Григорий Славин - Чумовой рейс
Дом был и правда как дом. Четыре стены, крыша, кирпич, 2 этажа, 10 соток, свет, слив общий. Но ближе к июню стали в нем возникать предпосылки для приезда специального агента Фокса Малдера. То в окно ночью кто-то стучит и матом признается в любви Евдокии Макаровне, то собака во дворе с цепи рвется. Хотя, к слову сказать, собаки-то никакой у Гриши с Кирой и не было. Зато был впечатлительный кот, перемещенный из душного города на чистый воздух для стабилизации психики. Однажды майским утром он глянул в окно, заорал человеческим голосом и упал с подоконника на пол как кирпич.
Дом был куплен у одного сбегающего в столицу начинающего прозаика. Как стало известно через несколько месяцев, прозаик немножко умер. Тоже в окно посмотрел, наверное. В Бирюлеве где-нибудь. С этого все и началось. Верующая через бабок в бога Кира твердила, что дух начинающего прозаика вернулся в деревню и сейчас требует признания. Немного взвинченный крещеный атеист Гриша заорал, что поэт все деньги получил до последней копейки, что настоящие прозаики после смерти признание как раз и получают, и пошел он вообще на хер. Но Кира была непоколебима: прятала на ночь, крестясь, топор, а каждое утро и даже по ночам требовала поскорей продать дом, пока прозаик не нашел спички. Гриша упирался изо всех сил, потому что в деревне ему понравилось: не нужно покупать губки для обуви. А если Кира на самом деле добра семье желает, то пусть поможет топор найти, а то замок к калитке прикрутить нечем.
Но в ту же ночь раздался душераздирающий вопль, уходящий по синусоиде куда-то вниз. Словно крейсер свалился в водопад с включенной сиреной.
Фельдшер Гришу успокоил: перелом ноги – ерунда, срастется как у собаки. Куда больше его беспокоит душевная организация тети. Во время наложения гипса она утверждала, что видела Буйнова. Любимый певец зашел к ней в спальню в клубах оранжевого дыма, и из одежды на нем была только гитара через плечо. Он неубедительно пообещал тете многократный и запоминающийся секс, заверил, что никого не хочет так, как хочет ее, утверждал, что обнимает другую, а думает о тете, – словом, вел себя точь-в-точь как покойный дядя. Тете этот визит показался странным, и она, чтобы не испортить мнение о творчестве артиста, бросилась, как ей показалось, в дверной проем. Приземление на «дамские пальчики» с оконной рамой на плечах оказалось для нее полной неожиданностью. Раньше такого за тетей не наблюдалось. Большее, на что хватало ее эксцентрики, – это на жалкий шепот: «Вы не правы». А тут нате, все в томате. Это еще Кира не знала, что люди помидоры уже подвязали. А то еще неизвестно, чем бы этот паркур закончился.
Интимный разговор с фельдшером убил в Грише стоика. Он выдал санкцию на продажу, и уже через неделю Кира сбыла проклятую недвижимость вместе с топором и Буйновым. Теперь она снова ищет дом, но прежде проверяет, не жили ли в нем начинающие прозаики.
А болгарский перец вырос – новая хозяйка рассказывала – просто прелесть: морозоустойчивый, кустистый. Ей по подбородок, и, знаете, с такими крупными бордовыми цветами; она его до середины ноября на рынке продавала. По 50 рэ за букет. С оформлением – 70.
И вот, значит, дом продан, новый не куплен, Кира укатила с богатеньким чухомором, а Гриша спит в каюте на четверых.
Слава поднял воротник куртки и вздохнул. Антоныч прав, эта жизнь – не лучшее время для женитьбы.
Глава 8
Добравшись до двести восьмой каюты, они остановились и перевели дух.
– Знаешь, – сказал Гера, останавливая руку Антоныча, – женщин нужно шантажировать разоблачением. Если Колобок сюда шныряет тайком, значит, его подруга боится огласки. Так что действуем наверняка.
Не сводя взгляда с Геры, Антоныч постучал в дверь.
– Откуда ты этого нахватался? Ты же даже ребенка в темноте не напугаешь.
– Хватит болтать, – рассердился Гера. – Стучи еще.
Замок клацнул, и дверь приоткрылась на длину цепочки. Галина Самородова тщательно оберегала свое добро и непорочность.
– Вы не официанты, – произнесла она, разглядев в темноте лестничной клетки двух незнакомцев.
– Мы знаем, – сказал, вставляя в просвет ногу, Антоныч. – Мы выездная бригада суда. Для полного комплекта не хватает адвоката, но ты, красавица, кажется, и не заявляла, что он необходим.
– Что вам нужно?! – Галка, не выдерживая напора двух тел, отступила внутрь каюты.
Пока Гера объяснял перепуганной хозяйке причину столь внезапного появления в ее номере мужчин, Антоныч прошелся по каюте. Во всех ее углах стояли коробки и баулы. Двухкомнатный номер Самородовой представлял собой упакованную по всем понятиям базу. Если бы Антонычу сейчас попалась стойка с работающим контрольно-кассовым аппаратом, он бы ничуть не удивился. Вместе с тем мужским духом здесь и не пахло. В ванной несколько «гостевых», прозрачных пеньюаров, тапочки, выполненные в виде собачек и зайчиков, десяток новеньких зубных щеток в серебряном стакане… Все готово к приему гостей, но ни для одного из них тут не нашлось бы махрового халата пятидесятого размера или более-менее сносных тапок, которые мужику было бы не позорно надеть на ноги.
Допрос в комнате подходил к концу.
– Значит, Колобок должен подойти с минуты на минуту? – обращаясь к Самородовой, повторил для Антоныча Гера.
– Вы кто такие? Я сейчас охрану вызову! – и она метнулась к телефону.
– Давай. А в Стамбуле я сообщу тамошней охране, что в одной из кают лайнера находится сырье для приготовления экстази. Такого количества сафрола я не видел никогда в жизни.
– Это от головной боли! – крикнула Самородова.
– Я бывший врач, дура. Корицей вся каюта провоняла! Где Колобок?
– Он пошел по делам, сказал, что официанта пришлет с вином… Вы не из Интерпола?
– Не знаю даже, как ответить. – Гера вынул сигарету и закурил. – С одной стороны, не из Интерпола. Но я всегда мечтал там работать. Думаю, меня примут без собеседования, если я им эти коробки покажу.
– Господи Иисусе! – Галка перекрестилась. – Это не мои коробки!
– Ладно, хватит дуру гнать. – Антоныч повертел в руке какую-то статуэтку и поставил на столик. – На шее православный крест, крестишься слева направо, по-католически, в каюте фигурки Будды… Половая жизнь вообще какая-то непонятная. Гера, у нее в спальне на тумбочке записка женским почерком написана: «Галчонок, буду в восемь, я тебя люблю».
– По какому праву вы в моей спальне шаритесь?! – заорала она.
– Твою спальню можно использовать в качестве учебного пособия для начинающих наркополицаев. Это мы, брат Гера, удачно зашли. – Антоныч вздохнул и повернулся к приятелю: – Ну что? Опять звонить в полицию? Кажется, за последние полгода мы выполнили их план по разобщению наркотрафика на год вперед.
– Так, немедленно сообщите мне ваши фамилии, – приказала Самородова и вынула из сумочки, стоящей на столике, записную книжку. – Я вас сгною.
Последнее обещание прозвучало как уже свершившийся факт.
– Вот только не нужно мою фамилию записывать в книжицу, где хранятся адреса всех лесбиянок Одессы! – возмутился Антоныч. – Отдельный листочек, пожалуйста! Вам как – просто «Антоныч» и номер телефона или не как у людей, со связями? Тогда запиши – давний друг Жидкова. Он будет рад принять здесь турецких полицейских. Это ведь и его коробки тоже, верно?
– Лесбиянок? – поморщился Гера.
– Ну а кто она?
Самородова внезапно успокоилась.
– Боюсь, произошло недоразумение. Я говорила и делала, совершенно не давая себе в этом отчета. Амок. Что вы, говорите, вас интересует?
– Лучше бы это был амок, – растерянный от неожиданной перемены тона, произнес Антоныч. – А то мы добра желаем, а она, понимаешь – «фамилии запишу».
– Обычно добрые люди сначала предложение делают, а уже потом начинают трусы в шкафах переворачивать. Так что, вы говорите, вас интересует?
– Я уже сказал, что нас интересует. Нам нужен Колобок, который часто здесь бывает. Похоже, наш Жидков по морям не только туристов возит. Но сейчас нужен только Колобок.
– Так чем же я помочь могу? – Самородова сидела с отвисшей челюстью, и Антонычу показалось – еще мгновение, и точно потеряет сознание.
– Давай рассуждать логично. Колобок здесь частый гость. Однако тебя мужчины не интересуют, и Колобку это известно. Колобок работает на Жидкова. Ты ящиками сафрол за рубеж везешь. Ну, я так думаю, что не ты, а все тот же Жидков. То есть, помимо Колобка, и ты у него в помощниках. Значит, Колобок сюда заходит как к деловому партнеру.
– И что?
Гера посмотрел на Антоныча. Действительно, и что?
– Нас интересует одна женщина, которая… ну, как бы тебе поточнее объяснить… в общем, она в плену у Жидкова. Думаю, навел на нее хозяина этого корабля Колобок. Еще в Москве. То есть Колобок знает, где в данный момент находится эта женщина. Задача проста: выяснить у Колобка, в каком помещении судна она находится.
