.
— Фантазии?! — зло прошипела она. — Так значит, убийство моего мужа это фантазии?! И тот ужасный звонок — это тоже фантазии?
— Да послушайте же, — рассердился наконец и я. — Сергея действительно убили, но вам-то о чем беспокоиться? Угроза по телефону? Это может быть идиотской шуткой. Но вот если.. — Я устремил на нее свой самый проницательный и испытующий взгляд. — Если это не шутка, значит, Маргарита, вы чего-то не договариваете. А раз вы что-то скрываете, то и я, простите, лишаюсь возможности помочь вам.
И она вся вдруг как-то увяла и сникла.
— Но я правда сама ничего не понимаю и ни о чем больше не знаю.
— Тогда мне не ясны мотивы человека, угрожавшего вам, — буркнул я и добавил: — Если, конечно, вы не водите меня за нос.
Ответом был лишь молчаливый, но зато такой красноречивый взгляд, что я смешался и полувиновато проворчал:
— Ладно, сдаюсь. Только учтите, что хладный труп с грудью из вас так же легко сделать и в этом веселеньком, — кивок на окрашенные в попугайский желто-зеленый цвет стены, — домике, как и в машине.
— Да пошли вы!.. — сказала Маргарита и, нервно поправив на плече ремешок сумочки, уверенно направила стопы своих умопомрачительных ног прямиком к старой облупленной калитке.
Я вздохнул и покорно поплелся за ней, не забыв, впрочем, окинуть напоследок цепким орлиным взором тыл и фланги нашего маленького подразделения.
Все было чисто, и у калитки я опередил Маргариту и, оттеснив своим крупом в сторонку, негромко свистнул. Пояснил:
— А вдруг собака.
Собаки, похоже, не было, и, откинув щеколду, я вошел во двор. Маргарита — за мной. Мы чинно прошествовали к невысокому крылечку, и, поднявшись на пару ступенек, я постучал — звонок на двери отсутствовал. Да и вообще, даже самого беглого взгляда на дом и окружавший его запущенный двор, плавно переходящий в заброшенный сад, было достаточно, дабы сообразить: если владельца всего этого великолепия что на свете и интересует, то никак не благоустройство домашнего гнезда и быта.
На первый стук никто не отозвался.
Никто не отозвался и на второй. Я молча переглянулся с Маргаритой, собираясь уже разворачивать оглобли восвояси, но тут за дверью что-то загромыхало (пустое ведро или таз), потом раздалось сердитое бормотанье с употреблением имен прилагательных, существительных и глаголов, кои я, пожалуй, приводить не стану, и нетвердые, спотыкающиеся шаги.
А потом дверь широко распахнулась, и на пороге во всей красе нарисовалась хозяйка этих шагов и глаголов, которая уставилась на нас мутноватым, но от того не менее настороженным и подозрительным взором.
Это была невысокая, довольно крепко сбитая и длиннорукая женщина. Судя по страдальчески-похмельному лицу, ей было лет сорок, однако внутренним чутьем я смекнул, что ежели этому творению природы не дать попиться хотя бы с недельку, а после привести чисто по-женски в порядок, то ему в конечном итоге навряд ли окажется больше тридцати. Спереди одеяние почтенной дамы составляла не первой свежести простыня, которую она целомудренно прижимала к себе. Сзади же никакой одежды, видимо, не было вообще.
Щурясь от яркого солнца, она посмотрела на нас.
Потом негромко икнула.
Потом культурно прикрыла рот рукой.
Я отвесил вежливый полупоклон и сказал:
— Здравствуйте.
Маргарита тоже сказала:
— Здравствуйте, — хотя и не столь дружелюбно, как я. Женщины, должно быть даже на исключительно подсознательном уровне, инстинктивно ощущают ревность и чувство соперничества (в самом широком толковании этих терминов), оказываясь вблизи любого другого существа с грудями, даже такого.
Опасаясь искры, из которой могло бы, не дай бог, вспыхнуть пламя, я решил перейти к делу, однако матрона в простыне меня опередила.
— Ты кто? — спросила она, явно собираясь в дальнейшем игнорировать присутствие Маргариты. Голос у нее был низкий, а тон грубый.
Поскольку кто я, говорить я не собирался, пришлось уклончиво попожимать плечами и повертеть головой. В богатой древними традициями теории и практике косвенного вранья я не изобрел ничего нового, лишь задал полуотвлекающий-полуискренний вопрос:
— А Валентин дома?
— За каким он тебе?
Знаете, взгляд ее был уже не таким мутным, и, по-моему, она трезвела прямо на глазах. Хотя возможно, просто наконец просыпалась.
— Ну, "за каким"! — снова дипломатично пожал я плечами. — Дело у меня к нему, важное, ясно?
— Еще бы не ясно, — кивнула она и неожиданно совершенно беззлобно, как-то даже по-домашнему тепло, предложила: — Слушай, а не пошел бы ты на…?
Я тоже кивнул:
— Щас пойду. Шепну пару словечек Валентину — и пойду.
Она картинно всплеснула руками, отчего одна из ее внушительного объема прелестей грозно вывалилась из-под простыни. Женщина деловито вернула беглянку на место, а я услышал, как сзади сердито засопела Маргарита.
— Не, ты чё, татарин?! — дыхнула мне в лицо перегаром колоритная собеседница. — Нету Вальки, понимаешь?
