Г Касьянов - Байкальский экспресс
- Слушай сюда, - сказал он, отстранившись. - Я двух ребят сейчас к Селивёрстычу послал, пусть не пугается. Мы сегодня по горам полазим, пошугаем кое-кого, а они тем временем у него ночью покараулят. Вот. Ты погоди чуток, я сейчас бутылку спирта тебе вытащу. Выпейте с ним за нас, грешных...
* * *
Часа два спустя мы сели с Селивёрстычем за стол. Стол был уставлен добротной снедью.
По первой мы выпили за упокой души участкового, мир праху его. Трое девок-сирот - это проймёт каждого. Тут же налили по второй, выпили и, закусив солёным омулем с горячей картошкой, я рассказал Селивёрстычу всё, что знал о майоре Мущепако. А после того - что о нём думаю. И потом мы стали думать о нём вместе.
- Это вот почему, Филипп, - объяснил Селивёрстыч труднообъяснимый факт предательства. - У каждого человека всё должно быть разложено по полочкам. На этой полке - хорошее, на этой - плохое. А есть такие, у которых всё перемешано, как вон в том винегрете, - он ткнул пальцем в тарелку. - С ними случается такое, отчего волосы дыбом...
- А ведь жалел он всё же вашего капитана, - заметил я, хмурясь от воспоминаний. - Сильно не хотел его за Гусевым посылать, да следователь настоял. А потом на меня орал за то, что я с капитаном вместе в дом не зашёл. А я зашёл, да уже после...
- Я и говорю, - сказал Селивёрстыч, подумав. - У них всё перемешано. И плохое, и хорошее.
Тут мы опять выпили, теперь за всё хорошее, и уже хозяин поведал мне очень, как оказалось, странную историю.
- Я с ребятами недавно поговорил, - начал он, - так они рассказали, что дело-то вроде как заколдовано. В той сумке, что в туннельке нашли, одной упаковки нет. Они говорят, залезал кто-то до них в сумочку и одну упаковку вынул. А почему только одну - никто понять не может.
Я глянул на дверь - ребята торчали за нею на крыльце и присесть за стол категорически отказались. Не положено. За стеной, в соседней комнате домашние собрались у телевизора, который что-то упорно показывал сквозь мерцающий на экране снег. Я вспомнил испытующий взгляд следователя Мудракова, так и не пожелавшего задать мне какой-то вопрос. Банка с героином лежала в туннеле, надёжно припрятанная.
- А что тут непонятного? - спросил я лениво. - Нежадный человек оказался. Бывает.
Хозяин усмехнулся, взглянул на часы и предложил:
- Идём на пути. Сейчас туристический подойдёт, нам хлеб выгрузят.
- С каких это пор туристический стал здесь останавливаться?
- Да ни с каких. Сегодня исключение. Рабочий-то не пустили, пока дополнительный с пассажирами стоял.
Мы вышли к путям. Из горловины ущелья дул прохладный ветерок,
рябивший воду напротив. На юго-востоке блестели в лучах заходящего солнца, будто на картине Рериха, горы Хамар-Дабана, замыкавшие чашу Байкала с той стороны.
Не спеша подплыл к нашей пристани туристический, неприступно-элегантный, с роскошными голубыми вагонами, на которых золотом сияли слова: ORIENT EXPRESS. Из окон вагонов торчали восторженные физиономии вперемешку с объективами видеокамер. Наиболее отчаянные туристы снимали, высовываясь из окон наружу до пояса и ниже оного.
- Что у вас стряслось? - спросил человек в белом халате, передавая шесть буханок хлеба из двери вагона-ресторана. - Почему задержали? Опять камнепад?
- Не, - ответил Селивёрстыч. - Если бы камнепад - сейчас технику ждали бы. А тут без неё сами управились. Зелёный вам до порта Байкал.
- Молодцы, - похвалил человек в халате.
Стоявший в тамбуре соседнего вагона мужчина в трико с лампасами заметил с неудовольствием:
- Перестраховщики, ядрёна вошь. Вечно железнодорожники из мухи слона делают. Зелёный... Сейчас солнце сядет и ничего не снимешь. А люди для чего сюда поехали?
- А ты штаны сними, если снимать нечего, - сказал я ему на это. - Как солнце сядет. Вот люди и повеселятся. Для чего поехали?
Человек в халате загоготал, а мужчина в тамбуре выпучил глаза и поинтересовался:
- А ты кто такой?
Тут он стал говорить какие-то нехорошие слова, но в этот момент сипло заорал тепловоз и элегантный Восточный экспресс степенно отвалил от нашей пристани. И, набирая скорость, сквозь туннели и галлереи поплыл в сторону порта Байкал. И двести сорок восемь мостов и виадуков ложились под его колёса... А мы сделали ему ручкой и направились к дому.
У нас ещё было, что выпить, и было, о чём поговорить.
18. 12. 2000г.
