Дональд Уэстлейк - Кто-то мне должен деньги
Уже ближе к одиннадцати, как раз, когда Эбби снова собиралась сдавать, Дуг спросил ее, кем она работает в Лас-Вегасе: танцует или еще что. Эбби ответила:
— Я — банкомет в «двадцать одно».
И начала сдавать карты на штуд.
Сногсшибательно. Какое там! Никто даже не взглянул на свои карты — все тут же уставились на Эбби.
Вопрос, который вертелся у всех нас на языке, задал Дуг. Отставив сигару, он спросил:
— А ты случайно не шулер?
— У нас в Вегасе все законно,— спокойно сказала она.— Заведение зарабатывает деньги за счет процента с выигрышей.
— Ага,— сказал Дуг и указал сигарой на колоду в ее руке.— Но ты все-таки умеешь жульничать при сдаче?
Эбби оглядела всех нас и неохотно кивнула.
— Кое-что я умею,— призналась она.— Я не собираюсь ничего такого делать, но я это умею.
— Например? — спросил Дуг.
Она пожала плечами.
— Могу сдавать через одну. Или снизу. Знаю, как лучше разместить колоду на столе. Ну и так далее.
— Покажи нам какие-нибудь штучки,— попросил
Дуг.
Он подвинул к ней свои карты.
— Покажи, как это делается.
— А как же игра? — спросила она.
— К черту игру,— ответил он, и все согласились.
Мы все подвинули свои карты к Эбби. Она пожала плечами, собрала колоду и начала показывать нам всякие штуки.
Восхитительно! В течение получаса она демонстрировала свои фокусы, и наблюдать за ней оказалось одно удовольствие. Просто замечательно было смотреть, что вытворяли с картами ее длинные, тонкие пальцы с бледно-красным лаком на ногтях. Пиковый туз наверху колоды, пальцы делают «чик-чик-чик», карты раздаются по кругу, а наверху колоды все тот же пиковый туз. Она прятала карты, или делала вид, что снимает, а карты оставались в том же порядке, или раздавала карты на игроков, а потом сваливала в кучу оставшиеся, подгребая к ним сброшенные, и вся эта куча словно оживала, шевелясь и перемешиваясь,— и чего только еще она не делала. Она взяла старую колоду, которая завалялась у Джерри, и показала нам, как делаются крапленые карты — помечаются ногтем большого пальца по краю, пока колода в игре. Она показала, как держать колоду, чтобы карты сняли так, как вам надо.
На этом с покером в тот вечер покончили. Джерри выставил пиво и виски, и мы просто сидели и болтали об азартных играх, о надувательстве, о том о сем, и прекрасно провели время. Даже Сид в конце концов немного расслабился, и жена Фреда, Кора, так и не позвонила, что само по себе было удивительно, и это сделало вечер особенно приятным.
Расходиться стали около половины первого, договорились предварительно, что Эбби должна опять прийти в следующий раз, если она еще будет в городе. На этом мы расстались. Я не сомневался, что это один из лучших вечеров в моей жизни. Все видели, что я не просто был знаком с этой девушкой и пригласил ее, но еще и ушел вместе с ней. К тому же я выиграл пятьдесят три бакса, что для такой игры было совсем неплохо. Полоса неудач закончилась, я это чувствовал.
12
Сид спустился вниз раньше и ждал нас на улице.
Он предложил мне:
— Ты домой, Чет? Я тебя подвезу.
Прежде чем я ответил, Эбби сказала:
— У меня машина.
— А,— Сид пожал плечами.— Тогда пока,— попрощался он, повернулся и зашагал прочь.
Я посмотрел ему вслед.
— Интересно,— заметил я,— он никогда раньше не предлагал подвезти. Он знает, что у меня своя машина.
— Твоя машина тоже здесь?
— Нет, сегодня нет. Я приехал прямо после работы.
— Тогда поехали на моей. Я сегодня взяла ее напрокат.
— Я живу в Квинсе,— сказал я.
— Нормально. Нам все равно нужно поговорить. Поехали.
Я не возражал. Мы сели в зеленый «додж», кожаные сиденья которого совсем застыли от мороза. Эбби завела двигатель и тут вспомнила, что еще нужно заправиться. Не знаю ли я, где сейчас что-нибудь работает?
— Здесь есть заправка «Суноко» в Вест-Сайде, но это немного не по пути.
— А другого места ты не знаешь?
— Ну,— сказал я, поколебавшись,— это единственная заправка «Суноко», которая сейчас работает.
— Какая разница? Бензин есть бензин.
Я замялся.
— Ну, понимаешь, я играю в «Солнечные Доллары».
Эбби смотрела на меня и долгое время ничего не говорила, а потом улыбнулась и сказала:
— Ну ты и фрукт, Чет.
— Пожалуй, да.
— Тогда пусть будет «Суноко».
— Если ты не против.
— Конечно нет. Если ты сегодня выиграешь, двадцать пять процентов мои.
Я улыбнулся ей в ответ:
— Хочешь сама быть в гуще событий?
— Всегда,— ответила она и тронулась с места.— Куда?
— Через парк.
Мы объехали квартал и направились на запад. Эбби заметила:
— Есть ведь и другие игры, на других заправочных станциях. Почему бы тебе слегка не расширить круг своих интересов?
— Это только уменьшает шансы. Ты ведь останавливаешься на заправке определенное количество раз. Делишь это количество на две игры — и шансы резко падают.
— В два раза.
— Нет, гораздо больше. Я не математик, но, по-моему, получается так. Мой отец, наверное, смог бы рассчитать.
Тут она, естественно, спросила о моем отце. Я рассказал ей о нем и об этих страховках, а потом она рассказала мне немного о своем детстве — ее и Томми. Их отец занимался недвижимостью во Флориде. В таких делах всегда много подъемов и спадов, и их семья тоже впадала то в одну, то в другую крайность. Периоды подъемов были короткими, а периоды спадов — продолжительными, потому что их отец оказался к тому же настоящим любителем лошадок, игроком с неизменной верой в случай, одним из тех, кто всегда ставит на лошадь с самой странной кличкой. Будь он жив по сей день, Пурпурная Пекуния ему как раз бы подошла, но он испустил дух семь лет назад во время шестого заезда в Хиалее, когда лошадь по имени Микки Маус, на которую он поставил тридцать семь к одному, будучи на пять корпусов впереди остальных, споткнулась и упала за два шага до финиша. После его смерти их мать стала настоящей религиозной фанатичкой. Она переехала в Натли, Нью-Джерси, и не пропускала ни одной церковной тусовки в течение следующих четырех лет, до той ночи, когда какой-то лихач насмерть сбил ее автомашиной.
— Его так и не нашли,— закончила Эбби.— Я ничего не могла сделать, когда умер папа, и ничего не предприняла, когда погибла мама, но смерть Томми я так не оставлю, даже если это будет последним, что я сделаю на этой земле.
Я взглянул на нее: она сосредоточенно смотрела сквозь лобовое стекло, и на какой-то момент мои собственные проблемы — девятьсот тридцать баксов — показались мне полной ерундой. Мне даже захотелось предложить ей свои услуги, подобно рыцарю, защищающему какую-нибудь беспомощную дамочку и утешающему ее в горе, но, к счастью, чувство реальности вовремя взяло верх, и я успел закрыть рот. В том мире, где, надо полагать, обитал убийца Томми Маккея, я был бы скорее обузой, нежели опорой, путался бы под ногами в самый неподходящий момент, и так далее. А кроме того, Эбби Маккей уж никак не была беспомощной дамочкой. Она могла сама постоять за себя, в этом я не сомневался.
Так что я просто сменил тему разговора, и мы немного поговорили о покере. Она высказала кое-какие интересные замечания относительно каждого из ребят — их характеров и стиля игры, а также указала на один из моих собственных недостатков — слишком большое почтение к тузам. Туз, которого я замечал в чужих картах, заставлял меня пасовать, когда у меня были все основания остаться в игре, а туз в моих собственных картах, напротив, удерживал меня в игре, когда я имел на руках чистый пас. Мне пришлось с этим согласиться, и я учел все, что она сказала, чтобы использовать на следующей неделе.
На заправке мы получили два пятака «Солнечных» и десятку «Долларов».
— Ну как, хорошо? — спросила Эбби.
— Нет. Половинки не сходятся.
Заправившись, мы поехали назад через город, миновали Мидтаунский туннель и выехали на Экспрессвэй, и в этот момент Эбби сказала:
— Нас преследуют, Чет.
Я оглянулся и увидел четыре пары фар позади нас. Из-за их слепящего света я не мог разглядеть ни одной из машин.
— Которая? — спросил я.
— Вторая сзади в левом ряду.
— Откуда ты знаешь, что он едет за нами?
— Он был позади нас, когда мы остановились перед светофором на Пятой авеню по дороге на заправку. А потом я опять увидела его позади нас в туннеле.
— Ты уверена, что это та же самая машина?
— Я разглядела бандитскую эмблему,— хмыкнула она.— Очень сексуально.
Я взглянул на нее и вдруг почувствовал, что эта девушка волнует меня гораздо больше, нежели любая машина, преследующая нас по ночному городу. Она покосилась на меня, усмехнулась и сказала:
— Я тебя разыгрываю, Чет.— И снова стала смотреть вперед.— Но это та же самая машина, я знаю.
