Дик Фрэнсис - Игра без козырей
— А остальное, то, что ты сейчас сообщил мне, это твои предположения?
— Да.
— Основанные на твоей оценке Крея, сделанной за один уик-энд?
— Да. И отчасти на том, как он проявил себя за эти два дня. А отчасти на его бумагах, которые я прочел... — После минутного сомнения я рассказал Рэднору, как влез в кейс Крея и сделал снимки. — Остальное всего лишь интуиция.
— Хм, это надо проверить... Ты принес пленки?
Я кивнул, достал их из кармана и положил перед ним на столик.
— Я отдам их в проявку и печать. — Рэднор задумчиво барабанил пальцами по подлокотнику кресла. Затем, будто приняв решение, отрывисто сказал: — Теперь главное, что нам нужно — это клиент.
— Клиент? — растерянно переспросил я.
— Конечно. Мы же не полиция, мы работаем ради прибыли. Расследования и жалованье сотрудникам агентства налогоплательщики не оплачивают. Все оплачивают клиенты.
— А-а... да, конечно.
— Наиболее вероятный клиент в этом случае — распорядители ипподрома в Сибери или Национальный охотничий комитет. И думаю, что прежде всего надо поговорить со старшим стюардом. Никогда не вредно начать сверху.
— Он может предпочесть обратиться в полицию, — заметил я. — Они работают бесплатно.
— Дорогой Сид, знаешь, чего хотят люди, когда обращаются к частным сыщикам? Чтобы сыск оставался частным делом. Они за это платят. Когда полиция что-то расследует, об этом знают все. Когда расследуем мы, об этом не знает никто. Поэтому к нам иногда попадают уголовные дела, хотя, казалось бы, гораздо дешевле обратиться в полицию.
— Понимаю. Значит, вы поговорите со старшим стюардом...
— Нет, — перебил он, — с ним поговоришь ты.
— Я?
— Разумеется. Это твое расследование.
— Но это ваше агентство. Он привык вести переговоры с вами.
— Ты тоже знаком с ним, — возразил Рэднор.
— Я работал с его лошадьми, и это ставит меня в неудобное положение. Для него я жокей, бывший жокей. Он не воспримет меня серьезно.
— Если ты хочешь разоблачить Крея, тебе нужен клиент, — пожал плечами Рэднор. — Иди и найди клиента.
Я хорошо знал, что он никогда не посылал вести переговоры даже старших оперативных сотрудников, тем более неопытных. И я не сразу поверил, что он намерен поручить переговоры мне. Но он молчал, и мне ничего не оставалось, как встать и направиться к дверям.
— Сегодня скачки в Сендауне, — бросил я пробный шар. — Он должен быть там.
— Прекрасная возможность. — Рэднор смотрел поверх моей головы, но не на меня.
— Я попытаюсь там переговорить с ним.
— Правильно.
Он не дал мне задания, но и не выгнал меня. Все еще не веря в то, что произошло, я вышел и, закрывая дверь, услышал неожиданный гулкий, громкий, короткий смешок. Триумфальное фырканье, похожее на счастливый смех.
Я вернулся к себе на квартиру, взял машину и поехал в Сендаун. Стояла сухая, солнечная, теплая для ноября погода, как раз такая, чтобы собрать зрителей на стипль-чез.
В прекрасном настроении я въехал в ворота ипподрома и припарковал машину — «Мерседес» с автоматическим управлением, удобным устройством руля и полоской на заднем стекле: «Нет ручного сигнала». Потом присоединился к толпе зрителей возле весовой. Я больше не мог туда входить. Труднее всего привыкать к тому, что весовая и раздевалка, которые в течение четырнадцати лет я считал родным домом, теперь навсегда закрыты для меня. Когда отдаешь стюардам жокейскую лицензию, теряешь не только работу — рушится весь привычный уклад жизни.
В Сендауне уйма людей хотела поговорить со мной. Я не был на скачках больше шести недель, и каждый спешил поделиться со мной слухами и сплетнями, накопившимися за это время. Вроде бы никто не знал о моем ранении. Меня это порадовало. Погрузившись в атмосферу скачек, я чувствовал себя почти счастливым, и на час Крей отошел в моем сознании на задний план.
Правда, это не значит, что я забыл о цели своего приезда, но в начале соревнований старший стюард виконт Хегборн нигде не задерживался надолго, и мне не удавалось с ним поговорить.
Хотя я много лет работал с его лошадьми и всегда считал его человеком понимающим и справедливым, во многих отношениях он оставался для меня загадкой. Сдержанный, замкнутый, он, казалось, с трудом вступал в общение с людьми. К несчастью, как старший стюард он не добился большого успеха. Создавалось впечатление, что он не олицетворяет власть, а все время оглядывается на власть у себя за спиной. Я сказал бы, что он боится вызвать неодобрение небольшой группы лиц, которые фактически сами жестко и решительно управляли скачками, независимо от того, кто в данный момент сидел в совете распорядителей в кресле старшего стюарда. Лорд Хегборн откладывал решения до тех пор, пока не становилось уже поздно принимать их, и все равно оставалась опасность, что он в любой момент переменит свое мнение. Но мне так или иначе предстояло иметь с ним дело, потому что, пока не кончился год, на который он был избран старшим стюардом, он считался главной фигурой в совете распорядителей.
Наконец мне удалось поймать его в тот момент, когда он отошел от директора ипподрома и остановился, чтобы выслушать жалобы тренера. Лорд Хегборн с не свойственным ему юмором не стал заниматься этими жалобами и приветствовал меня теплее, чем обычно.
— Сид, как приятно вас видеть! Где вы пропадали?
— В отпуске, — коротко объяснил я. — Сэр, могу ли я поговорить с вами после скачек? Мне настоятельно необходимо обсудить один вопрос.
— Лучшего времени, чем сейчас, не будет, — сказал он и скосил глаз на обиженного тренера. — Рассказывайте.
— Нет, сэр. Нужно время и все ваше внимание.
— Хм? — Обиженный тренер был забыт. — Не сегодня, Сид. Мне хотелось бы пораньше вернуться домой. А в чем дело? Скажите в двух словах.
— Я хотел бы поговорить с вами о том, кто стоит за попыткой захвата ипподрома в Сибери.
— Вы хотите... — Он озадаченно смотрел на меня.
— Да, сэр. Об этом невозможно говорить здесь, потому что в любой момент вас могут отвлечь. Если бы вы нашли двадцать минут после окончания соревнований...
— А какое отношение к Сибери имеете вы?
— Практически никакого, сэр. Но, возможно, вы помните, что последние два года я имел отношение к агентству Рэднора. Мы постоянно натыкаемся на факты, касающиеся Сибери, и мистер Рэднор подумал, что они могли бы вас заинтересовать. А я здесь в качестве его полномочного представителя.
— О-о, понимаю. Очень хорошо, Сид. Когда закончится последний заезд, приходите в комнату отдыха стюардов. Если меня там не будет, подождите. Хорошо?
— Да. Спасибо.
Я спустился вниз по склону, поднялся по железной лестнице в сектор трибуны, предназначенный для жокеев, посмеиваясь над собой. Полномочный представитель... Приятное и очень солидное слово. Много лет назад так именовали себя коммивояжеры... Конечно, они это делали шутки ради. Теперь все завели себе новые красивые титулы: представитель службы дератизации — вместо крысолова, представитель санитарной службы — вместо мусорщика. Почему бы и мне не последовать их примеру?
— Только идиоты смеются без причины, — раздалось у меня над ухом. — Какого черта у тебя такой довольный вид? И где ты болтался целый месяц?
— Только не говори, что скучал без меня, — усмехнулся я, не оглядываясь. Я и так знал, кто это.
— Лучший ипподром в Европе, — вздохнул Марк Уитни, тридцативосьмилетний тренер с разбитым, как у боксера, лицом, пострадавшим от бесчисленных падений во время скачек. Два года назад он снял жокейскую форму и с тех пор прибавил не менее трех стонов. У нас была уйма общих воспоминаний, мы соперничали во многих трудных заездах. Я очень любил его.
— Как дела? — спросил я.
— Ничего. Они чертовски улучшатся, если вон то проклятое животное придет хотя бы пятым.
— Думаю, у него есть шансы.
— Черт возьми, шансы-то есть. Только бы у него ноги не заплелись. Самая неуклюжая тварь на земле. — Марк поднял полевой бинокль и посмотрел на табло. — Опять старина Чарли не сумел сбросить вес... Этот парень из Плюмтри получает хороших лошадей. Что ты о нем думаешь?
— Он слишком рискует, — ответил я. — И когда-нибудь сломает шею.
— Уж кто бы говорил... Нет, я серьезно спрашиваю. Понимаешь, я хочу взять его. Как ты на это смотришь? — Он опустил бинокль. — Мне нужен жокей, который мог бы постоянно работать с моими лошадьми. А все другие, кто мне подходит, уже связаны контрактами.
— Что ж, не самый плохой выбор. По-моему, он иногда слишком работает на публику, но, безусловно, умеет ладить с лошадью. Будет ли он слушать то, что ты ему говоришь?
— Тут ты попал прямо в десятку. — Марк поморщился. — В этом вся загвоздка. Он всегда сам знает, как надо.
— Жаль.
— Можешь ты посоветовать мне кого-нибудь еще?
— Хм... А как насчет того парня, Коттона? Правда, он еще очень молод. Но он быстро учится...
