Стивен Ван Дайн - Проклятие семьи Грин
– Доброго утра честной компании! Невеселый повод для визита, да? – Сибелла присела на ручку кресла и принялась нервно качать ногой. – Кому-то мы насолили. Чет, бедолага! Не смог даже умереть на боевом посту. Войлочные тапки, бог мой! Какой прозаический конец для заядлого любителя гольфа!.. Ну, полагаю, вы хотите спросить, что мне известно. С чего начать?
Она швырнула недокуренную сигарету в камин, уселась в кресло лицом к Маркхэму и положила на стол свои тренированные руки с длинными тонкими пальцами.
Маркхэм несколько минут ее изучал.
– Когда в комнате вашего брата прогремел выстрел, вы читали в постели, так?
– Эмиль Золя, «Нана», если быть точной. Купила, потому что мать запрещает. Оказалось ужасно скучно.
– Что же вы сделали, когда услышали выстрел? – Маркхэм старался держать себя в руках.
– Отложила книгу, набросила кимоно и несколько минут постояла у двери. Потом выглянула. Было темно, тихо, в общем, жутковато. Добропорядочной сестре следовало бы пойти проверить, что там бухнуло, но, честно сказать, я струсила. Поднялась – нет, вру – бросилась наверх по черной лестнице, вытащила из постели нашего изумительного Крайтона[36], и мы вместе пошли к Чету. Дверь была не заперта, и Спроут бесстрашно ее открыл. Чет сидел с таким выражением, будто увидел призрак, я сразу поняла, что он мертв. Спроут подошел к нему и дотронулся, а я ждала на пороге. Мы спустились в столовую. Спроут куда-то звонил, потом сварил гадкий кофе. Спустя примерно полчаса пришел этот джентльмен, – она указала головой на сержанта. – Вид у него был пасмурный, и от кофе он благоразумно отказался.
– Перед выстрелом вы ничего не слышали?
– Ничего. Все рано легли. Последнее, что помню, был нежный, любящий голос матери, которая выговаривала сиделке, что она такая же бессердечная, как и мы, и требовала, чтобы утром та принесла ей чай ровно в девять и не хлопала дверью. Затем до половины двенадцатого воцарились тишина и спокойствие.
– Сколько продолжалось это затишье? – спросил Вэнс.
– Ну, мама обычно заканчивает песочить домочадцев около половины одиннадцатого. Так что затишье длилось примерно час.
– И вы не слышали в это время в коридоре никакого шороха или скрипа осторожно закрываемой двери?
Девушка равнодушно покачала головой и достала из кармана маленький янтарный портсигар.
– Нет, извините уж. Впрочем, кто угодно мог сколько угодно хлопать себе дверьми по всему дому. Моя комната в глубине, и шум с реки и Пятьдесят второй улицы заглушает практически все.
Вэнс поднес спичку к ее сигарете.
– Вы, я смотрю, нисколько не испугались.
– А смысл? – Она обреченно махнула рукой. – От судьбы не уйдешь… Но я еще рассчитываю пожить. Кому я насолила, в самом деле? Разве что бывшим партнерам по бриджу. Так они все ребята безобидные и на крайние меры не пойдут.
– У ваших родственников тоже на первый взгляд не было врагов, – произнес Вэнс как бы между прочим.
– Тут нельзя сказать наверняка. Мы, Грины, страшно скрытные. Отчий дом прямо-таки пропитан подозрительностью. Все друг другу врут. А уж секретов у каждого! Масонская ложа позавидует. Конечно, их убили не просто так. Не для того же, чтобы поупражняться в стрельбе.
Секунду она задумчиво курила.
– Хоть убей, не пойму, какая здесь причина. Конечно, Джулия была вредная и противная, но она на улицу практически носа не показывала и своими комплексами изводила в основном домашних. Впрочем, когда злобные старые девы срываются с цепи, они способны на совершенно феерические вещи. А вот Ада… Как говорится в алгебре, неизвестная величина. Один отец знал, откуда она взялась. Бездельничать у нее особенно не получается – мать нагружает работой. И все-таки она молодая и смазливая. Без изюминки, однако, – ядовито добавила Сибелла. – Кто знает, какие знакомства она завела вне священных чертогов? А Чета вообще не любили. Никто никогда слова доброго ему не сказал. Кроме тренера по гольфу. И то потому лишь, что Чет платил ему неприлично много. Как ему удавалось настраивать всех против себя, ума не приложу! Так что в его прошлом наверняка найдутся заклятые враги.
– Я смотрю, вы изменили свое мнение относительно виновности мисс Ады, – равнодушно заметил Вэнс.
Сибелла посмотрела пристыженно.
– Я тогда немного переборщила, да? – Но почти тут же в ее голосе появились упрямые нотки. – И все равно, она здесь чужая. Коварная кошечка. Она будет в восторге, если нас всех укокошат. Единственный человек, кому она нравится, – это кухарка. Однако сентиментальной Гертруде нравятся все. Она кормит чуть ли не половину бездомных кошек и собак в окрестности. Летом у нас на заднем дворе настоящий зверинец.
Вэнс помолчал некоторое время, затем вдруг поднял голову.
– Как я понял, мисс Грин, вы считаете, что стрелял кто-то посторонний.
– А есть другие мнения? – спросила она тревожно. – Я слышала, что оба раза, когда нас посещал этот неизвестный, на снегу перед домом находили следы. Разве они не указывают на человека извне?
– Совершенно верно, – поспешно ответил Вэнс, стремясь развеять страхи, вызванные его вопросами. – Они, несомненно, указывают, что в дом оба раза проникали через парадную дверь.
– Вам не о чем беспокоиться, – добавил Маркхэм. – Я сегодня же распоряжусь, чтобы особняк был взят под усиленную охрану до тех пор, пока не останется ни малейших сомнений, что опасность миновала.
Хис кивнул, изъявляя полное согласие.
– Так точно, сэр. С этой минуты двое моих ребят будут круглосуточно дежурить у парадного и черного входов.
– Как это щекочет нервы! – воскликнула Сибелла.
– Мы вас больше не задерживаем, мисс Грин. – Маркхэм встал. – Буду очень признателен, если до конца дознания вы не покинете свою комнату. Если хотите, можете, конечно, навестить мать.
– Премного благодарна, я лучше посплю, наверстаю упущенное. А то так и состариться недолго. – И она приветливо махнула рукой на прощание.
– Кто следующий? – Хис стоял, раскуривая потухшую сигару.
Не успел Маркхэм ответить, как Вэнс предостерегающе поднял руку, прося тишины, и подался вперед, напряженно вслушиваясь.
– А! Спроут! Подойдите на минутку.
Старый дворецкий незамедлительно явился на зов. Спокойный и услужливый, он остановился перед нами с выражением бессмысленного ожидания на лице.
– Нет никакой нужды маячить среди портьер, пока мы тут заняты делом. Если нам что-нибудь понадобится, мы вас позовем.
– Как скажете, сэр.
Спроут направился к выходу, однако Вэнс его остановил:
– Раз уж вы здесь, ответьте на один-два вопроса.
– Слушаю, сэр.
– Во-первых, хорошенько подумайте и скажите: вы не заметили ничего необычного, когда запирали дом вчера вечером?
– Нет, сэр, – уверенно ответил дворецкий. – В противном случае я бы утром сообщил об этом полиции.
– И вы не слышали никакого шума, когда ушли к себе? Скажем, что где-то скрипнула дверь?
– Нет, сэр. Было очень тихо.
– В котором часу вы заснули?
– Не могу сказать точно, сэр… Позволю себе предположить, что, вероятно, в двадцать минут двенадцатого.
– Вы очень удивились, когда мисс Сибелла разбудила вас и сообщила, что в комнате мистера Честера стреляли?
– Сэр, я был в некоторой степени поражен, но постарался не выказывать чувств.
– Уверен, вам это с блеском удалось, – сухо заметил Вэнс. – Но я имел в виду другое: новая трагедия в этом доме стала для вас неожиданностью?
Как ни вглядывался он в Спроута, прочесть мысли дворецкого было решительно невозможно – каменное лицо хранило тайны так же надежно, как гладь морская.
– Простите, сэр, я не понимаю, о чем вы, – последовал равнодушный ответ. – Предвидь я, что мистера Честера собираются, так сказать, убрать с дороги, я, вне всяких сомнений, предупредил бы его. Это мой долг, сэр.
– Не уходите от ответа, – сурово сказал Вэнс. – Вы предполагали, что за первой трагедией последует вторая?
– Если позволите, сэр, пришла беда – отворяй ворота. Нам не дано знать, что готовит день грядущий. Я не заглядываю в будущее, но стараюсь бодрствовать…
– Ох, Спроут, ступайте. Ступайте уже! Если меня потянет на туманную риторику, я почитаю Фому Аквинского.
– Да, сэр. – Дворецкий деревянно поклонился.
Не успели еще стихнуть его шаги, как в гостиную бодрым шагом вошел доктор Доремус.
– Вот ваша пуля, сержант. – Он бросил на стол крошечный свинцовый цилиндр неопределенного цвета. – Повезло так повезло. Вошла в пятое межреберье, потом – по диагонали сквозь сердце и застряла в задней подмышечной складке у края трапециевидной мышцы. Нащупал ее прямо под кожей и достал перочинным ножом.
– Меня вашей абракадаброй не испугаешь, – ухмыльнулся Хис. – Главное – вот она, пуля.
