Григорий Славин - Чумовой рейс
– Так вы педерасты?
Ухнула печень. Больно. Дышать вообще нельзя. С Гришиным холециститом от регулярного употребления «Доширака» последние полгода одинокой жизни. Просто беда с этой печенью.
В общем, побили.
Очная ставка.
Как быстро.
– А что, дело уголовное уже возбуждено?
– А как же.
Ну-да, ну-да, Гриша забыл… Это же вымогательство.
– Адвоката мне.
В этой стране нарушать закон могут только те, кто его охраняет. В том смысле, что должны охранять. Братва в полицейских погонах братву от той же братвы защищает. Они должны были пригласить мэтра на первый же допрос после требования Гриши, но зачем это нужно? Все равно их за это не уволят.
Был бы Гриша заряженным на жизнь человеком, которому требуется адвокат постоянно, он бы знал номер его телефона. Ну или имя, на худой конец. Но с правозащитными организациями он не связывается в отсутствие надобности, поэтому ему привели бесплатного. Который тут же зарядил гонорар в сто тысяч за защиту до суда. А в суде, сказал, там отдельная статья. Охренеть: бесплатный адвокат…
– А побесплатнее нету?
Побесплатнее, Грише сказано было, только явка с повинной.
– Тогда пошли вы все на…
Пошли не они. Гриша пошел.
Следователь был худенький подросток, изможденный онанизмом, – почему-то сразу Грише подумалось, что именно онанизмом, а на щечках бачки чуть ли не до подбородка. Глазки впалые, черненькие, волосики гелем примажены. «Честерфилд» курит. Спокойный, как удав. Гриша с ментами очень редко сталкивается, поэтому они для него – как дети чужие – меняются прямо на глазах. С каждым годом они все спокойнее и спокойнее. Все деревяннее и деревяннее. Он разговаривал с одним и из беседы пустяшной вывел, что если раньше милиционеров драли хоть за что-то, то теперь полицейских вообще не дерут. Ввиду этого делают они что хотят, пользуясь тем, что прокуратуру тоже драть перестали, а судейские, так там вообще… свобода и независимость… В суде любого субъекта Федерации, как в отеле «Хилтон» в любой стране мира, исполняются любые желания. За ваши деньги, разумеется.
Закрыл тоненькую папочку следователь, сказал: «Как хотите. Будем говорить позже». Вызвал кого-то из тех, что в масках в зданиях ходят, но ему по телефону ответили, что никак нельзя. Война. Все на фронте. Где-то в Замоскворечье «Черную кошку» окружают, так что помощи следователю ждать неоткуда.
– Ладно, – сказал следователь, раздавливая окурок в пепельнице, – пойдем, отведу.
Выглядит так, как будто Гриша попросил его об этой услуге.
Тем же коридором, что вели его в кабинет, подросток отвел его в дежурное помещение. В помещение, похожее на кабину экипажа пассажирского лайнера Жидкова. Кресло, а вокруг, дугой, – панель управления: кнопочки, лампочки, рычажки… Гриша сразу подумал: если заплатить, дежурный мог бы поднять это здание в воздух, долететь до Мальдив и сбросить его над одним из островов. Над любым. И вернуться обратно. Но Гришины фантазии были разрушены самым варварским образом. Приняв его из рук следователя, дежурный капитан довел за локоть до одной из камер, втолкнул туда и запер дверь. А потом вернулся в свое кресло и, оттолкнувшись ногами, крутнулся – Гриша видел через плексиглас окошечка. Он занял позу перед пультом управления полетом целого отделения. Интересно, какие песенки он по утрам поет? «Если б ты знала, если б ты знала…»
Да, салон не первого класса. Курить здесь нельзя. А лист металла, которым дверь обшита изнутри, имеет характерную особенность. В этот лист вгоняли дюбель по два раза на каждый квадратный сантиметр поверхности. Получилась такая терка. Теркой-то в сторону камеры лист и пришит. В такую кулачком не постучишь. Зато лапши для будущего разговора натереть можно достаточно.
Шок испарился, и в Гришу стал проникать тихий ужас его положения. Ему вменяют тяжкую статью, Кира живет своей жизнью, и если все это суммировать, то можно уже сейчас говорить о том, что жизнь поломана и прежней не будет никогда.
Киры нет… По сравнению с этим срок – чепуха.
Еще пару часов назад он сожалел о том, что не активирован на жизнь. Да куда уж там, не активирован! Он искрится отражением событий!
Бичей в камере уже не было. Вероятно, выяснив, что ворами в законе эти двое, пахнущие луком и ректификатом животных, быть не могут, их освободили. Может, и его освободят? Сейчас установят, что Гриша не член преступного сообщества чиркашей, а обыкновенный мужик, от которого жена ушла, и теперь у него, как у латыша, хер да душа, да выпустят? Гревом зон он не занимается, самого бы кто пригрел… должки не выколачивает и девочек в лифтах не подкарауливает. Разве что в кафе. Да и то после ухода Киры уже полгода на женщин смотреть не может. Как будто Кира ушла и потенцию его с собой прихватила.
Через полчаса его бестолковых рассуждений о непричастности к преступному миру дверь загрохотала. Пахнущий дорогим одеколоном – ошибется Гриша или нет, предположив, что «Кензо», – появился, как архангел Михаил, в залитом солнцем квадрате тот же капитан и произнес фразу, которую Гриша несколько раз слышал, но не при таких трагических обстоятельствах:
– На выход!
Он вышел и стал щуриться, как последняя тварь. Как вечный житель тюрьмы. Сквозь слепоту почувствовал еще один запах. Он перебивал «Кензо», и где-то он его уже слышал. Гриша всегда ориентировался на чувства, и сейчас они подсказали ему, что этот аромат свежести ему еще более неприятен, чем «Кензо». Продрав наконец глаза, он увидел ее.
Младшелейтенантша, подперев плечом косяк двери, рассматривала Гришу тем любопытным взглядом, с которым маленькая девочка, взявшись за ногу куклы, раздумывает: «Если я сейчас резко поверну, сломается ножка или попка?»
– А куда его? – почти равнодушно бросил капитан.
– Пальцы откатать.
Не был бы он в качестве главного героя в этом мероприятии пару раз, непременно счел бы, что поведут его на пытки.
– А кто поведет? – спросил капитан и направился к микрофону, торчащему из панели самолета. Ответ ее: «Сама доведу» – такой для Гриши уже знакомый – он не стал анализировать и просто кивнул головой, занявшись какими-то важными переговорами.
– У вас здесь хроническая нехватка провожатых, – заметил Гриша, выходя из дежурного помещения. – Все есть: женщины с бирюзовыми глазами, голубые следаки, а вот чернолицых провожатых не хватает.
Она взяла его за рукав и потащила к лестнице. Этажом ниже она взялась двумя пальцами за Гришин подбородок и сказала:
– Сейчас спустишься вниз и выйдешь на улицу, понял?
Он стал царапать взглядом ее грудь.
– Нет, не понял. Зачем?
– Беги, дурак.
Гриша сглотнул и уставился на нее немигающим взглядом.
– Ты долго глазеть будешь, ненормальный? Иди отсюда, – спохватившись, она сунула Грише в руки его бумажник с документами.
– Зачем ты это делаешь?
– Не люблю глупых разводов.
Развод в отделении был действительно глупый.
– И отпускаешь?
Она рассмеялась.
Дура какая-то.
Пока спускался к выходу, чесал голову. Убежать, конечно, дело нетрудное. На «Ганимеде» только пятки сверкали. А ну как пришьют еще пару лет к статье?
За стеклом его тут же зацепили взглядами два типа в форме, нарочито притормозил. Водя рукой в поисках урны, постоял еще секунд пять, потом махнул, сунул документы в карман. Проверил, застегнута ли ширинка, и направился к дверям. Кто-то за его спиной нажал на кнопочку, в двери раздался звонкий щелчок…
Гриша толкнул дверь. Она открылась.
На улице стоял джип Антоныча, а рядом, хохочущие, сам Антоныч, Слава, Гера и… Кира.
Когда он еще не коснулся ее взглядом, первым его желанием было быстро приблизиться и избить всех троих до полусмерти.
Но когда увидел, устало опустился на ступени отделения, расстегнул еще одну пуговицу на рубашке и стал ждать, когда Кира ворвется в его объятья.
Не отрывая глаз от счастливой пары, Антоныч проговорил вполголоса, для всех, кто стоял у джипа:
– Только не говорите им, что мы Марецкого развели с документами.
– А как объяснить им появление у них ста тысяч баксов?
Антоныч думал недолго:
– Трудно замутить какую-нибудь историю? Главное – вляпаться, а там он и не заметит, как джекпот в руки упадет.
Слава закурил и усмехнулся.
