Екатерина Лесина - Неизвестная сказка Андерсена
В них тоже нашлось место и небу, темному, низкому, угрожающему, на котором сидел тролль из бабушкиных сказок и, глядя вниз, корчил рожи. Потом тролль исчез, но появилась карета, запряженная цугом белых лошадей, она полетела, понеслась сквозь снежную круговерть, и уже не снежинки – белые птицы плясали вокруг нее. Карета летела в небо, разрывая полозьями облака.
Больше снега, больше зимы, больше покоя…
Мальчик знал, что его сказка будет совершенно не такой. И радовался этому.
Домой Дарья бежала. В буквальном смысле слова: задыхаясь, отплевываясь от ледяного, с дымно-гаревым привкусом ветра, кое-как удерживаясь от падения – мерзлый асфальт норовил прокатить на горбу, – понимая, что еще немного и все-таки упадет.
– Девушка! Куда вы так спешите?! – группа парней расступилась, хохоча, протянула руки, пытаясь ухватить за шарф, и Дарья побежала еще быстрее. Домой-домой-домой, за железную дверь – три замка и стальная цепочка – под одеяло, средство от всех страхов, и детских, и взрослых. К успокоительному – мамин совет, и снотворному – Валенькин. К терпкому чаю и жирным эклерам – это рецепт собственный, запрещенный к частому употреблению, но между тем неизменно помогающий.
Господи-господи-господи… ну как так получилось?
И кто это сделал?
Кажется, ей задавали этот вопрос – смешно, откуда Даше знать ответ? Кажется, у нее расспрашивали о девушке – тоже смешно, они ведь и не знакомы, так, случайная встреча, две минуты рядом. Кажется, ей поверили и отпустили. Тот, который из милиции, неповоротливый и сдобный, какой-то вялый, словно не интересен был ему ни труп, ни Ефим, ни Марик, ни уж тем паче Дашка с ее волнениями. Так вот он вежливо сказал:
– Спасибо. Можете быть свободны.
И тогда Дашка сбежала.
– Здравствуй, Дашенька! А ты куда так торопишься? Милая, нельзя бегать на морозе, так можно и заболеть. Конечно, не в вашем возрасте опасаться такого пустяка, как холодный воздух, – сладкий голосок генеральской вдовы отрезвил. Даша остановилась, открыла рот, чтобы поздороваться, и поняла, что вот-вот задохнется. Она что, действительно бежала всю дорогу?
– Вы выглядите очень бледной. А что с вашими сапогами? Ох, Дашенька, нельзя же обращаться с обувью подобным образом! Я помню, как Жорочка меня учил…
– Простите. Я… я спешу.
Спрятаться. Ото всех и от генеральской вдовы тоже, от ее назойливого говорка и боярской шубы с костяными пуговицами, от белого пухового платка, который Клавдия Антоновна обвязывала вокруг головы, водружая наверх шапку-колпак из голубой норки. Укрыться от любопытства, которым лучились глаза генеральши, от необходимости отвечать на вопросы и наново переживать случившееся.
– Конечно, Дашенька, конечно… но не будет ли наглостью с моей стороны напроситься к вам на чай? А лучше вы приходите. Между прочим, когда Жорочка служил на китайской границе – о, это было кошмарное время, – чай я научилась великолепно заваривать.
– Обязательно, – Дарья попыталась протиснуться мимо соседки.
– Сегодня же вечером! Я за вами зайду, – наконец Клавдия Антоновна соизволила отойти от двери, проплыла мимо в облаке нафталина и «Красной Москвы», обернулась и, приложив к губам палец, сказала: – Ах да, Дашенька, простите старую, едва не забыла! К вам сегодня приходили.
– Кто?
– Ну… этот мерзавец! Я ему так и сказала, что поступок его подл и низок, а потому он не имеет права тревожить вас своим присутствием. Признаю, конечно, что с моей стороны это было дерзостью, но я, Дашенька, из благих побуждений, уж простите, но… послушайте совета, не принимайте его назад. Если мерзавец, то навсегда! Помнится, когда Жорочка в ГДР служил, уже в чинах, не то что на границе, условия-то получше, да и Берлин – не степи, все ж цивилизация, так вот, был в части один премерзкий тип, который…
– Простите, я и вправду спешу, – Дарья скрылась в подъезде. Удивительное дело, но старушечья болтовня успокоила, панический ужас исчез, осталось чувство неудобственности, словно Дарье пришлось быть свидетелем некоего неприличия, и еще, пожалуй, удивление. Впрочем, последнее было никак не связано с убийством.
Что понадобилось Женьке? Зачем он приходил? И почему именно сегодня? Клавдия Антоновна не могла ошибиться: старушка в твердом уме и цепкой памяти, да и с Сухицким она знакома. Мерзавцем считает… ну да, генеральша – дама старой закваски, такая разводов неприемлет, а мужские побеги считает подлостью и низостью. Будь она сама мужчиной, вызвала бы Женьку на дуэль.
А ведь приходил, вот и записка на столике в прихожей лежит: стало вдруг неприятно от мысли, что у постороннего, по сути, человека есть ключи от квартиры. Надо было сменить замки.
Но Дарья отогнала эту мысль и, не раздеваясь, с пугающей саму себя торопливостью, развернула бумажку. Внутри была лишь одна фраза, выведенная аккуратным почерком: «Срочно позвони». И номер телефона.
– Да. Объект у меня. Пусть пока побудет в коме, меньше шороху.
– Все гладко?
– Изъяли – да, а вот на месте пришлось убираться. Между прочим, я сразу говорил, что такая страховка только во вред. И теперь ни записей, ни наблюдателя, зато труп в наличии.
– Боишься?
– Не хочу лишнего брать. Еще с Мариковой бабой что-то решать надо, любовь любовью, но если хорошенько тряхнут…
– Поняла. Сделаю.
Звенело и стучало, часто, ритмично, будто кто-то, скрывавшийся в соседней комнате, забивал гвозди или, скорее уж, просто ударял деревянным молоточком по стене, испытывая натянутые до предела нервы Ольги. Зачем она сюда пришла? По совету, в тщетной попытке удержаться в сказке, которая в очередной раз отталкивала Ольгу.
Сказки она любила, особенно про Русалочку, и всегда – сколько бы раз ни читала – плакала в финале, до того ей жаль было глупой Русалочки, которая променяла все на призрак любви.
Стук усилился, звон стал тоньше, выше, что и вовсе заставило Ольгу сморщиться – ну не выносила она подобных бессмысленных звуков. Затем вдруг стало тихо, даже сиплое старушечье дыхание исчезло.
Впрочем, тишина длилась всего мгновение, раздраженно ударило ветром в стену, а ведьма – вот уж точно ведьма – скрипуче произнесла:
– Сюда иди.
Ольга поднялась, на мгновение замерла, раздумывая, брать ли сумочку с собой, и пошла на голос. Темно. Нарочно темно ведь, для нагнетания жути, чтобы чучела не казались скучными, чтобы хрустальный шар таинственно поблескивал, отражая пламя свечей, чтобы сами свечи оплывали, плавились, гнулись в стороны и застывали потом восковыми уродцами.
– Сюда, сюда, не бойся, – захохотала хозяйка.
Ольга и не боялась, пригнулась, проходя в неожиданно низкую дверь, и при первом же вдохе чихнула: в комнатушке воняло травами. Именно что не пахло, а воняло. Резко, назойливо, то сладко, то горько, то кисловато даже, а то и вовсе гнило. Пучки трав свисали с потолка, на полках вдоль стен стояли поллитровые банки, изрядно припыленные, прикрытые тряпичными крышками, на полу, на газетах, высились груды сена и песка, сухих грибов и вовсе чего-то неопределимого с виду.
Хорошо хоть свет тут нормальный.
– Иди, иди, – поманила старушенция. Она сидела за школьной партой и, согнувшись над толстенной тетрадью, страницы которой пожелтели от времени, царапала пальцем строку. – Не бойся.
– Не боюсь я, – Ольга снова чихнула и, достав из сумочки платок, зажала нос. Дышать травяною трухой не было ни малейшего желания.
– Ну, это зря, страх в человеке быть должон. Значится, как зовут твоего?..
– Ефим. Ефим Павлович Ряхов.
– Погоди, – старуха послюнявила огрызок карандаша и снова склонилась над журналом. Надо же, и у ведьм бухгалтерия имеется. Хорошо это или плохо?
Ну… Ольга отвела от лица пучок жестких стеблей, больше похожих на пук волос. Вреда точно не будет. В конечном итоге… в конечном итоге ни один здравомыслящий человек не примет этот поход всерьез. Ну и пусть не принимают, лишь бы помогло. Софья советовала. Софья – женщина, к глупостям не склонная.
– Значит, так, давать нужно трижды. – Откуда-то появился флакончик темного стекла, обыкновенный, аптечный, но без этикетки. – Первый раз девять капель, второй – шесть, ну и последний – три. Через полгода повторишь.
Ольга брала флакон не без опаски, вдруг подумалось, что внутри вполне может оказаться обыкновенная водопроводная вода. Или яд.
– Не бойся, – в очередной раз повторила старуха. – Ничего с ним не станется. Вернется к тебе как миленький. Ты, главное, не затягивай. Сегодня же постарайся, луна хорошо стоит.
Протянутая рука, темные пальцы с ободками колец, морщинистая ладонь. Чего ей надо? Ах да, денег.
Всего-навсего денег, волосы и голос останутся с Ольгой, как и волшебное зелье, которое вернет принца. Правильно, Русалочке, чтобы выжить, следует быть практичной.
Заранее приготовленный конверт, томительное ожидание, пока карга нарочно медленно пересчитывает, просматривая каждую купюру на свет и каждую же переписывая в талмуд.
