Карин Эдстрём - Фуриозо
Анна и Хелена, конечно, играли Брамса сотни раз, свои партии прекрасно знали. Рауль тоже знал ноты наизусть и не сверялся с ними. И только Каролина — единственная из всех — вынуждена была внимательно следить за черными значками, прыгающими перед глазами. И если ее взгляд случайно пересекался со взглядом Рауля, она вынуждена была тут же опускать глаза к пюпитру.
Когда Каролина сбилась в очередной раз, Анна резко сказала:
— Держи темп, Каролина!
— Ты все время смотришь в ноты, дружок, — попыталась спасти ситуацию Луиза, — но зрительный контакт с другими музыкантами очень важен.
— Я стараюсь.
— Соберись, Каролина, — приказал Рауль.
Луиза тотчас же сделала замечание:
— Рауль, милый, будь с ней помягче.
Тот не преминул воспользоваться случаем и подал тайный знак Каролине:
— Я всегда сама нежность с неопытными музыкантами!
Каролина смущенно отвела глаза. Анна поторопила:
— Попробуем еще раз.
— Сейчас будет очень сложный фрагмент, — предупредил Рауль. — Требую полной концентрации внимания и гармонии между музыкантами. Смотри на меня, Каролина, когда будешь играть. Сможешь?
Она посмотрела ему в глаза:
— Так? Доволен?
— Именно так.
Анне все меньше нравилось, что Рауль концентрирует внимание на Каролине.
— Рауль, хватит командовать! Давайте играть.
— Каролине нужна строгая дисциплина, — парировал Рауль и обратился к Луизе: — Ты ее слишком распустила, Лусс.
Он послал Луизе улыбку, и та рассмеялась:
— Рауль, как ты можешь такое говорить!
Но Рауль уже откинулся назад, скрестив ноги, скрипка в его руках смотрелась как нечто сродное его естеству.
— Дисциплина, Каролина, и еще раз дисциплина — вот на чем строится струнный квартет, — менторским тоном произнес Рауль, но его слова явно расходились с тем, что излучали глаза, смотревшие на Каролину.
— Ты мне не учитель! — пробурчала Каролина, боясь выдать волнение, вызванное многозначительным взглядом Рауля.
— Правильно! Посмотри в ноты, запомни их и потом смотри на меня.
— Хватит! — топнула ногой Каролина и чуть не выронила смычок. Это был перебор, и Рауль вопросительно посмотрел на девушку. — Я сойду с ума! — эмоционально пояснила Каролина.
Хелена демонстративно вздохнула:
— Дай девочке шанс.
— А я и даю, — усмехнулся Рауль, поднимая смычок. — Каролина, приготовься: начинаем.
Скрипка отозвалась мелодией на движение рук маэстро, выбравшего темп более спокойный, чтобы виолончель успела подстроиться к остальным инструментам и звучать в квартете уверенно. Каждый раз, встречаясь с Каролиной взглядом, Рауль приподнимал одну бровь, вызывая у нее улыбку. Он делал все, чтобы обладательница виолончели и его сердца эмоционально раскрылась в своей партии. Одновременно он наслаждался гармоничной игрой музыкантов, над которыми взял абсолютную власть. Рауля все это возбуждало и заставляло играть на пределе возможностей.
Луиза, восхищаясь красивой, слаженной игрой квартета, радовалась за Каролину: наконец-то она с Раулем перестала ругаться, нашла общий язык. А вдруг они даже станут друзьями? Эта мысль была Луизе особенно приятна.
Рауль напрягся — смычок запорхал по струнам. Каролина склонилась над виолончелью, словно уговаривая ее. Чувство страха исчезло и уступило место уверенности в том, что она справится. Пальцы и смычок слушались Каролину беспрекословно. Когда пассаж казался особенно трудным, с губ девушки срывался вздох, но она упорно преодолевала препятствие за препятствием, понимая, что пути назад нет. Рауль совершенно прав. Ну а Луиза сама виновата в том, что заставила ее играть Брамса вместе с ним, виновата в собственной недальновидности. Каролина тут ни при чем.
* * *На материке разразился шторм, но в небе над Свальшером не было ни облачка. Осенний воздух, чистый и холодный, заставил вышедших отдохнуть на террасу женщин завернуться в пледы. Луиза блаженно вдохнула морской воздух и устремила взгляд к горизонту:
— Люблю осень на Свальшере — здесь спокойно, тихо. Только небо, море и чайки…
— Вам не кажется, девочки, что Рауль ведет себя странно? — спросила Анна, желая развеять зародившиеся подозрения.
— Рауль… почему?
— Иногда посреди разговора он замолкает, а мыслями витает где-то далеко. Знаете, его что-то гнетет. Я чувствую, потому что мы с Раулем всегда понимали друг друга без слов. И теперь мне тревожно, я переживаю: Рауль такой ранимый!
Хелена расхохоталась:
— Ранимый? Да он непробиваем! Советую тебе не тратить нервные клетки впустую.
Анне эта реплика не понравилась, она хотела, чтобы и остальные высказали свои подозрения.
— Прости, конечно, Хелена, но ты не знаешь его так хорошо, как я. Мне кажется, он несчастлив в браке.
Луиза поддержала Анну:
— Да, мне тоже показалось, что он напряжен. Скорее всего, поссорился с Джой.
— С Джой? Правда? — В глазах Анны вспыхнула радость. — А я думала, что они очень счастливы вместе.
— Они уже давно пытаются завести детей, — пояснила Луиза. — Третий раз пробуют искусственное оплодотворение, но безуспешно. По-моему, проблема в Джой. Рауль последнее время часто повторяет, что пора менять жизнь. Но не исключено, что это просто кризис среднего возраста.
Хелена попыталась скрыть волнение за небрежным тоном:
— Что-то не верится в отцовские чувства Рауля. Думаю, ребенок — затея только Джой. Он никогда не проявлял интереса к детям. И потом, кризис среднего возраста — это осознание того, что смысл жизни в детях? Чепуха какая!
— Иметь детей — естественное желание всякого нормального человека, — степенно произнесла Луиза.
Хелена снисходительно посмотрела на нее:
— Уж кто бы говорил! Почему ты не заводишь семью и не рожаешь детей?
Луиза не нашлась что сказать и промолчала. Хелена наступала:
— Так ты хочешь иметь ребенка, Лусс?
— А почему бы мне не хотеть ребенка?
Луизу так и подмывало рассказать о своем плане, но она сдержалась.
— А Каролина хочет ребенка? — продолжала допрашивать Хелена.
Поняв, что о Рауле больше не вспоминают, Анна не дала Луизе ответить.
— Как мне надоели эти вечные разговоры о семье: семья — благо, семья — ценность, семья — долголетие, — почти простонала она и зажгла сигарету. — А эти мамаши в коротких топиках, гордо выставляющие свои животы? Ну что такого сексапильного в беременности, скажите мне!
Хелену рассмешил протест Анны.
— Дети, дорогуша, это радость. Конечно, от них навалом хлопот, но хлопоты радостные! Поймешь ли ты… никогда не жалела, что родила двоих. Они наделяют жизнь взрослых смыслом.
Анна не собиралась сдавать позиции. Если уж не о Рауле, то о счастье одиночества.
— Об этом я и твержу. — Она затянулась и выпустила ароматное облачко дыма. — Стоит завести детей, как жизнь резко меняется. Ты отдаешь всю себя детям. Ты жертвуешь собой ради них, потому что так велит инстинкт. Ты превращаешься в пещерного человека, которого не волнует ничего, кроме продолжения рода. Современные люди должны отвергать это.
— Уймись, Анна, жизнь не заканчивается с появлением детей.
— Ты сама говорила, что у тебя нет времени на себя и живешь ты только ради детей.
— Ты неправильно поняла меня тогда. Но объяснить, что такое материнство, невозможно — этим надо жить.
Почувствовав проигрыш, Анна разозлилась:
— Не надо меня жалеть, ладно? Не у всех такая идеальная жизнь, как у тебя. Муж, дети, особняк на Юрсхольме. Не всем дано.
Хелена взяла сигарету из пачки Анны и закурила:
— У каждого своя жизнь. И ты сама выбрала дорогу.
— Разве дело в выборе? — кипятилась Анна. — Неужели ты действительно веришь, что можно заказать себе жизнь, как вещь по каталогу?
— Да. А почему нет?
— Думаешь, я бы отказалась выбрать себе семью, роскошный особняк, если бы имела такую возможность?
— Это именно то, чего ты хочешь? — усмехнулась Хелена.
— Не важно. Вопрос: как получить желаемое? Мы сами решаем или судьба решает за нас?
— Ты же не веришь в судьбу, Анна. О чем речь?
— А как назвать то, что выше нашего понимания?
— Стечение обстоятельств. Удача. Случай.
Не заметив, что сигарета потухла, Анна попыталась сделать затяжку:
— По твоей теории стоит только захотеть стать счастливым, как счастье принесут на блюдечке.
— Каждый должен стремиться к счастью. Наше счастье в наших руках, а не в чужих. Но смириться с тем фактом, что мы не можем управлять всем в жизни, придется. Наверно, это и называют мудростью. Каждый несет свой крест.
— Какой еще крест?
Хелена выпустила сигаретный дым через ноздри и усмехнулась:
— Ну, от Лакруа у меня в гардеробе кое-что есть.
