Леонид Словин - Время дождей
— В печати промелькнуло…
— Любуйтесь! — Терновский достал из портфеля журнал. С титульного листа, сверкая всеми красками древней палитры, задумчиво смотрел торженгский «Апостол Петр». — Это каталог предстоящей в мае международной выставки.
— О-о! Откуда, если не секрет?
— Зарубежный корреспондент, коллекционер, когда-то приезжал в нашу страну, — разговаривая, Терновский прислушивался к собственному голосу, — теперь я собираюсь к нему в гости.
За соседним столиком поутихли, заинтересованные их разговором.
Кремер развел руками.
— Завидую, о таком корреспонденте можно только мечтать…
— У меня два экземпляра, — великодушно предложил Терновский. Он не был похож ни на одного из тех коллекционеров, с которыми Кремер за это время имел дело. — Хотите?
— С автографом известного собирателя икон!…
— Ну что ж, — Терновский расписался на обложке жирным фломастером, — буду рад.
— Весьма признателен.
На эстраде появился небольшой инструментальный квартет. Кремер посмотрел на часы.
— Ждете кого-нибудь? — спросил Терновский.
— Одного человека, видимо, он не придет.
— Я жду приятельницу, — Терновский кивнул на свободный стул. — Из Залесска.
— С выставки?
— Она там работает. Мне нужно обязательно ее дождаться. Дело в том, что завтра меня уже не будет в Москве. Я еду в Закарпатье.
— Ловите жуликов где хотите, только не под сводами музея… — Позднова тряхнула рыжеватой, перетянутой резинкой косицей. Челка рассыпалась, закрыла лоб. — Не в залах!…
Ненюков предполагал, что так и будет, но без руководителей выставки осуществить задуманную операцию было невозможно.
— Против! Тысячу раз против!…
— Экспонаты будут заменены.
— Где вся обстановка — воздух, стены освящены близостью величайших имен!
Разговор обещал быть долгим.
Ознакомившись с рапортом Ненюкова, предполагавшего возможность кражи на выставке в Залесске, следственное управление поручило уголовному розыску срочно подтвердить либо опровергнуть гипотезу инспектора по особо важным делам. Учитывая срок закрытия выставки, на выполнение поручения оставалось несколько часов.
Ненюков предложил план операции. Дать возможность преступникам заполучить несколько малоценных икон, организовать наблюдение и задержать вместе с перекупщиком. Только так можно выйти на иконы, похищенные у онколога, на «Святого Власия», раскрыть убийство Смердова. Пока план обсуждался, Ненюков приступил к практическим мерам, генерал Холодилин поддержал его.
— Операцию готовить в полном объеме! — Не отменяя приготовлений, он, однако, поручил проверку этой версии одному из своих осторожных молодых референтов — майору Несветаеву.
Теперь Несветаев тоже сидел у Поздновой, неприметный, скованный, с широко посаженными глазами, и, не отрываясь, конспектировал.
— С годами, — говорила Позднова, — люди будут все больше стремиться познать истоки! Вглядываться в дошедшие сквозь века сарматские узоры вышивок, в символически-культовую резьбу прялок, краски древних икон… В знаки далекого времени, когда человек ежедневно соприкасался с искусством и был художником сам! Понимаете, через много лет уже станет неважно, как наш далекий предок называл лицо, изображенное на куске дерева, — Спас ли, Сын Человеческий или Учитель Праведности. На первый план выдвинутся представления о справедливости, которые связывались с ними… Мы отвечаем перед потомками. Понимаете?
— Я милиционер, я должен думать о том, как вернуть похищснныс шедевры — «Сказание о Георгии и змие», «Святого Власия»…
— «Святого Власия»?!
— Смердов убит, — Ненюков кивнул. — Вы не знали?
— Фадей Митрофанович?
Несветаев захлопнул блокнот, осторожно встал, отошел к висевшей на стене репродукции. О нем сразу забыли.
— Можете сказать, как это случилось?
— Преступников было двое. Они обманом добились, чтобы Смердов показал им икону, потом убили. Скорее всего, с теми же двумя нам предстоит встретиться сегодня на выставке…
Позднова молчала. Несветаев дипломатично рассматривал репродукцию — изнывающий от жары дворик в Севилье.
— Но все ценное!…
— Будет надежно укрыто.
На столе перед Поздновой лежали сигареты, Ненюков посматривал на распечатанную пачку.
— Хорошо. — Позднова невольно взглянула на часы: ее ждали в «Авроре». — Я согласна…
Когда они возвращались в управление, Несветаев спросил:
— Почему вы считаете, что кража произойдет в день закрытия?
— В этом случае она будет обнаружена позднее. Преступник надеется скрыться раньше, чем начнется розыск, — ответил Ненюков.
— Неубедительно.
— Так бывало не раз.
Несветаев заглянул в блокнот.
— Вы замените все иконы?
— Что вас смущает?
— Специалист заметит подмену.
Ненюков взглянул на него:
— Вы верите в то, что кражи совершают сведущие люди?!
— Чем все-таки вы объясните отсутствие «Апостола» и других работ Тордоксы?
— Объявлено, что готовится экспозиция «Краски северных икон». Пусть думают, что им достались иконы с этих стендов…
Несветаев сверялся с записями, задавал новые вопросы.
— А если временно ограничить поиск районом кафе «Аврора», фабрики зонтов? Сенников может вернуться туда.
— Но его цель выставка. Иконы Тордоксы.
— А вдруг преступники подожгут выставку? Представляете?
— Для этого не обязательно входить в помещение.
— И все-таки?
Ненюков пожал плечами.
— Пусть у вас будет наготове пожарная команда. И наконец… — Несветаев жирно подчеркнул в блокноте. — Операция должна быть согласована с прокурором.
— Это уже серьезно: в нашей грамматике слова «Прокурор» и «Прокуратура» пишутся с заглавных букв. — Ненюков улыбнулся.
— Тогда я первый «за».
Они проехали по улице Герцена, оставался последний поворот на Огарева. Ненюков приготовился выходить.
— Считайте себя зачисленным в группу захвата, — сказал он Несветаеву прощаясь.
— Желаю удачи.
К прокурору ездил генерал Холодилин. Ненюков ждал в приемной, глядя на стрелки часов, каждое движение которых приближало закрытие залесской выставки.
Управление жило обычной будничной жизнью. Входили и выходили сотрудники, звонили по телефону, оставляли секретарю справки и рапорта. Где-то в глубине здания невидимая рука отстукивала строчки ориентировок.
Отсюда — из центра предупреждения правонарушений и борьбы с преступностью — поступало все новое, чем располагала современная криминалистическая наука, здесь разрабатывались и координировались совместные действия по раскрытию наиболее опасных преступлений.
Операция в Залесске была крупным, но не единственным делом Управления уголовного розыска в ближайшие сутки.
Нетерпеливо поглядывая на часы, Ненюков не думал об уголовных делах, по которым так же в этой приемной ждал решений генерала. Переходить от раскрытия к раскрытию, считать главным то, что сегодня в производстве, — судьба инспектора по особо важным делам, однако сейчас Ненюкову казалось, что не было в его жизни дела значительнее, чем поиск этих покоробленных временем черных досок.
Ненюков не заметил, как в приемной появился Холодилин. Все встали. Генерал кого-то искал — спокойный, непроницаемый даже для коллег, от которых не могла, казалось, укрыться никакая тайна.
Взгляд его остановился на Ненюкове.
— Владимир Афанасьевич, — по лицу Холодилина по-прежнему невозможно было ничего прочитать, Ненюков приготовился к худшему. — План утвержден. Желаю успеха.
Судя по штемпелю, письмо ждало Кремера на почтамте больше недели.
«Уважаемый товарищ — выпускник нашего факультета!»
Кремер быстро проглядел текст:
«Традиционный сбор закончивших факультет состоится в банкетном зале ресторана «София» (ул. Горького, 32) в 18 часов 30 минут».
Приглашение было послано почти за месяц.
«Где я буду в это время?» — подумал Кремер.
Было интересно увидеть постаревшего, но все еще благообразного декана, всматривающегося в лица бывших выпускников. «А что с Кремером? — наверное, спросит он. — Кто-нибудь видит его?» Конечно, декан скажет не так, потому что студент по фамилии Кремер никогда у него не обучался, назовет другую фамилию. «…Плывут облака, все белое солнце закрыв. И странник вдали забыл, как вернуться назад…»
Выходя из телеграфа, Кремер привычно оглянулся: несколько человек заполняли телеграммы, еще трое стояли у окошка — никто не устремился за ним следом.
День стоял хмурый, с морозцем. Табло над входом показывало 13.45. Кремер сунул приглашение в карман.
Сверху по улице Горького, от магазина «Меха», катило свободное такси. Кремер поднял руку.