Анна Данилова - Комната смеха
– А вот ваша свояченица Анна сразу обратила внимание на платье и туфли. Их ведь, женщин, не проведешь. Они всегда зрят в корень.
Ему самому было противно говорить с этим и без того несчастным вдовцом таким пошловато-казенным тоном, но и вступать с ним в доверительно-дружескую беседу он не был настроен, поэтому решил свернуть разговор и как можно скорее вернуться в Москву. Как вдруг услышал:
– Не знаю, что ей вообще нужно! И зачем только она к вам пришла? Человек погиб, трагически. Эмму теперь все равно не вернуть. Так зачем бередить эти раны? Зачем посылать эти дурацкие посылки?
– Посылки? – поразился Вадим. – Вы что же, считаете, что их посылает вам Анна?
– А кто же еще? Разве вы из разговора с ней еще не поняли, как она ненавидит меня?
– Нет… А что, у нее есть причина ненавидеть вас?
– Да она невзлюбила меня с самого начала, как я только познакомился с Эммой. Анна всегда считала, что я ей не пара. Что я и недостаточно зарабатываю, да и внешне я не очень-то… Я всегда, все те годы, что был с Эммой, чувствовал, как она настраивает жену против меня. Думаю даже, что она подыскивала ей другого мужа… Конечно, все это недоказуемо, но подумайте сами: кто еще мог взять, к примеру, из нашего дома вещи Эммы? Кто, как не ее родная сестра, которая постоянно торчит там… как кость в горле! – воскликнул он в сердцах. – Платье, белье… Да, конечно, это ее рук дело!
– Постойте, – несколько растерялся Гарманов. Он вдруг обругал себя за то, что до сих пор был так близорук и видел в Анне только женщину. А что, если смерть Эммы вообще не самое главное событие в жизни Алексея и свояченицы? Что, если смерть Эммы была выгодна кому-то из них двоих и является лишь первым звеном более сложного плана? Алексей валит все на Анну, Анна, в свою очередь, ненавидит Алексея… Кто-то хочет свести его с ума, подбрасывая чудовищные по своему цинизму посылки. Но зачем? Предположим, Алексей во время кризиса покончит собой. Что дальше? Кому выгодна его смерть? Анне? Но почему? Ему требовалось время, чтобы все обдумать.
– Постойте, но какой смысл Анне сводить вас с ума этими посылками? Даже если вы, отчаявшись, убьете себя, то какой прок от этого ей? Вы как-то связаны?
– В смысле… Мы не любовники, уж это точно… Кстати, у меня не было интриг ни с какими соседками, это я к слову. Я всегда любил лишь свою жену. Вот только она относилась ко мне, мягко говоря, с равнодушием. И хотя она и старалась делать вид, что видит во мне мужчину, и всячески подыгрывала мне, чтобы не давить на мое мужское самолюбие, я-то прекрасно чувствовал, как именно она ко мне относится.
– И как же?
– Мне неприятно об этом говорить, но Эмма не любила меня и жила со мной из жалости.
– Пусть так. Но теперь Эммы нет. Какой смысл, повторяю, Анне изводить вас?
– Понятия не имею. Может, существует завещание, о котором я не знаю, по которому все имущество и сбережения моей жены должны перейти к ней? Я не особенно-то разбираюсь в законах, и меня легко обмануть. Но квартира, в которой мы с Эммой жили, моя. А больше-то ничего особенного у меня и нет. Что касается драгоценностей Эммы, то я сам недавно предложил Анне забрать все. Зачем они мне? Поверьте, если она и ведет себя так по-свински по отношению ко мне и отправляет эти посылки, это со злости, просто так… Никаких имущественных интересов у нее нет.
– По-свински?..
– Я понимаю вас… Да, действительно, в это трудно поверить. С одной стороны, Анна терпеть меня не может, а с другой стороны, моя свояченица заботится обо мне, приходит, кормит, успокаивает меня… Честное слово, я и сам не могу понять, как же и я на самом деле к ней отношусь. Иногда ее приход спасает меня от страшной хандры, и я благодарен, что она есть и что сейчас мы с ней посидим, поговорим об Эмме… Но иногда она становится настолько назойлива в своем стремлении утешить меня, что я готов прибить ее… Вот так. – Он развел руками. – Слаб человек, сами знаете… И все-таки я не понимаю, зачем ворошить нашу с Эммой жизнь сейчас, когда ее уже нет? Она разбилась и сгорела. Ничего ужаснее и представить себе невозможно. Но это случилось, случилось… – Глаза его наполнились слезами. – И поверьте, мне сейчас все равно, кто укрыл розы… Я находился в таком состоянии…
Весь обратный путь Алексей молчал, глядя в окошко. Вадим же думал об Анне и спрашивал себя, зачем ей понадобилось поднимать столько бесполезных, как ему казалось, вопросов, связанных со смертью сестры. Машина была исправна, тормоза – в полном порядке. Алкоголя в крови жертвы не обнаружено. Можно было, конечно, попытаться найти свидетелей аварии… Вадим, придерживая руль одной рукой, другой достал телефон, связался с одним знакомым тележурналистом и попросил его подъехать к нему в прокуратуру.
– Надо бы сделать объявление по телевидению, – объяснил он Алексею после того, как поговорил с журналистом. – Может, свидетели найдутся. Вот тогда картина будет уже более ясной. Хотя мне, признаться, было все понятно с самого начала…
Алексей в ответ не проговорил ни слова.
Вадим довез его до метро и поехал на свидание к Лизе Гусаровой.
Глава 12
Я была в ярости. Ведь обещал же не водить баб!
После звонка Вадима я не находила себе места, представляя себе его любовницу. Вот только этого мне еще не хватало! Конечно, все его действия можно было оправдать единственным желанием излечить меня от тяжелейшей депрессии, и если исходить из этого, то я должна была радоваться тому, что мои мысли сейчас были заняты исключительно предстоящим визитом неизвестной мне дамы. Но, с другой стороны, я не могла не признаться себе, что, лежа под одним одеялом с Вадимом, я уже успела возомнить о нас бог знает что! Больше того, мне показалось, что я уже имею на него какие-то права. Конечно, это было моей ошибкой. Но ведь это касалось моих чувств, моего сердца. А сердцу, как известно, не прикажешь. Нет, я не была влюблена в него. Любить следователя прокуратуры невозможно, пустая трата чувств… Но как же я ждала его, прислушиваясь к звукам на лестнице! На моем письменном столе высилась уже целая гора книг по кулинарии, и я проводила долгие часы на кухне, пытаясь приготовить что-то необычное, чтобы поразить моего жильца в самое сердце. Точнее, в желудок. Конечно, он не верил мне, что я до встречи с ним спокойно обходилась замороженными полуфабрикатами и бутербродами. Думал, наверное, что я кокетничаю, когда говорю, что не умею готовить. Оказывается, даже таких, как я, можно кое-чему научить… Ради чего? Ради тихого восторга в момент, когда я, закрывая глаза, чувствую рядом с собой дыхание мужчины. Ночь за окном, тишина, и только мы вдвоем: я и мой жилец, моя мечта, моя фантазия, моя отрада, моя новая болезнь…
Я нечаянно заснула перед телевизором. Думаю, виной тому были те самые волшебные красные таблетки, которые дал мне доктор, знакомый Вадима. От них мне действительно стало намного лучше, хотя и постоянно клонило в сон. Кроме того, ко мне стала приходить медсестра, которая делала мне очень болезненные уколы, после которых у меня болели порезанные места. Кажется, это были витамины или что-то общеукрепляющее. Словом, я постепенно выздоравливала. И все было замечательно, не считая последнего звонка Гарманова. «А пока мы с ней будем разговаривать в спальне, пожалуйста, сделай вид, что тебя нет дома. Договорились?..» Хорош договор! И почему это им надо разговаривать именно в спальне, как будто для этого нельзя подыскать более нейтральное помещение, кухню хотя бы или ту же гостиную, а уж я бы подождала, пока они не наговорятся, в спальне.
Спальня… Зачем мне такой жилец? Слезы уже подошли так близко, что я чуть не разревелась от досады. Все думала, думала, как же мне себя вести, когда Вадим явится с дамой и удалится с ней в спальню, пока не уснула. А когда проснулась, то поняла, что звонят в дверь. На улице было уже совсем темно. Я посмотрела на часы. Девять вечера! В такое время могли бы побеседовать где-нибудь в кафе за рюмкой чая… Я хотела было уже открыть, но вспомнила о просьбе Вадима сделать вид, что меня нет дома. Вероятно, звонком он как бы предупреждает меня о своем приходе (а своей даме объяснил свой поступок приблизительно так: «На всякий случай, дорогая, чтобы убедиться, что квартира пустая»; черствый, жестокий человек!), потому что сразу же после звонков послышался скрежет замка, и я шмыгнула на кухню и затаилась там среди кастрюлек и сковородок.
Приглушенный свет в гостиной так и остался гореть. Было бы неестественным выключить его сразу же после звонка в дверь. Пусть гостья моего жильца думает, что Вадим оставил гореть торшер еще ранним утром.
Так, сидя в полной темноте на кухне, я переживала, мягко говоря, не самые приятные минуты в своей жизни. Мало того, что меня изнасиловали и избили чуть ли не до полусмерти, после чего моя голова стала жить по своим, только ей понятным законам, так теперь еще в мою же собственную квартиру какой-то следователь прокуратуры приводит любовницу! За что мне все эти несчастья? Чем я их заслужила? Лишь тем, что всю жизнь была серой мышкой и больше всего на свете боялась влипнуть в какую-нибудь историю? Я много училась, потом работала и вела примерный образ жизни. И в результате меня использовали как последнюю шлюху, да еще и наградили шизой! Выводы напрашивались сами собой. Надо было жить, что называется, на всю катушку: приводить в квартиру толпы мужиков, пить водку, курить, колоться…
