Татьяна Устинова - Первое правило королевы
Значит… значит, скорее всего теперь ей придется искать другую работу.
Осип Савельич умрет от смеха.
Телефон зазвонил так неожиданно громко, что Инна подскочила на диване, чуть не своротив со столика пузатый бокал. Кажется, нервы истончились до ниточек за сегодняшний вечер.
— Слушаю.
— Хотел сказать, Инна Васильевна, что ты очки темные в машине оставила.
Осип, собственной персоной.
— Какие темные очки?
— Свои. Завтра станешь искать, а они в машине.
— Осип Савельич, — сказала Инна с умеренной досадой, — я темные очки стану искать в мае месяце. До этого они мне точно не понадобятся. Ты зачем звонишь?
Осип завздыхал.
— Да… ни зачем. Так просто. Все там у тебя… в порядке-то?
— Все, Осип Савельич.
— Ну и хорошо. По телевизору тебя показали, видала?
— Видала.
— Ну и хорошо.
Опять молчание и вздохи. Инна тихонько хмыкнула — так, чтобы он не услышал.
— Тогда спокойной ночи, Инна Васильевна. До завтра.
— До завтра, Осип Савельич.
Вот какой заботливый у нее водитель, черт бы его побрал! А если она на романтическое свидание отправится, он тоже караулить станет, проверять, высказывать свое мнение, а потом допрашивать о впечатлениях?!
Она не ходила на романтические свидания с тех пор, как вышла замуж.
С тех пор, как развелась, у нее случилось одно свидание, но это еще большой вопрос, можно ли его назвать романтическим.
Теперь из-за этого свидания она не оберется проблем — как будто у нее их мало!
Каким-то образом она оказалась причастна к смерти губернатора и его жены — и сама не знала, каким именно.
Каким-то образом она должна немедленно во всем разобраться — хотелось бы знать, каким именно.
Каким-то образом нужно суметь ни разу не попасться на глаза Ястребову, иначе она потеряет работу гораздо раньше, чем он окажется на престоле, — или она ничего не понимает в людях! Таким, как Ястребов, не нужен никакой «компромат» в непосредственной близости от себя. Он проглотит ее и даже не заметит, что проглотил.
Отряд не заметил потери бойца.
Инна решительно встала с дивана и отнесла в раковину бокал — она терпеть не могла беспорядка. Поднялась на второй этаж и с наслаждением вылезла из черного траурного костюма — давно б ей догадаться его снять!
Тоник спал на ее постели, да не просто на постели, а на самой подушке, раскопав покрывало так, чтобы лежать именно на чистеньком, пахнущем утюгом и свежестью белье.
— Выгоню из дома на мороз, — пообещала Инна, запихивая костюм в плотный ряд одежды. Для этого пришлось произвести серьезные буровые работы и отвал породы. Зачем ей столько шмотья?
«Как бы не так, — ответил Тоник и поглубже зарылся в подушку. — Выгонишь ты меня, как же!»
Инна натянула джинсы и белый свитер бывшего мужа — когда-то он его здесь оставил, и она любила его надевать, словно чувствовала себя в нем защищенной. И еще носки, связанные свекровью.
Когда они развелись, свекровь убивалась больше всех. Рыдала, умоляла еще разок подумать, не горячиться, не торопиться, вернуться — ничего не помогло, конечно.
«Ну ладно, — громко высморкавшись, сказала тогда свекровь, — ладно. Невестка у меня все равно одна. Никаких других невесток не желаю, ты их даже со мной не знакомь, сыночек. Сам как себе хочешь, а мне немного осталось, я с этой доживать стану».
Вот связала ей носки. По пятницам все порывалась приехать убираться, но у Инны была Аня, которая и без свекрови отлично справлялась, и не только по пятницам. Зато свекровь варила борщ — так никто не умел, как она, — и привозила его в наивной белой кастрюльке, замотанной в четыре полотенца, чтобы непременно довезти горячим, как будто нельзя разогреть. И варенье привозила, и творог «с рынка», чтобы «подкормить» невестку, которая «ужас какая худая и желтая!».
Жалко, что нет апельсина.
Инна спустилась вниз, неслышно ступая в толстых носках, и села к столу в кабинете.
Перед ней лежала кипа газет. На самой верхней была та самая надпись синей шариковой ручкой — «Селиверстовой».
Пожалуй, это Мухин писал, решила она, посмотрев газету так и эдак.
Она не слишком хорошо знала губернаторский почерк, но этот был похож. Значит, Мухин хотел, чтобы эту газету передали ей.
Зачем, черт побери?!
Она посмотрела на дату — три месяца, как газетка вышла, всего ничего.
Все тот же белоярский «Московский комсомолец», про который она никак не могла взять в толк, почему он «Московский», если белоярский. Июльский номер, уже пожелтел даже.
Впрочем, подумала Инна, усмехнувшись, он был желтым с самой первой секунды жизни, только-только выбравшись из печатного станка — по законам жанра.
Она развернула газету и быстро просмотрела — ничего особенного. Летние газеты вообще отличаются сонным однообразием и годны большей частью только для того, чтобы бить ими мух.
Из новостей — певец-амфибия Витас собирается в Омск на гастроли. Из сумасшедшего дома сбежал опасный пациент, следует быть начеку. Секс улучшает голос — новое великое открытие медицины. Знаменитый колдун дает советы, как избежать воздействия «темных полей». Пенсионер побил пенсионерку, а из музея народного творчества похитили чучело медведя.
Еще есть одна главная политическая суперновость. Президент пошел в отпуск.
Инна просмотрела газету еще раз.
Ну да. Больше ничего.
Она сложила газету и задумчиво посмотрела на синие закорючки, связанные в ее фамилию.
Что Мухин имел в виду? Зачем ей эта газета? И когда он написал «Селиверстовой»? Тогда, три месяца назад? Или только недавно?!
Синие чернила показались ей вполне свежими, а газета на самом деле была желтой, завалявшейся. Значит, писал недавно. Хотел, чтобы она три месяца спустя узнала о прибытии в Омск певца Витаса? Или о похищенном чучеле?
Вряд ли. Вряд ли…
Она отложила «Комсомолец» и стала смотреть дальше. Оказалось, что первая газета была самой ранней, все остальные более поздние и никак друг с другом не связанные. Попались еще несколько «Комсомольцев» — белоярско-московских, «Версты», «Афиша», «Вечерний клуб» и местная газетка «Домино», состоявшая из криминальной хроники, кроссвордов и программы.
Метель шаталась над Енисеем и по поселку, терлась о стены, как медведица.
Инна думала.
Зачем ей газеты? Как они могут быть связаны с гибелью губернатора и потом — его жены? И связаны ли вообще? Может быть, он хотел сделать ей внушение о том, что средства массовой информации края работают недобросовестно? Время от времени он любил сделать пару-тройку таких заявлений, все никак не мог привыкнуть к свободе слова, все гремел по привычке: «Свобода — не значит вседозволенность!»
Однако Любовь Ивановна сказала, что сейчас принесет ей это, и пошла за этим, и была убита — в то время как Инна спокойно сидела на кухне, рассматривала свои ногти и мечтала побыстрее уехать.
Не из-за этого ли ее убили? И где теперь это? Убийца унес с собой?
Или все-таки это и есть кипа старых, пожелтевших газет?!
В любом случае эти газеты очень важны, раз Любовь Ивановна притащила их с собой в Митину квартиру. Может, было что-то еще, более важное, но газеты тоже имеют значение.
Инна задвинула стул в самый угол и принялась раскладывать на ковре шелестящие тонкие листы. Самые старые — поближе к двери. Самые свежие — поближе к столу.
Получилось газетное поле — без конца и без края.
И что теперь с ним делать?
Ступая прямо по бумаге, она пробралась к двери и опустилась на четвереньки. И стала смотреть заголовки. Один за другим.
Пришла Джина, села на пороге и вопросительно повела плечиком. Инна мрачно посмотрела на нее, заправила за ухо выбившуюся белую прядь и продолжала свое занятие, сделав вид, что никакого Джининого вопроса она не слышала.
«Ну, — повторила Джина, — что это значит?»
Ступила на шуршащее полотно, брезгливо присела, поглядела вокруг и немедленно стала мыться — а что еще остается делать?!
Ох намудрил там что-то академик Павлов с рефлексами, ох намудрил!..
Заголовки казались бессмысленными и уж никак не зловещими: «Нам работать нынче лень, президент уходить в тень», и фотография — пляж, «грибок», в тени «грибка» шезлонг, на шезлонге некто. Подзаголовок: «Президент объявил о том, что летний отпуск проведет в Сочи».
Далее Витас, далее полоумный маньяк, который просто вышел в ворота сумасшедшего дома, и хватились его через неделю, далее супружеская потасовка, магия и все такое.
Она перевернула полотнище. С обратной стороны был секс, тот самый, что улучшал голос. Веселенький доктор советовал всем певцам и певицам записывать свои хиты непосредственно после секса, дабы несказанно улучшить их звучание.
