Мария Нуровская - Дело Нины С.
«Купи пистолет и убей этого типа» – это слова Лилианы Сворович сестре после того, как их мать рассталась с погибшим.
Тысяча девятьсот восемьдесят третий год, после ареста матери Лилиана бьет сестру по лицу, чтобы остановить приступ истерики. Она как бы принимает эстафетную палочку, ей тогда пятнадцать лет.
Она бросает сына и уезжает учиться в Англию, потом забирает его к себе, не считаясь с чувствами других.
Смышленая дочь против негодяя.
Записи, которые сделал комиссар, ему самому показались странными, так как относились к лицу, не дающему показания, а упоминающемуся в них. Неужели он полагал, что это Лилиана Сворович могла совершить преступление? Маловероятно. Но ее мать явно кого-то покрывала, а ради кого она готова пожертвовать собой, как не ради собственного ребенка? Могло быть и так, что Нина Сворович была заказчиком убийства и только потом опомнилась и раскаялась.
Что-то, однако, у него не клеилось – подозреваемая слишком быстро призналась. Комиссар действительно зашел в тупик. Показания дочери ничего нового не внесли в расследование, это было самое обычное повествование о трех одиноких женщинах. Была ли одна из них убийцей? Очень сомнительно. Нина С. боролась в суде за возвращение ей дома, который имел для нее неимоверную ценность. Он был ее родовым гнездом – зачем ей совершать преступление? Из любви? Но похоже, любовь у нее уже прошла после всего того, что она узнала о Ежи Баране.
Комиссар думал обо всем этом, заваривая чай в своей маленькой квартирке в одной из натолинских многоэтажек [36] . Он по-прежнему был одинок, хотя дело шло к пятидесяти и, по-видимому, давали о себе знать первые симптомы кризиса среднего возраста. Он перестал уже надеяться, что в один прекрасный день на пороге его комиссариата появится какой-нибудь Рас-
кольников, а он, подобно Порфирию Петровичу, развернет свой талант и взберется на вершины криминалистической психологии. Этот Порфирий стал его наваждением. Хорошо знакомая кругленькая фигура возникала у комиссара перед глазами каждый раз, когда ему приходилось сталкиваться с каким-либо особенным унижением – например, его вызывали на место пьяного дебоша, где один мерзавец пырнул другого ножом.
Комиссар сел наконец за стол и взял в руки толстую тетрадь, которую в качестве вещественного доказательства изъяли из квартиры Нины С.
Сама она отмалчивается, так пускай заговорят ее записи – или же, как было угодно их автору, «Дневник»…Дневник Нины
4 июля 1967 года
Я хочу стать писательницей! Знаю это точно! Я приняла это жизненно важное решение, когда ела свое любимое малиновое мороженое.
Мы сидели в летнем кафе под парусиновым зонтом, я и моя новая подруга – Алиция Конопницкая. Настоящая фамилия у нее другая, это литературный псевдоним. Псевдоним-шутка [37] . Мы познакомились сегодня
днем случайно, а может, и не случайно, может, это судьба послала мне этого замечательного человека.
В Доме литературы на Краковском Предместье [38] проходил вечер известной поэтессы, которую сравнивали с Павликовской-Ясножевской. На встречу с ней всегда собирались толпы преимущественно молодых людей. Я наизусть знала ее стихи и, как только представлялась возможность, бегала ее послушать. Все места в зале были заняты, многие стояли у стены и в дверях. Рядом со мной сидела немолодая уже и довольно полная женщина, она все время грызла печенье, шелестя целлофановым пакетом. Люди зашикали, и она подмигнула мне. Вид у нее был как у проказника, и я прыснула со смеху. Она наклонилась ко мне и шепнула:
– Трудно воспринимать поэзию в давке, может, нам смыться отсюда? – И пригласила меня поесть мороженое.
– Я хотела бы быть, как она, – призналась я, – хоть на миг почувствовать, что тебя так обожают…
– Лучше всего быть самим собой, – ответила моя новая знакомая, – а с обожанием по-разному бывает.
Она работала в «Шпильках», в сатирическом журнале, поэтому можно сказать, что зарабатывала себе на жизнь острословием. А книги писала довольно мрачные, чаще всего о войне, потому что и времена, в которые она взрослела, были мрачные. Ее отец, адвокат, защищал до войныкоммунистов, на него напали студенты-эндеки [39] и до бесчувствия избили, он уже никогда не встал на ноги. Мать Алиции, привыкшая к жизни в роскоши, не могла понять, что та жизнь безвозвратно ушла, она постоянно плакала, а вскоре началась война, и всем полякам было нелегко, а семье Алиции тем более, ведь ее родители были евреи.
– Я научилась справляться со всем сама, – сказала моя подруга, – и ни на кого не рассчитывать. Это мой первый жизненный принцип.
– А второй? – спросила я.
Она рассмеялась:
– Второй – это уметь радоваться жизни, что в твои семнадцать лет совсем не трудно, но когда тебе столько, сколько мне, уже сложнее.
– А мне кажется, что вам тоже семнадцать лет, – ответила я.
Она пристально посмотрела на меня:
– В таком случае давай перейдем на «ты». Зови меня просто Аля.
– А я – Нина.
– Нина – очень красивое имя. И сама ты красивая, мало того, ты, моя Нинуля, как весна, и у тебя в волосах березовые веточки с почками.
Она сказала это так естественно, что я потрогала свои волосы, и мы обе засмеялись.
Хочу быть такой, как она! Хочу стать писательницей, и еще я решила вести дневник, пусть это будет проба пера. Мне надо представиться, потому что, кажется, так положено делать. Я хочу писать для одного читателя, как Аля. Она утверждает, что пишет для одного читателя, а если книга будет хорошая, то и читателей прибудет.
– А если нет? – спрашиваю я.
– Тогда он уйдет, вот и все…
Надеюсь, мой читатель не уйдет… или, по крайней мере, не сразу.
Познакомьтесь: меня зовут Нина Сворович, я живу со своим папой Александром Своровичем в Брвинове и в следующем году заканчиваю школу. Буду поступать в Варшавский университет на факультет польской и славянской филологии. Мы очень дружны с отцом, хотя между нами часто случаются ссоры, потому что и он, и я ужасные разгильдяи и у нас постоянно что-то теряется. Папа убеждает меня, что это я засунула куда-то его «Пир» Платона, а я – что он ошибке взял мою тетрадь по географии. Он – профессор на факультете философии, и его, по-видимому, там очень любят, потому что на его лекциях всегда толпы. Студенты приходят даже к нам домой. Некоторые очень симпатичные, но у меня уже есть парень, мы с ним дружим еще с начальных классов и хотим всегда быть вместе. Конечно, сначала мы должны закончить школу и поступить в институт. Якуб хочет поступать на физический, потому что у него склонность к точным наукам. Он очень красивый. Мне в нем все нравится: и вечно падающие на глаза густые
волосы, и движение, которым он их отбрасывает. Совсем как Ален Делон. Пока я должна прервать свои излияния, потому что пришла моя сестра Зося и меня зовут вниз.2 августа 1967 г.
Сегодня мы ходили с Алей на длинную прогулку вдоль Вислы.
Я сказала ей, что очень хотела бы воспринимать жизнь так, как она: легко, на многое глядя сквозь пальцы. Она ответила, что жизнь не стоит того, чтобы к ней относиться серьезно. Меня это немного удивило, ведь наша жизнь – это мы сами. Аля помотала головой:
– Нет, жизнь – это факты, то есть только то, что происходит с нами. И запомни, что не факты нас губят, а то значение, какое мы им придаем. Если бы я этого не знала, меня бы уже давно не было.
Я чувствовала, что она хочет донести до меня что-то очень важное, но что – до меня не доходило. Потом дома я еще поразмышляла над этим и в конце концов решила поговорить с папой.
– Знаешь, моя подруга утверждает, что не факты нас губят, а то значение, которое мы им приписываем. Как ты это понимаешь?
– Во-первых, эта мысль еще до твоей подруги кому-то уже пришла в голову, она всего лишь процитировала ее, – ответил он. – А во-вторых, я понимаю это так, как сказано. Например, ты запачкала новое платье и будешь
либо переживать по этому поводу, либо подумаешь: отдам платье в химчистку, и пятно исчезнет.
– А если не исчезнет? – спросила я.
– Если не исчезнет, у тебя снова будут два выхода: либо сочтешь это мелочью, не стоящей внимания, либо это будет тебя мучить и надолго испортит настроение.
Как-то мой папа меня не очень убедил, я подумала, что он говорит со мной, как с ребенком. У моей подруги были какие-то проблемы, и она не смогла чего-то очень важного до меня донести. Я это чувствовала, потому что в отношении близких мне людей у меня необыкновенная интуиция. Однажды подошла ко мне на улице незнакомая женщина и заговорила:
– Ты родилась под знаком Рыбы, да? – Я кивнула. – Если бы ты поработала над собой, у тебя открылся бы дар ясновидения.
Я бы не хотела обладать таким даром. Это должно быть ужасно – знать, что с нами произойдет в будущем. Если бы, например, я знала, что умру через два года, то мне бы ничего не хотелось делать. А так мне приходится зубрить математику, хотя я ее ненавижу. Но per aspera ad astra [40] , как утверждает мой папа.
