Марина Серова - От греха подальше
Танцкласс располагался на первом этаже и представлял собой большую светлую комнату. Одна из его стен была полностью покрыта зеркалами. У стены напротив крепился станок, у которого в третьей позиции стояли восемь девушек. Марина находилась в центре зала, за фортепьяно сидела уже знакомая мне пианистка восточного типа.
— Быстро к станку, — довольно грубо сказала Марина, увидев нас на пороге комнаты.
Мы с виноватым видом встали на свободные места.
— Раз, и-и, два, и-и.. — отсчитывала Марина твердым уверенным голосом и иногда поправляла движения девушек. Мне Марина тоже делала замечания, но более доброжелательно и спокойно, чем остальным. Видимо, для первого раза это было и в самом деле не так плохо.
И все же к концу урока я основательно вспотела, была мокрая, как мышь, и с облегчением вздохнула, когда все закончилось.
Приняв душ, я набросилась на печенье и вафли. Физические упражнения и свежий лесной воздух явно способствовали хорошему аппетиту, а до ужина оставалось не меньше часа.
Заморив червячка, со стаканом сока в руках я уселась в удобное кресло у окна и решила подвести первые итоги. А они были неутешительные. Я чувствовала себя буквально оглушенной всем увиденным и услышанным за сегодняшний день.
Одно было совершенно очевидно для меня: я попала в очень неприятную историю. В поисках Марины я сама превратилась в добровольную пленницу в месте, которое можно было сравнить с островом. Это хозяйство находилось в самом настоящем дремучем леcу за несколько сот километров от Тарасова. Только до шоссе, по моим подсчетам, было километров двадцать. А наличие диких зверей и многочисленной вооруженной охраны усугубляло ситуацию.
Хозяин, скрывающий свое лицо и имя даже от постоянных обитателей заведения, вызывал у меня серьезные опасения. Вспомнился и указанный Вольдемаром срок — «год и один день», как непременное условие «контракта».
Веселенькая перспектива, ничего не скажешь! Я представила себя возвратившейся год спустя в Тарасов с крупной суммой «честно заработанных» денег, и мою веселость как рукой сняло.
С другой стороны, я видела перед собой вполне приличных неглупых девушек, довольных своей судьбой. Да, черт возьми, именно довольных, но между нами была одна существенная разница. Я не мыслила себе работать проституткой даже в самом комфортабельном публичном доме. Моя профессия меня вполне устраивала! И у меня не было финансовых проблем! И вообще, у меня не было никаких проблем, пока… пока не появился Герман.
За окном смеркалось. Суббота заканчивалась. Герман наверняка уже пару раз звонил или даже заходил ко мне и, разумеется, не застал меня дома. А на днях он вернется в Москву. А кроме него, никто даже не знает, каким делом я сейчас занимаюсь. И вряд ли кто-нибудь озаботится моим исчезновением. Я пропаду без вести, как до меня пропали Наташа, Галя, Марина и наверняка все остальные обитательницы нашего санатория. Я даже вздрогнула, осознав, что в мыслях назвала его «нашим».
Меня совершенно не радовало, что уже на четвертый день поисков я не только обнаружила пропавшую, но даже занималась с ней в течение часа хореографией. У меня не было никакой уверенности, что она не рассмеется мне прямо в лицо, узнав о том, что я предприняла для ее отыскания. Она приехала сюда по собственному желанию и даже занимается здесь педагогический работой. А уж если сравнить ее теперешнюю жизнь с теми условиями, которые ей могла предложить родная мать, то она действительно должна была чувствовать себя на седьмом небе от счастья. Все они тут совершеннолетние и вправе распоряжаться своей жизнью так, как им заблагорассудится!
В мою дверь постучали. Эта опять была Тамара, но я не сразу узнала ее. Уложенные волосы и смелый макияж облагородили черты ее простоватого лица, хотя и сделали ее немного старше. А дорогое вечернее платье добавило ей шарма.
— Я так и думала, — всплеснула она руками. — Ты еще не одета!
Она объяснила мне, что без вечернего туалета на ужине появляться не принято, и мне пришлось в пятый раз за этот день переодеваться. Я хотела пойти в своем любимом «маленьком черном платье», но оно куда-то бесследно исчезло. Тамара уговорила меня надеть жуткое блестящее платье с разрезом до пупа, и, поглядевшись в зеркало, я убедилась, что теперь вполне соответствую своей новой профессии. Агрессивный макияж дополнил картину. А чувственная мушка на верхней губе превратила меня в сексуального монстра. Как выяснилось чуть позже, мой костюм как нельзя более подходил к тому, что мне предстояло увидеть.
Первое, что мы услышали, выйдя на улицу, были звуки страстного аргентинского танго. Они доносились из соседнего коттеджа, и, зайдя туда, мы обнаружили всю честную компанию во главе с Шуриком. Наши вечерние платья в сочетании с его маскарадным костюмом создавали атмосферу черноморского кафе-шантана двадцатых годов. Шурик перевоплотился душой и телом, и ничто в нем не напоминало теперь того благообразного господина, что поразил мое воображение сегодняшним утром.
Клетчатые панталоны со штрипками, начищенные до блеска штиблеты, жилетка на голое тело и канотье вполне соответствовали его теперешним манерам, походке и сильному южному акценту.
Я убедилась, что театр потерял в его лице не только прекрасного режиссера, но и великого актера.
Вестибюль, украшенный по такому случаю неизвестно откуда взявшимися пальмами в кадках, был уставлен столиками на тонких ножках. Лестница на второй этаж, усилиями Шурика превращенная в некое подобие сцены, освещалась цветными прожекторами на высоких штативах. Все это, вместе взятое, напоминало теперь съемочную площадку. В воздухе стоял запах вина в смеси с сигаретным дымом и чесночным соусом. Видимо, и он был заранее «срежиссирован».
По общему мнению, Шурик был сегодня в ударе. Он выскакивал на сцену и произносил импровизированные монологи, танцевал со всеми по очереди и рассказывал еврейские анекдоты:
— Сара, вы потеете под мышкой?
— Во-первых, не под мышкой, а под Мойшей, а во-вторых, кому какое дело, под кем я потею! — произносил он уморительным голосом и тут же сбегал со сцены, приглашал кого-то танцевать или разливал по рюмкам вино и наливки, в изобилии присутствовавшие на столах.
Музыка становилась все громче, анекдоты Шурика все задористее. Девицы хохотали до слез и наперебой целовали своего единственного ухажера. Дым шел коромыслом!
Ужин затянулся до глубокой ночи.
Глава 6
Утром у меня болела голова, а от хореографических упражнений я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.
«Вот и поделом тебе! На старости лет в проститутки подалась», — мысленно издевалась я над собой.
Я вылила в стакан остатки апельсинового сока и с наслаждением сделала несколько глотков.
За окном заливались птицы, кремовые шторы на окнах шевелил утренний ветерок.
В комнату вошла помолодевшая со вчерашнего дня баба Маша, на сей раз в светло-голубом халате.
— Доброе утро, моя хорошая, — сказала она неизменно приветливым голосом. — Как спалось на новом месте?
— Лучше не бывает, — мрачно ответила я.
— А я тебе покушать принесла. Ну-ка поднимись чуток!
Я с трудом придала своему телу вертикальное положение. Поставив поднос мне на колени, баба Маша внимательно посмотрела на меня.
— А то, может, пивка?
— Вот если бы еще кофе? — попросила я.
Кофе на подносе был, и явно неплохой, но одной чашки мне сегодня было недостаточно.
— Сейчас принесу, Танечка. Тебе покрепче?
— И побольше! Если можно.
— А почему же нельзя?
Она вышла из комнаты и через минуту вернулась с целым кофейником горячего ароматного напитка.
Три чашки кофе с горячими домашними пирожками сотворили чудо. Ко мне вернулось присутствие духа. И, как следствие, желание покурить. Только сейчас я вспомнила, что вчера у меня закончились сигареты. На всякий случай заглянула в тумбочку и крякнула от удовольствия. Там лежал нераспечатанный блок «Мальборо».
Я курила, лежа в постели, и вспоминала вчерашний вечер. За ужином я перезнакомилась практически со всеми девицами и, разумеется, с великолепным Шуриком.
К концу вечера Шурик угомонился. Он уже не скакал и не паясничал, а просто сидел за столом, пил пиво и время от времени менял кассеты на магнитофоне. Я подсела к нему, и минут двадцать мне удалось провести с ним с глазу на глаз. Разговор получился довольно любопытный, и, хотя я не решилась задавать ему слишком рискованные вопросы, у меня создалось ощущение, что при случае из Шурика можно будет вытащить любую информацию. Он был здесь старожилом, явно близко знал хозяина, называл его «босс» и не всегда лестно о нем отзывался.
При желании Шурик в любой момент мог покидать заповедник, но делал это крайне редко, несмотря на то что в его распоряжении была машина. К девочкам он относился с трогательной любовью, и большую часть импровизированных представлений устраивал, чтобы разнообразить их жизнь. От него я узнала, что в заповеднике официально разрешено принимать наркотики. Шурику это не нравилось, и он, как мог, этому препятствовал. А так как наркотики поступали к девушкам через него, то, кроме Эли (оказалось, так зовут пианистку), которая давно и всерьез сидела на кокаине, никто из девушек серьезных наркотиков от него не получал. Еще он намекнул, что хозяин возлагает на меня большие надежды. И что в самом ближайшем будущем мне предстоит ответственная работа.
