Андрей Белозеров - Роскошь нечеловеческого общения
В этом году с первыми днями осени летний зной как будто выключился, словно кто-то, сверившись с календарем, щелкнул клавишей кондиционера. Солнце потускнело, сумерки с каждым днем наступали на несколько минут раньше, а горожане в одночасье сменили рубашечки с короткими рукавами и «бермуды» на свитера и осенние плащи.
Фары выхватили из темноты забор.
«Новый, — отметил Журковский. — Прежде его не было».
Машина въехала в распахнутые ворота и сразу же остановилась. Дачный участок у мэра был небольшой, но две машины впритык перед домом умещались. «Мерседес» Суханова замер, едва не клюнув бампером высокий джип, серой громадой преграждавший путь к крыльцу.
В окнах двухэтажного деревянного дома горел свет.
— Коля, посидишь здесь, — полувопросительно, но с интонациями приказа сказал Суханов водителю.
Тот молча кивнул.
— Пойдемте, Анатолий Карлович.
Дача, насколько Журковский мог разглядеть ее в свете фар, не изменилась с тех пор, как он был здесь в последний раз. Он ожидал увидеть обычный уже для середины девяностых «новорусский» дом — красный кирпич, башенки, стрельчатые окна, флигельки, теплицы, все, чем тешат себя мгновенно разбогатевшие или просто получившие доступ к «кормушке» простые русские люди, не отягощенные богатой фантазией и стремлением к оригинальности. Однако деревянная двухэтажная дача, которую супруги Греч приобрели в начале восьмидесятых, вовсе не походила на кричащие, заявляющие на всю округу о своей респектабельности и «крутости» постройки «новых русских».
Скрипнула дверь, на крыльце показался человек. В темноте Журковский не мог ни разглядеть его лицо, ни угадать личность по фигуре. В то же время незнакомец определенно кого-то напоминал, но в том, что это был не Греч, Анатолий Карлович был совершенно уверен.
«Охрана, должно быть», — подумал Журковский.
— Суханов, ты, что ли? — спросил человек каким-то очень уж знакомым голосом.
— Я, я. Кто же еще? Что, не ждали?
— Ну здорово, здорово!
Незнакомец протянул руку и шагнул с крыльца вниз. Последовало короткое рукопожатие, затем Суханов и тот, с узнаваемым голосом, обнялись.
— Ну, пойдемте в дом… Вечер добрый!
Незнакомец шагнул к Журковскому, и тут Анатолий Карлович наконец узнал обладателя голоса, будившего в нем какие-то странные, неопределенно-счастливые ассоциации. Вышедший им навстречу человек был не кем иным, как народным, заслуженным и еще бог знает каким артистом, но все титулы и звания бледнели перед его фантастической популярностью.
Люсин был не просто эстрадником. Фразы из его миниатюр, а главное, его интонации использовались как минимум тремя поколениями не только зрителей и слушателей — десятки тысяч людей по всей стране повторяли его шутки, каламбуры и едкие замечания по самым разным поводам, части его монологов стали настоящим народным фольклором.
Теперь, правда, Люсин больше выступал за границей — количество россиян, сменивших гражданство, было уже настолько велико, а эмиграция, прежде делившаяся на «волны», текла ныне такой полноводной, спокойной и мощной рекой, что аудитория у Люсина была практически в каждой из стран, относящихся к когорте «развитых».
— Слава, — сказал Люсин, шагнув к Журковскому и протягивая ему руку.
— Анатолий Карлович… Толя, — неожиданно для себя поправился Журковский, пожимая руку Люсина.
— Ну, пошли, пошли в дом. Сыро здесь у вас… Сырой какой-то Город! Суханов! Ты почему тут порядок не можешь навести? Распорядился бы насчет погоды! И Греч тоже… Мэр, называется! Не может климат наладить. Несерьезно у вас как-то дело поставлено. На самотек все пускаете. Политбюро на вас нет. Моя бы воля…
Они вошли в дом.
— Моя бы воля, — продолжал Люсин, — я бы вообще перенес этот Город, скажем, в Севастополь. А Севастополь — сюда. А что? Выход к морю. Только к Черному. Куда как приятнее, чем эта ваша Балтика…Ездили бы на уик-энды не в Финляндию, а в Турцию прямым ходом. Как идея?
Журковский огляделся. В просторном холле все было по-прежнему, как и почти пятнадцать лет назад, после того как Павел Романович Греч и Наташа, его жена, своими силами отремонтировали этот дом. Конечно, вдвоем они бы не справились, помогали друзья, Журковский тоже несколько раз приезжал, вытаскивал старый хлам со второго этажа, грузил в институтскую машину, чтобы отвезти на свалку, расчищал двор, даже на крышу залезал, помогал кровельщику менять черепицу, красил оконные рамы — работы было много, и работали все весело и легко.
«Молодые были», — подумал Журковский, но уйти в воспоминания ему не удалось.
— О! Толя!
Павел Романович Греч, сидевший на диване с книгой в руке, при виде гостей пружинисто поднялся на ноги и быстро шагнул к вошедшим.
— Как я рад вас видеть, если бы вы знали! Суханов! Ты молодец, что Толю привез! Как удачно! А мы сидим тут со Славой в гордом одиночестве, не знаем уже — то ли спать ложиться, то ли ужин готовить… Ну теперь-то точно отужинаем. Толя! Ты куда же вчера подевался? Я с тобой хотел поговорить… Ты исчез…
— Да там, Паша, такая суета была вокруг тебя, что я решил… Пойду, думаю, восвояси… Все равно не пообщаться.
— Да. Тем более что я сразу после лекции улетел в Москву. И только вот два часа назад вернулся. Вместе со Славой прилетели.
— Ну что, ужинать будем или как? — спросил Люсин.
— Да, да, конечно!
Греч широко улыбнулся.
— Конечно, поужинаем.
— Я займусь тогда. У меня уже ноги сводит от голода. — Люсин направился в сторону кухни.
— Ну что, Толя, как живешь? — спросил Греч.
Журковский пожал плечами и посмотрел на Суханова.
— Что-то случилось? — спросил Греч, в свою очередь переведя взгляд на Андрея Ильича.
— Еще нет, — сказал тот. — Но может. Проблема у нас, Павел Романович.
— Что еще?
Журковский увидел, как лицо Греча, только что сияющее искренней, широкой улыбкой, словно сжалось, осунулось, глаза загорелись странным, лихорадочным огнем.
— По мою душу? — спросил он.
— Да.
— Что же на этот раз?
— Проблема серьезная, Павел Романович. Приходил ко мне сейчас один персонаж…
— Что за персонаж?
Греч теперь говорил резко, внимательно глядя в глаза Суханову. Журковский еще раз отметил ту быстроту, с которой менялось выражение лица Павла Романовича, Пашки Греча, — прежде он всегда был для него открытой книгой, а теперь казался совершенно чужим, непредсказуемым и загадочным.
— Вроде из Комитета. Молодой.
— И что же?
— Говорит, что бывший твой студент. Иванов Михаил. Не помнишь такого?
— Ну что ты, Андрюша! Нет, конечно.
— Так вот, он просил тебе передать, что очень тебя уважает, мол, он честный студент, хоть и в органах работает… И считает своим долгом пойти на должностное преступление…
— Провокация, — покачал головой Греч.
— Подожди. Дослушай. Хочет предупредить тебя о том, что у тебя дома будет обыск.
— Ну конечно, провокация, — снова сказал Греч.
— И найдут при обыске незарегистрированное оружие.
— Что? Что ты сказал? Оружие? Откуда у меня оружие? Или они собираются подбросить? Так понятые ведь… Нет, это вряд ли. Провокация, Андрюша. Подлая провокация. И тебя втянули в это дело.
— Паша, у тебя точно оружия нет?
— Слушай, ты меня что, первый день знаешь? Сам подумай — на кой черт мне оружие? Да еще незарегистрированное. Я что, наемный убийца? Или на продажу держу?
— Паша, ты понимаешь, насколько это серьезно? Если это правда, то какие могут быть последствия — ты отдаешь себе отчет?
— Я отдаю себе отчет, — ответил Греч. — Юридическое образование у меня как-никак есть.
— Вот именно. Поэтому мне странно, что ты так легкомысленно к этому относишься.
— Ты знаешь, Паша, — сказал Журковский, с удовольствием проговаривая это «ты». В машине, в присутствии шофера и охраны, у него как-то само собой получалось обращаться к старому другу Пашке Гречу на «вы». Здесь же, что называется, обстановка располагала. — Ты знаешь, я верю этому парню. Я присутствовал при разговоре. Мне кажется, он не врал.
— Толя… Анатолий Карлович! Вы же взрослый человек!
Греч заходил по комнате.
— Ты что, вчера родился? Эти люди способны на все. Поверь мне, я уж, к сожалению моему, все это знаю. Такого навидался!.. Продадут, наврут в глаза и не то что не поморщатся, а забудут через минуту. У них это в порядке вещей. Вранье поставлено на поток. На конвейер. Понимаешь? А ты покупаешься на это, как ребенок. Мне только одно непонятно — для чего они эту информацию нам запустили? Просто еще один камень, чтобы жизнь мне отравить? Просто гадость очередная? Так, что ли?
— Толя! — Люсин стоял на пороге кухни, вытирая руки полотенцем. — Толя! А у тебя ведь есть в доме оружие.
