Ксавье Монтепен - Сыщик-убийца
Следователь привскочил.
— Меньше виновны, чем кажется? — повторил он, глядя ему в лицо. — Эта претензия по меньшей мере странна. Вас видели в ту минуту, когда вы воровали, а после этого нашли в вашем чемодане украденные вещи.
— Я был не один, господин следователь. Я только смотрел, как другой воровал, но лично не брал ничего.
— Полноте, ваша внешность описана совершенно верно.
— Да, потому что я был рядом с тем…
— С кем? С вашим сообщником?
— Да, господин следователь. Даю вам слово, что украл вещи он, я же только стоял настороже.
— И вероятно, вы будете говорить, что он отнес часы к вам?
— Точно так, господин следователь. Я взял на себя спрятать их до тех пор, пока не представится случай продать. Моя любезность погубила меня.
— Однако ваша любезность имела основой вашу же выгоду. После продажи деньги должны были быть разделены?
— Конечно, господин следователь. Это совершенно естественно.
— А кто был другой, ваш мнимый сообщник?
Ландри опустил голову, вертя в руках фуражку.
Наступило минутное молчание.
— Отвечайте же! Если вы можете назвать настоящего вора! Не то я буду думать, что вы просто сочинили все это для того, чтобы снять с себя большую часть ответственности. Вы попадаетесь уже не в первый раз и вдобавок за подобное же воровство. В первый раз о вашем поведении не могли сказать ничего дурного, поэтому вас приговорили всего к двум месяцам тюремного заключения, но на этот раз суд будет строже, и вас отправят на тринадцать месяцев в центральную тюрьму и на несколько лет отдадут под надзор полиции, если только вы не докажете существование сообщника, более виновного, чем вы.
Ландри вздрогнул, так как полицейский надзор внушает всем ворам непреодолимый страх. Это классический меч Дамокла, постоянно висящий над их головой. Выйдя из тюрьмы, они обязаны жить в указанном полицией месте. Если же они явятся в Париж, то могут быть почти уверены, что их сейчас же арестуют и приговорят уже гораздо строже.
— Как, господин следователь! — вскричал он. — За какую-нибудь несчастную полудюжину скверных часов, из которых двое сломаны, меня присудят к тринадцати месяцам и к полицейскому надзору?!
— Это самое меньшее, что вам грозит, если вы главный виновник. Если же вы только сообщник, то к вам, по всей вероятности, будут снисходительнее. Может быть, даже забудут, что вы пытались сопротивляться полиции.
Ландри сложил руки, и лицо его приняло самое лицемерное выражение.
— О! Господин следователь! Я от всего сердца раскаиваюсь, клянусь вам! Я выпил лишнее и, видя, что меня арестуют, почти сошел с ума. Я не понимал, что говорю, что делаю, и теперь на коленях готов просить прощение за мое преступное покушение…
— Которое, без сомнения, удалось бы, если бы не вмешательство одного мужественного человека, который бросился и обезоружил вас, рискуя жизнью. Но дело теперь не в том: надо закончить историю с часами, и я советую вам назвать сообщника, если только он у вас был.
— Мне тяжело донести на товарища, — прошептал Ландри. — Но каждый должен думать о себе…
— А так как это необходимо, то говорите!
— Сообщника зовут Жан Жеди по прозвищу Соловей.
Следователь сейчас же выписал ордер на арест Жана Жеди.
Затем спросил, кто это такой.
— Жан Жеди, — ответил Ландри, — уже раз шесть был осужден и, между прочим, один раз на пять лет тюрьмы и шесть лет был под надзором полиции.
— Где он живет?
— На улице Винегрие, 21.
Следователь закончил допрос. Письмоводитель прочел все записанное, и Ландри подписал, не моргнув.
— Отправьте подсудимого в тюрьму, — сказал следователь солдату.
Ландри сделал движение, чтобы попросить позволения говорить.
— Что вам надо? — спросил следователь.
— Господин следователь, — прошептал арестант, — вы арестуете Жана Жеди?
— Ну так что же?
— Я хотел бы просить, как милости, чтобы меня не сажали вместе с ним. Он очень мстителен. Когда его арестуют, он, без сомнения, угадает, что я донес на него, и так как я очень кроток, то, наверное, свернет мне шею.
— Хорошо. Ваше желание будет исполнено.
— Благодарю вас, господин следователь. Вы спасаете мою жизнь.
После ухода Ландри следователь сейчас же позвал агента:
— Возьмите на себя это дело.
— Какое?
— Надо произвести арест на улице Винегрие, 21.
— Кого прикажете арестовать?
— Некоего Жана Жеди по прозвищу Соловей.
— Погодите, я знаю, кто это. Он судился уже много раз. Мы давно караулим его. У него нет никаких средств, и мы предполагали, что он ворует, но он очень ловок, и его невозможно поймать на месте преступления.
— Вы знаете его по наружности?
— О! Отлично! Это высокий малый лет сорока трех или сорока пяти, худой, как скелет.
— Возьмите с собой двух агентов и отправляйтесь.
— Сегодня же вечером он будет арестован, — ответил Жобен, кладя ордер в карман.
Он поклонился и хотел выйти.
— Еще одно слово! — воскликнул следователь. — Сделайте, пожалуйста, для меня одно дело, которое задержит вас очень ненадолго.
— К вашим услугам, сударь.
— Отвезите вот этот пакет в министерство юстиции, в отделение иностранных дел и отдайте в руки начальнику отделения. Мне сказали, что это очень важно.
— Хорошо, сударь.
Жобен вышел.
В префектуре бывший нотариус с нетерпением ожидал возвращения Ландри.
— Ну что? — спросил он, как только тот вошел.
— Дело сделано, и я убежден, что меня приговорят довольно строго, может быть, даже отдадут под надзор полиции, но, по крайней мере, этот негодяй Жан Жеди тоже будет доволен.
— Ты донес на него?
— Да, как на главного виновника кражи часов.
— Ты не говорил обо мне?
— О тебе? Зачем же? Ты не сделал мне ничего. Постарайся устроиться так, чтобы тебя поместили вместе со мной: мы повеселимся.
Два часа спустя Клод Ландри в обществе нескольких арестантов был отправлен в тюремном экипаже в дом предварительного заключения.
Он был очень доволен.
«Если тебе не удастся доказать алиби, мой милый Жан Жеди, — думал он, — то с таким прошлым тебе придется плохо».
ГЛАВА 6
В это время Жан Жеди нисколько не подозревал того, что замышлялось против него в префектуре.
Он вернулся домой в три часа и заснул, спрашивая себя: не заблуждается ли он относительно сходства между мистрисс Дик-Торн и женщиной из Нельи?
Квартира Жана Жеди была на пятом этаже старого дома и состояла из двух мансард, содержащихся в чистоте. Белый деревянный стол, четыре стула, кухонный шкаф и маленькая плита с тремя конфорками составляли меблировку первой комнаты. Во второй стояла железная кровать, два стула, комод орехового дерева и различные инструменты гравера. В углу помещался чемодан.
Вся обстановка принадлежала Жану Жеди.
В один прекрасный день он сказал себе:
— Такой человек, как я, не должен жить в гостинице — это слишком опасно. Приходится записывать свое имя в полицейские книги. Имея свою квартиру и умея вести себя — дело совсем другое: никто вами не занимается, вы имеете вид честного рабочего, платите в срок и обделываете свои делишки отлично.
Одна кража со взломом в окрестностях Венсена принесла Жану Жеди шестьсот франков. Вместо того чтобы истратить эти деньги на кутежи, как обыкновенно поступают ему подобные, он купил мебель и снял квартиру на улице Винегрие. Его домохозяин очень ценил его как аккуратного жильца, и все соседи считали его хорошим гравером.
В молодости Жан Жеди действительно был гравером и мог бы честно зарабатывать на жизнь, но дурные инстинкты, а еще больше — дурные знакомства сделали из него негодяя, вора и убийцу.
Отлично зная, что полиция питает некоторое уважение к людям, имеющим средства, он постоянно держал в квартире две или три доски с начатыми работами, всегда аккуратно платил за квартиру, никого не принимал у себя и никому не давал адреса, даже сообщникам. К несчастью, один раз после хорошей выпивки он изменил этому правилу, и Клод Ландри узнал его адрес.
С годами Жан Жеди нисколько не изменил своего поведения, но только его подозрительность и осторожность увеличились. Обычно он работал один, отлично зная, насколько опасно сообщничество. Он только случайно согласился принять участие в деле на улице Берлин, соблазненный большими выгодами, хотя, несмотря на это, оно внушало ему инстинктивное недоверие.
Только что пробило девять часов. Жан Жеди проснулся, встал с постели, привел в порядок свое хозяйство и оделся.
Он был одет очень прилично, он считал, что костюм рассеивает подозрения полиции.
Одеваясь, Жан Жеди сунул руку в карман костюма, который надевал накануне, и вынул алмаз и жестяную коробку с воском.
