Юрий Енцов - Охота на единорога
— Не совсем так, — сказала Фатима. — Любовь зарождается у него спонтанно, сама собой, симпатия возникла мгновенно. Любовь с первого взгляда с неожиданными повторными вспышками чувства. Никакие рассуждения не в состоянии влиять на чувство: это слепая любовь, которой нет дела до чьих-то увещеваний. Не исключено, что жадная страсть возгорится не единожды, но всякий раз в душе будет уверенность, что эта любовь — последняя. Чувства к любимой у него очень просты и искренни, но… недолговечны.
— Еще бы ведь он, как все политики, борцы за идею озабочен отстаиванием идеалов, защитой свободы — общей или просто своей личной, — сказал Серж. — Страсть к приключениям? Да, наверное. Но еще мне кажется, у него есть стремление к честному соревнованию. Когда его идеи отвергаются — он становится агрессивен. Доктринерские наклонности, умение упрощать. Склонность недооценивать соперников и противников. Его суть — это холодная жажда власти, политические амбиции, тщеславие…
Опять наступила ночь. Опять ему пришлось отправляться из гостеприимного дома на вокзал, на этот раз железнодорожный. Старенькая «Волга» с водителем ждала его у ворот.
Глава 10
Поезд с вагонами российского образца был старым и пыльным. Серж взял билет в вагон люкс, но оказалось, что ехать с ним будут двое пассажиров, которые разместились на скамейке и должно быть предполагали всю ночь ехать сидя. Они приняли его за сирийца, он не возражал.
Сергей положил свой кожаный портфель под голову, укрылся плащом и закрыл глаза. Ему не давали заснуть суета в вагоне, несколько раз заходил проводник, ходили куда-то соседи. Наконец все более или менее угомонились и он задремал, чтобы проснуться уже когда поезд был неподалеку от Басры.
Соседи спали обнявшись. Сергей взял портфель и плащ и вышел в коридор, чтобы больше уже не возвращаться в купе до самого поезда.
На вокзале он взял такси. На этот раз это был «Фольксваген», тоже довольно старый, без одного стекла.
— Знаешь ювелира Убейда? — спросил Серж таксиста.
— Ювелира Убейда? — переспросил таксист, — это один из самых уважаемых мастеров Басры. Ещё в семидесятых годах, то есть более тридцати лет тому назад он, тогда простой таксист стал учеником старого ювелира. Под его руководством освоил в совершенстве это тонкое дело. Но пошёл дальше по пути изучения и развития мастерства. Теперь если кому-то придет в голову изучить ювелирное дело, это можно сделать по его книге.
Ехали довольно долго. Басра город сравнительно небольшой, но разбросанный по берегу залива. Наконец добрались, машина остановилась подняв клубы белой пыли, Серж расплатился и постучал в дверь. Его встретил привратник, попросил подождать.
Они встретились с Убейдом в зале наподобие домашнего кинотеатра. Шел просмотр фильма, поэтому не удивительно, что первый вопрос был о фильме, который у смотревших местами прошибал слезу.
— Какой-то индийский фильм? — спросил Серж после обмена приветствиями.
Но ювелир отнесся к увиденному скептически:
— Сам фильм мне не интересен, мы хотели посмотреть украшения, это нужно для работы. Кинокартина может произвести впечатление, — продолжил ювелир. — Но человеческие страсти, которые в ней отражаются, меня давно уже не трогают. Уже старый, мне ведь 62 года. Все эти людские трагикомедии для меня потеряли интерес. Я вижу каждый день столько драм, потому что много езжу по стране. Вижу каждодневно моральные казни нашего народа.
Если спросить: кто вопреки, совести и вере, себя почтет непогрешимейшим из непогрешимых на земле? Многие! Тяжкие наступили времена, для поклоняющихся Аллаху не для вида, сохранив непоколебимость. Большая же часть людей предпочтет во внешних обрядах проявлять обязанности веры. Израненная тучей стрел, прочь отступит Истина, и станут редки свершенья веры. Добрый для злых и злой для добрых, этот мир сам горько застонет под своим невыносимым бременем, пока не настанет срок возмездье грешникам.
— И его судьба складывалась драматически, — сказал один из присутствующих, — в начале девяностых мастера за что-то посадили в тюрьму.
— Это было в 1992 году, — пояснил Убейд. — Меня арестовали, и я провел в четырех тюрьмах полтора года. Я тогда воспринял это как ещё одно испытание. Арест инспирировали специально, для того чтобы убрать меня подальше. Но мои противники потом за всё это ответили. Был суд и над ними.
Чего мы только не предпринимали. Жене было плохо со мной — последним из отверженных. Или плохо без меня, не знаю как лучше выразиться. Но она пыталась что-то сделать. Как-то выйти из положения. К нам приезжал с продуктовыми передачами ее отец. И вот она решила поменять нас местами, для этого купила парик, гримировальный набор и другую одежду. Мне казалось, что это чистая блажь.
Недостаток деликатности создало мне дополнительные трудности. Она ведь тоже была такая. Надо было постараться уделять больше внимания деталям, намекам судьбы, углубиться и понять суть происходящего вокруг. Во мне странным образом сочетались суетливость, желание что-то делать, действовать, с апатией. Моя напористость воспринималась окружающими недоброжелательно, и быстро пропадало желание действовать. Возможно, я слишком много думал об оценке этих окружающих…
В крепость на холме, где нас содержали, привезли беженцев с Кавказа. Это может проиллюстрировать всю глубину моего, нет — нашего с нею падения. Ведь нас никто никуда не гнал. Мы бежали, наверное, сами от себя! Они не сказали ей: чего же ты живешь в таком месте с таким мужиком? Но я это их мнение почувствовал.
Было тяжело, но помогала юношеская способность к восстановлению. У меня есть способность идти своим путем. По своему «по-крестьянски» я пытался наладить нашу совместную жизнь. Мы сажали овощи на участке, это место называли у нас «поле чудес». Я возил по осени мешки на садовой тележке. Я никогда не был слишком-то изворотлив, скорее излишне прямолинеен. Идеалистичен. Слово меланхолия мысленно произносилось неоднократно. Хочется одиночества. Но одиночества счастливого. Я чувствовал давящее, ограничивающее влияние.
Меня хотели сломить любыми средствами. Инкриминировали буквально всё, начальник тюрьмы даже пошутил по этому поводу, что странно, что в деле не записали изнасилование и покушение на Саддама. Потом был в другой тюрьме. По сравнению со всем пережитым камера показалась курортом, там просто было прохладно и даже телевизор в камере. Думали помру, а я не помер. Оглох на одно ухо.
Но суд посчитал, что в моём деле отсутствует состав преступления. Так что выплатили компенсацию.
— Вы ведь руководите школой ювелиров? — спросил Серж.
— У меня есть большая школа, — ответил Убейд. — Она существует уже 32 года, 17 лет мы были в «подполье». Сейчас под нашей эгидой находятся 47 ювелиров, мы создали ряд молодёжных программ, одна из них успешно работает в некоторых областях. Мы готовим молодёжь. Во всех регионах Ирака работают мои ученики.
Ювелиры — это особая стать. У нас была своя студия, но потом когда государство перестало финансировать, она приказала долго жить. Это особые люди, они работают за гранью человеческих возможностей. Должна быть школа, своя иракская. Как французская и русская. Так и у нас должна быть своя школа. У нас есть всё для этого.
Чувствовалось по всему, что ювелир — человек занятой. Как оказалось, он заведующий отделом патриотического воспитания молодёжи. Но тут к Сержу подошла его жена, прожившая с мастером долгую жизнь, они вместе уже 36 лет. Разговор с нею — оказался ничуть не менее интересным. Серж извинился перед ней, что, может быть, его вопросы покажутся ей наивными. По моему мнению, мастер широко известен только в Басре?
— Местный шейх пригласил его, — объяснила пожилая женщина. — Ювелир вообще не думал, что сможет.
Незадолго до того он сделал диадему. Ему сначала хотели тоже дать должность. Но в те времена было модно — продвигать нацменьшинств и в результате место досталась красавцу курду. Но тот, уже тогда был не очень молодой человек, к тому же пережил какую-то автокатастрофу, он даже ходил с трудом. Ему помогали. В том числе Убейд — я его работы узнавала.
— А как он стал мастером? — спросил Серж.
— Он много лет был главным ювелиром шейха. Западный стиль в ювелирном деле был запрещен и первым кто приютил мастера был он. Шейх был по тем временам, прогрессивным руководителем! Ювелир много лет работал, преподавал.
— Да, вспоминаю, — сказал Серж. — Это считалось «тлетворным влиянием запада». Но, тем не менее, люди как-то жили, приспосабливались.
— Он занимался со специалистами, — сказала она, — готовил людей.
— Ну, что называется, — сказал Серж, — на него «обрушилась слава»?
— Не обрушилась, — пояснила женщина. — Слава к нему пришла постепенно. После того как разрешили, не было такого выпуска какой-нибудь газеты, где бы не было статьи с фотографией. Это сейчас стало больше газет, больше каналов телевидения, а тогда после нескольких публикаций или сюжетов по телевизору популярность становилась очень большая.
