Рэй Брэдбери - Давайте все убьем Констанцию
– Что ж ей, совсем не было угомону?
– Видели когда-нибудь тюленей у ее дома? Скользкие, как масло, проворные, как ртуть, бьют в цель, как молния. Первое место в лос-анджелесском марафоне можно отдать еще до старта. На трех киностудиях возглавляет совет директоров, а закончит Вампирой[94], мадам Дефарж[95] или Долли Мэдисон. Вот!
– Спасибо. – Я просмотрел список, в котором уместился бы двойной состав узников Бастилии.
– А теперь, простите, Мата Хари[96] должна преобразиться!
Вжик! Он взмахнул полой кимоно.
Вжик! Я схватил Генри за руку, и мы скатились по лестнице.
– Эй! – услышали мы на улице. – Погодите!
Я обернулся и поднял глаза. Вверху, опираясь на оконный переплет, вовсю улыбалась Джин Харлоу – Дитрих – Кольбер; не хватало только фон Штрогейма, чтобы запечатлеть ее крупным планом.
– Я не один свихнутый, второй еще почище будет. Шустро!
– Альберто Шустро! Он жив?
– Раз в неделю ночной клуб, потом в больницу на поправку. Зашьют – и прощальный тур повторяется по новой. Чертов дурень, на десятом десятке; рассказывал, будто встретил Констанцию – враки! – на Шестьдесят шестом шоссе, когда ему было – бог мой – сорок или пятьдесят. Ехал с Запада на Восток или обратно и подобрал парнишку с подозрительными бугорками на груди. Сделал из нее звезду, пока у самого номер выдыхался. Устроил у себя в гостиной театр для избранного круга. Приглашает народ вечером в пятницу посмотреть, как будет заколот Цезарь, Антоний бросится на меч, умрет от укуса змеи Клеопатра. – Из окна слетел листок бумаги. – Вот! И кое-что еще!
– Что?
– Конни, Хелен, Аннетт, Роберта. Констанция не явилась на очередной урок преображения! На прошлой неделе. Должна была вернуться, но не вернулась.
– Не понял, – крикнул я.
– Я учил ее всяким вещам: темней-светлей, громче-тише, вовсю-легонько; что-то вроде новой роли, к которой она готовилась. Собиралась вернуться, чтобы подучиться еще. Желала стать другим человеком. Может, какой была прежде. Но я не знал, как ей помочь. Господи Иисусе, лицедейство затягивает, так ведь? У. К. Филдсу пришлось учиться, чтобы сыграть в водевиле У. К. Филдса. Он тоже попал в эту ловушку. И вот приходит Констанция: «Помоги мне заново найти себя». Я отвечаю: «Констанция, ума не приложу, как тебе помочь. Хочешь обрасти новой кожей – ступай к священнику».
В голове у меня бухнул колокол. Священник.
– Ну вот и все, – заключила Джин Харлоу. – Ума не прибавил, но позабавил? Чао. – Брэдфорд скрылся.
– Шустро, – взволнованно повторил я. – Зовем Крамли.
– Что за горячка? – удивился Генри.
– Да нет же, Альберто Шустро, кролик из пустой шляпы, призрак отца Гамлета.
– Ах, он.
Глава 35
Мы высадили Генри на Сентрал-авеню, у родственников (приятных людей с тихими голосами), а потом Крамли доставил меня к дому Альберто Шустро, первого «учителя» Раттиган, девяносто девяти лет.
– «Первый», – фыркнул Крамли. – Эксперт-бертильонажист, снимал с нее отпечатки пальцев от головы до пят[97].
В водевилях он приобрел известность под именем мистер Метафора; играл все роли в «Лавке древностей» и шайку Фейджина в «Оливере Твисте», всю до последнего участника, под мольбы зрителей о пощаде. Он был мрачнее Марли, бледнее По.
Критики кричали: когда у Шустро Тоска бросается в пропасть[98], он закатывает такие реквиемы, что волны скорби вздымаются до небес.
Все это Метафора-Шустро радостно и пространно мне поведал, пока я сидел в его небольшой, превращенной в театральный зальчик гостиной. Прежде чем угостить меня Лючией, вновь тронувшейся умом[99], он предложил мне пачку бумажных носовых платков, от которых я отказался.
– Стоп, – вскричал я наконец. – Что насчет Констанции?
– Был с ней едва знаком, – отозвался он, – но хорошо знал ее Кэти Келли; двадцать шестой год, мое первое Пигмалионово дитя!
– Пигмалионово? – пробормотал я. Фрагменты начали складываться.
– Помните Молли Каллахан, двадцать седьмой год?
– Слабо.
– А Полли Риордан, двадцать шестой?
– Вроде помню.
– Кэти была Алисой в Стране чудес, Молли была Молли в «Безумной Молли О’Дэй». Полли была «Полли из цирка», год тот же. Кэти, Молли, Полли – все они Констанция. Водоворот: втянет человека без имени, выкинет знаменитость. Я научил ее кричать: «Я Полли!» Продюсеры вторили: «Да-да, ты Полли!» Фильм сняли за шесть дней. Потом я ее разукрасил заново, чтоб взяла за глотку Льва Лео. «Я Милашка Кэти Келли». «Да-да!» – завопил лайоновский львиный прайд. Второй ее фильм сбацали за четыре дня. Келли исчезает, появляется Молли – карабкается на радиобашню «РКО». Молли, Полли, Долли, Салли, Герти, Конни… и Констанция резвятся на студийных лужайках!
– И никто-никто не догадался, что Констанция за год играла не одну роль, а несколько?
– Я и только я, Альберто Шустро, дал ей в руки славу, богатство и любовь зрителей! Золотого порося в масле! Никто и подумать не мог, разглядывая имена на маркизах кинотеатров на Голливудском бульваре, что иные из них придумала Констанция или откуда-то позаимствовала. Какую только обувь не таскала она во дворик Граумана на своей миниатюрной ножке – размера, наверное, четыре!
– И где теперь эта Молли, Полли, Салли, Герти, Конни?
– Это неизвестно даже ей самой. Здесь шесть разных адресов – летние, за двенадцать разных лет. Может, поросла быльем. Годы – вот где легче всего спрятаться. Господь тебя прячет. Эй! Как меня зовут?!
Шаркая ногами, он проделал круг по комнате. Я слышал, как скрипят его старые кости.
– Ну же! – Он мучительно осклабился.
– Мистер Метафора!
– Вы знаете! – Он свалился без чувств.
Я испуганно над ним склонился. Он распахнул один глаз.
– Это было тайное имя. Поддержите меня. Я так напугал Раттиган, что она сбежала. – Он болтал не останавливаясь. – Это была всего лишь прикидка. В конце концов, я Фейджин, Марли, Скрудж[100], Гамлет, Шустро. Такому человеку, как я, нужно было бы поинтересоваться, в каком году она жила и существовала вообще или нет. Чем больше я старился, тем больше мучился ревностью, вспоминая, как обрел и потерял Констанцию. Я слишком много прождал лет, как Гамлет не торопился расправиться с подлецом, убившим призрака его отца! Офелия и Цезарь молили об убийстве. Воспоминание о Констанции рождало внутри бурю. Когда мне пошел десятый десяток, все мои голоса неистово потребовали мести. Как набитый дурак, я послал ей Книгу мертвых. Не иначе как из-за меня, психа, Констанция и удрала… Вызовите «Скорую помощь», – добавил мистер Метафора. – Я сломал себе берцовые кости и заработал грыжу в паху. Вы все это записали?
– Потом запишу.
– Не ждите. Записывайте сейчас. Через час я буду в Валгалле донимать изваяния. Где кровать?
Я уложил его в кровать.
– Погодите, – сказал я. – По вашим словам, это вы послали Констанции Книгу мертвых?
– В прошлом месяце Дамская кинематографическая лига затеяла какую-то дурь типа распродажи барахла, принадлежавшего актерам. Мне достались несколько фото Фербенкса, листок с записью песни Кросби[101], и, надо же, обнаружилась выкинутая телефонная книжка Раттиган, а там до фига ее отставных любовников. Бог мой, я был змием в Эдеме. Ни за понюх табаку подвергнут проклятию: просмотрел список – и вот, отрава сработала. А не подпортить ли Раттиган ее мирный ночной сон? Проследил ее, подкинул Книгу мертвых и давай бог ноги. Ну что она, чуть не окочурилась с перепугу?
– Боже, да уж. – Я вгляделся в ухмылявшуюся физиономию мистера Шустро. – Получается, к смерти бедного старикана с Маунт-Лоу вы никак не причастны?
– Это первый простофиля, которого окрутила Констанция? Старый лопух мертв?
– Его убили газеты.
– Критикам это ничего не стоит.
– Нет. На него свалились тонны старых «Трибьюн».
– Тем манером или другим – все равно они убивают.
– Царицу Калифию вы не трогали?
– Древний Ноев ковчег, в ней каждой враки по паре. Высоко-низко, горячо-холодно. Верблюжье дерьмо, лошадиные яблоки. Она сказала Констанции, куда идти, и та пошла. Калифия тоже умерла?
– Упала с лестницы.
– Я ее не толкал.
– Еще был священник…
– Ее брат? Та же ошибка. Калифия ей сказала, куда идти. Но он, бог мой, сказал, пусть идет к черту. И Констанция пошла. А он отчего умер? Господи, все как один на том свете!
– Она на него накричала. Думаю, это была она.
– Знаете, что она кричала?
– Нет.
– А я знаю.
– Вы?
– Вчера среди ночи я слышал голоса, хотя спал. Тот голос не иначе был ее. Может, мне она кричала то же, что и бедняге священнику. Хотите услышать?
– Жду.
– Ну да. Она вопила: «Как мне вернуться, где следующий след, как мне вернуться?»
– Куда вернуться?
Веки Шустро дрогнули: за ними пробежали какие-то мысли. Он фыркнул.
