Клод Жост - Иллюзии успеха
— Был ли он на самом деле так всемогущ, как говорят?
Она выдержала взгляд Тьебо, отлично понимая свою ответственность.
— Он был опасен, но имел низость атаковать только тех, кто оказывался не способен ему сопротивляться. Либо потому, что видел в нем спасителя, либо…
Элен не решалась закончить, вдруг ясно осознав: коли уж она так жестко заявила, что у них с Вале никогда не было ничего общего, значит, все, что она говорит теперь, может быть основано только на слухах.
Комиссар пришел ей на помощь, сформулировав гипотезу, пришедшую ему в голову на исходе разговора со следователем Делормом:
— Либо у них были какие-то… какие-то тайные слабости, которые они не хотели бы увидеть обнародованными в скандальных газетках. Я не ошибаюсь?
— Увы, нет.
Тьебо поморщился. Красавчик Шарль ни за что не смог бы стать его покойником: притягательное местоимение означало для него хоть какую-то симпатию к жертве.
— Знаете ли вы Робера Дени?
— Да. Он принимал участие в спектаклях, в которых я играла.
— Ваше мнение?
— Об актере или о человеке?
— Меня интересуют оба.
Элен некоторое время молча изучала дно своего стакана.
— Как человек… Он жил как будто без кожи — понимаете, такая сверхчувствительность… И постепенно, с годами, сумел внушить себе, что его карьеру загубили. А актер он очень добросовестный. Но ведь это никогда не заменяло таланта!
— Были ли вы в «Лидо» во время того гала-представления, когда Дени угрожал Красавчику Шарлю?
— Была… Вале в тот вечер был особенно отвратителен. Любой на месте Робера захотел бы набить ему морду. Ну, во всяком случае, я надеюсь… Хотя, знаете, в наши дни власть и деньги способны свести на нет любую обидчивость!
— Значит, была все-таки у Вале власть?
— В известной степени — конечно. Он принадлежал к этой новой мафии, которая и диктует, в конце концов, в профессии свой выбор, если не сказать — закон.
Комиссар прошелся по комнате, вернулся к камину и стал машинально покачивать резную люльку темного дерева, покрытую тонкой патиной. Он попытался представить себе действия в предлагаемых обстоятельствах «человека без кожи».
— Как вы считаете, Элен, мог бы Робер Дени осуществить свои угрозы?
— Вы думаете, я способна залезть в его шкуру? Как это сделать? Как тут вообще можно рассуждать хладнокровно? Как определить порог, за которым неудачи, помноженные на озлобление и ненависть, могут одним мощным ударом превратить экзальтированного человека в убийцу? В какой момент слова переходят в действие? — Она покачала головой. — Нет, я не в силах сказать вам, когда мы, актеры, перестаем играть роль… Выходя со сцены или покидая съемочную площадку, мы на несколько часов перестаем быть персонажами пьесы и становимся самими собой. То есть опять-таки персонажами, которых мы играем изо дня в день, без выходных и отпусков, сталкиваясь с другими людьми в повседневных делах и в личной жизни… Нет, не знаю… — Тень разочарования легла на лицо актрисы. — Знаете, по утрам мне случается врать даже себе самой… Перед зеркалом… Потому что так хочется назвать «усталостью» то, что у Расина метко определено как ущерб, нанесенный годами… И безвозвратный… — Она жестом остановила комиссара, пытавшегося возразить. — Вы галантны, комиссар, и женщине всегда приятно слышать, будто она совсем не изменилась. Даже если она отлично знает, что это не так… Главное — ограничить этот… этот «ущерб» и сделать его как можно менее заметным.
Тьебо снова принялся ходить взад-вперед, поменял трубку и стал набивать новую.
— Говорят, некоторое время Шарль Вале был любовником Мишель Ванье… Так?
Элен вдруг разозлилась.
— Я требую, чтобы относились с уважением к моей личной жизни, а это обязывает меня уважать личную жизнь других людей! Не рассчитывайте на меня, комиссар, если хотите услышать отголоски альковных сплетен.
Он пожалел о неудачном вопросе. Нет, даже не о вопросе — о тоне, которым задал его. Но что теперь поделаешь? Надо продолжать…
— В котором часу вы приехали в тот вечер в Нейи?
— Около десяти.
— Может быть, вы видели, как кто-то входил к Шальвану или выходил от него?
Она заколебалась, но Тьебо был настроен решительно:
— Весьма сожалею, теперь уступить не могу: здесь речь не идет об уважении к чьей-то личной жизни. Требуется засвидетельствовать точный факт в деле об убийстве!
Элен пожала плечами.
— Вы думаете, мне надо это объяснять? Предложите лучше выпить, комиссар. Пожалуйста.
Тьебо взял бутылку, любезно оставленную хозяином гостиницы на секретере, и налил виски в стакан Элен.
— Будьте пощедрее, комиссар!
Он подлил ей виски, а сам удовольствовался одинарной дозой.
— Спасибо. Теперь у меня будет ощущение, что я проболталась под воздействием алкоголя.
— Вы приехали к Шальвану на своей машине?
— На такси.
— Следовательно, вышли прямо у дома.
— Да.
— И, расплачиваясь с водителем, видели, как кто-то вошел или вышел…
Элен выпила все до дна, отставила пустой стакан и глухо ответила:
— Этот человек возвращался, я подчеркиваю — возвращался в дом Шальвана, а не первый раз входил туда.
— Какие у вас основания подчеркивать эту разницу? Почему вы так уверены, что именно возвращался?
— Потому, что он… То есть она… Потому что на ней было только платье, а в это время года никто не прогуливается без пальто.
— Это была Мишель Ванье?
Элен расхохоталась.
— Ну, вы зациклились, комиссар! Чем это она так вам не угодила? Нет, это была не Мишель, это была Янник.
Прочитав вопрос на его лице, она уточнила:
— Янник Дютур, помощница режиссера.
— Вы уверены, что это была она?
— Должны бы помнить, комиссар: у меня нет привычки бросаться словами! На Янник была длинная цыганская юбка с оборкой внизу из белого шелка в коричневый горошек и золотисто-коричневая муслиновая блузка с очень широкими рукавами…
— Ладно, ладно, не сердитесь… И все-таки я стою на своем. Вы абсолютно уверены во времени?
— Могу поклясться, что десять еще не пробило!
— Простите мою настойчивость, но время тут — самое главное.
Она следила взглядом за полицейским, марширующим по комнате от двери к камину мимо окон с кружевными занавесками.
— Значит, вы вошли к Шальвану практически сразу за ней?
— Да.
— Вы не заметили, нервничала она? Была взволнована? Испугана?
— У меня не было на это времени: Шальван тут же вцепился в меня и больше не отпустил.
Тьебо остановился перед Элен.
— Предполагаю, однако, что вы — хотя бы просто из любопытства — посмотрели, кто уже пришел до вас, кто нет…
— Тут дело не в любопытстве. Это безусловный рефлекс, свойственный каждой женщине, комиссар. — Она ласково улыбнулась. — Между нами, я всегда стараюсь прийти попозже, одной из последних. Этакое маленькое кокетство. Особенно подходит для случаев, когда много женщин среди приглашенных. — Улыбка стала шире. — Я вхожу. Все внимание этих дам сосредотачивается исключительно на мне. И если они пронзают меня взглядами, значит, все в порядке. И я говорю себе: «Ну, держись, девочка моя! Для тебя еще не все потеряно!»
— И кто же вас пронзил в этот раз?
— Жена второго продюсера, критикесса ежедневной газеты, имени которой назвать не могу, и наша юная предприимчивая Мишель Ванье, полагающая, что с ее красотой можно обойтись и без таланта.
— Ничего себе! Привели в действие целый взвод!
— Надеюсь, что могу быть с вами совершенно откровенной, комиссар. Мне это редко удается на работе, но уж когда выпадает такой случай, я за него хватаюсь.
— И правы.
Значит, Янник Дютур, которая — по чистой случайности! — за несколько дней до отъезда в Ажен выпила стаканчик вина в компании Робера Дени… Не объясняется ли ее внезапно вспыхнувшая симпатия к Пупсику в равной степени его внешностью и местом работы? Не пытается ли она, ловко его выспрашивая, установить: есть ли свидетель ее ухода от Шальвана или возвращения к нему?
— А кого из приглашенных недоставало, когда вы пришли?
— Только Красавчика Шарля. Хотя я бы не сказала, что сразу так уж удивилась его отсутствию…
Глава 13
Логично было бы вернуться в «Золотой рог», но ему показалось смешным отправляться спать за час до полуночи в гостиничный номер, пусть и комфортабельный, но от этого не менее безликий.
Он придумал себе предлог: надо бы найти открытый в эту пору табачный магазин, — сел за руль и потихоньку двинулся в направлении бульвара Репюблик.
Провинция укладывается рано. Естественно, они ведь и встают с петухами… Ярко освещенные витрины только усиливали ощущение пустынности улиц.
Когда Тьебо уже приготовился повернуть налево, чтобы по бульвару Карно подняться к вокзалу, он заметил пришвартовавшийся у «Ледника» микроавтобус киногруппы.
