Марина Серова - От греха подальше
Обзор книги Марина Серова - От греха подальше
Марина Серова
От греха подальше
Глава 1
— Хорошенького понемногу, — сказала я себе, поняв, что, если сделаю еще хотя бы глоток кофе, он польется у меня из ушей.
Я сбилась со счета, пытаясь определить количество чашек, выпитых за сегодняшнее утро. Никак не меньше десяти, а это, согласитесь, лошадиная доза даже для частного детектива. А если добавить сюда изрядное количество выкуренных за это же время сигарет, то становится ясно, что мне совершенно необходимо немедленно взять «музыкальную паузу».
Однако у меня сегодня действительно был повод для подобных бесчеловечных экспериментов над собственным организмом. Если бы еще неделю назад мне кто-нибудь сказал, что я буду страдать от вынужденного безделья и профессиональной невостребованности, я расхохоталась бы ему прямо в лицо. Причем хохотала бы я недолго, поскольку у сыщика Татьяны Ивановой вот уже несколько лет нет ни одной лишней секунды даже для таких невинных занятий.
Долгие годы я проклинала свой «чумовой» образ жизни и мечтала хотя бы об одном «дне без выстрела». Так может мечтать абсолютно загнанная, изможденная непосильным трудом кляча… Допуская в своем воображении подобные сравнения, я тут же их корректировала: «Нет, пока еще не кляча, а, скорее, молодая и норовистая лошадка». О чем же она может мечтать?
— О молодом красавце жеребце, — шепнул мне на ухо бесстыдный внутренний голос.
— Какая гадость! Какая гадость эта ваша заливная рыба… — ответила я распоясавшемуся внутреннему голосу. — Мне и думать-то о них противно!
— С каких это пор? — удивился внутренний голос.
— С детства! — отрезала я тоном, не допускающим возражений. И при этом ничуть не покраснела.
И, чтобы прекратить этот бессмысленный внутренний диалог, я, покинув свое уютное гнездышко, поставила любимую пластинку Пола Маккартни и приступила к водным процедурам.
Почистив свои перышки, я занялась с энтузиазмом уборкой квартиры, надеясь, что столь бурная деятельность поможет зарубцеваться душевным ранам. И, нужно сказать, я почти добилась своей цели. Но в этот самый момент начала вытирать пыль с телефона и поймала себя на мысли, что занимаюсь этим делом в третий-четвертый раз в своей жизни. И не потому, что мирно сосуществую с пылью и плесенью. Вовсе нет. Я девушка аккуратная. Просто мой телефонный аппарат не успевает запылиться. Его звонкие трели радуют или огорчают меня с утра до вечера. И автоответчику моему служба медом не кажется.
Так было всегда, но только не сегодня. Передо мной стоял вовсе как бы и не мой телефон, а какой-нибудь забытой богом и родней старушки или замерзающего в красной палатке полярника, давно потерявшего связь с Большой землей. Хотя присутствие пыли за Полярным кругом вызывает у меня некоторые сомнения. Впрочем, так же, как и наличие там самого телефона с автоответчиком.
Дабы убедиться в существовании связи с Большой землей, я подняла трубку и добрые полминуты прислушивались к таинственным потрескиваниям, нарушающим заунывную монотонность гудка…
Почему же столько времени молчит мой телефон? Такого просто не может быть! Что-то произошло в этом городе. А может, и в этой благословенной державе? Новый ГКЧП на этот раз догадался отключить телефонную связь? Чтобы не зацикливаться на подобной версии, я включила телевизор. По экрану с риском для жизни метались Том и Джерри, своими воплями заглушая нежный фальцет Маккартни. Ничего общего с «Лебединым озером».
В детстве мне очень нравился диафильм «Палле один на свете». Этот самый Палле, проснувшись в одно прекрасное утро, понял, что на всей планете остался один живой человек. Он очень обрадовался и побежал осуществлять все свои заветные желания. Насколько я помню, он ужасно хотел мороженого и с восторгом играл в вагоновожатого. Эта перспектива меня нисколько не прельщала. К тому же с телевидением неувязка, телевизор-то работает! Поэтому окружающая обстановка напоминает Рэя Брэдбери «Будет ласковый дождь». В результате ядерной катастрофы все население планеты погибло, не успев выключить пылесосы, скороварки и прочую электронику…
А может, все гораздо проще? Семьдесят лет советской власти не прошли даром, и, как нас уверяли преподаватели марксизма-ленинизма, впрямь был воспитан новый невиданный дотоле Строитель Коммунизма. И как только он этот самый коммунизм строить перестал, так и проявились его превосходные качества. И исчезли в нашей стране преступность, проституция, воровство, бездорожье и разгильдяйство, а уж заодно и ревность, наркомания и даже до боли близкое любому россиянину пьянство со всеми вытекающими из него безобразиями.
Размышляя подобным образом, я в процессе доведения жилплощади до стерильного состояния добралась до своего маленького, но очень симпатичного бара, и взгляд мой остановился на непочатой бутылке настоящего «Наири». Недавно мне его привез Гарик Папазян из ближнего зарубежья…
— Что же это происходит? — остановил меня внутренний голос, на сей раз в образе взрослой, умной и волевой Татьяны Ивановой. — Сначала сомнительные мысли на лошадиную тему, теперь вот коньяк! Черт знает что!
— И на самом деле, что это я? — ответила внутреннему голосу маленькая, ленивая, пойманная на месте преступления Танечка и, потупившись, добавила: — Я больше не буду…
Закрыв бар на ключ, я прошлась по комнатам и, убедившись, что самый привередливый санинспектор остался бы мною доволен, достала волшебные косточки и приготовилась к священнодействию. Как это ни странно, я впервые за несколько дней вспомнила о них.
5+18+27 — «Вам кажется, что жизнь монотонна, лишена остроты, разнообразия и приключений. Зато она обещает вам спокойствие в будущем, когда страсти улягутся и ценности переосмыслятся».
Я давно перестала удивляться проницательности косточек, поэтому первая часть пророчества нисколько не удивила меня. Действительно, в течение нескольких дней я ни от кого не пряталась, ни с кем не сражалась, не попадала в отчаянные положения. И нормальная человеческая жизнь представлялась мне пресной и монотонной. Не случайно я выбрала себе такую эксцентричную в глазах большинства или даже неприличную для женщины профессию. И не только не хочу другой жизни, но и не представляю себя в другой роли.
Но вот вторая часть пророчества не так буквальна и однозначна. Тут придется покумекать, пошевелить извилинами.
«Зато она обещает вам спокойствие в будущем, когда страсти улягутся и ценности переосмыслятся». Немного поразмыслив, я истолковала эти слова так: впереди меня ждут «страсти» — события из разряда немонотонных, переоценка неких ценностей, а может быть, переосмысление каких-то устоявшихся представлений о жизни, о самой себе… Поживем — увидим. Одно было ясно — спокойствия мне не видать. А то, что судьба в преддверии «страстей» подарила мне несколько дней отдыха — это замечательно. И прожить их нужно так, чтобы не было мучительно стыдно!
Такая перспектива меня вполне устраивала. Пластинка к этому времени закончилась. Я поставила ее на место, поправила прическу и произнесла зловещим шепотом: «Приветствую тебя, страсть…»
Пронзительный и будто охрипший после долгого молчания телефонный звонок вернул меня в мир реальности.
— Привет, Танюха, — негромко произнесли на том конце провода. И время остановилось. Но только на миг. Затем стремительно помчалось вспять и отбросило меня в далекую юность, почти детство, к событиям десятилетней давности.
— Привет, Танюха, — произносил этот же голос в те далекие дни, и ноги становились ватными, и комок, на секунду застрявший в горле, срывался и катился куда-то вниз, а сердце замирало.
Он был живой легендой нашего института. Герман. Так называли его все, от застенчивых первокурсниц до бородатых аспирантов… «Герман», — шептали вечерами девочки в общежитии. «Герман», — произносили самые отчаянные головорезы и крепко пожимали его твердую ладонь. У него так и не появилось клички, хотя называть друг друга по имени было тогда не принято. Я до сих пор не знаю его фамилии и не знала ее никогда. Она просто была не нужна. Было имя — Герман. Сказать, что его уважали, значит, ничего не сказать. Не просто уважали, не просто побаивались. И даже не просто восхищались. Его буквально боготворили. И это было поразительно.
Герман завораживал всех своей непохожестью, нетипичностью. Оригинальность? Пожалуй, и это определение не подходило к этому человеку.
Он никогда не появлялся на многочисленных студенческих пьянках, не курил, не заигрывал с симпатичными абитуриентками, не посещал дискотек. При его появлении даже не очень фривольный анекдот казался пошлостью. У него не было близких друзей. Впрочем, не было и врагов. Хотя, возможно, были тайные недоброжелатели, но они предпочитали оставаться тайными.
