Роберт Уилсон - Немые и проклятые
— Вы подавали апелляцию?
— Нужно время, — сказал Ортега. — И деньги, разумеется, а это непросто. Мне пришлось переехать…
— Почему?
— Жизнь сделалась невыносимой. Меня не обслуживали в кафе и магазинах. Увидев меня на улице, люди переходили на другую сторону. Я стал изгоем за грехи сына. Это было невыносимо. Пришлось убраться. И вот я здесь… один, в компании с чужим дерьмом и вонью.
— Вы знаете сеньора Вегу? — спросил Фалькон, пользуясь моментом.
— Знаю. Он представился мне примерно через неделю после моего переезда. Чем я весьма восхищен. Он знал, почему я здесь оказался. На улицах толпились фотографы. Он прошел мимо них, поприветствовал меня и предложил услуги своего садовника. Я иногда приглашал его выпить, а когда начались проблемы с коллектором, он высказал свое мнение, прислал рабочего, составившего смету, и ничего с меня не взял.
— О чем вы говорили за выпивкой?
— Ни о чем личном, к моему облегчению. Я сначала решил… Сами знаете, когда люди приходят к тебе и набиваются в друзья… Я решил, он питает жадный интерес к несчастьям моего сына или хочет каким-то образом связать себя со мной… Множество людей не прочь добавить себе весу в обществе. Но Рафаэль, несмотря на внешнее обаяние, был закрытым… все впитывал, но о себе говорить не любил. Другое дело политика! Тут он судил-рядил — не остановишь. Мы, к примеру, обсуждали Америку и одиннадцатое сентября. Это было интересно, потому что он всегда придерживался консервативных убеждений. Когда рухнул Всемирный торговый центр, он утверждал, что американцы на это сами напрашивались.
— Он не любил американцев? — спросил Фалькон.
— Да нет же, нет! Он любил американцев. Был очень дружен с этой соседской семьей. Марти на него работал, и я уверен, что Рафаэль был не прочь трахнуть его жену.
— Вы это серьезно?
— Ну как сказать… Конечно, я иронизирую, но смеюсь и над самим собой: мы все не прочь трахнуть Мэдди Крагмэн. Вы ее видели?
Фалькон кивнул.
— И что скажете?
Однако инспектор предпочел перевести разговор.
— Почему он считал, что американцы сами напросились на трагедию одиннадцатого сентября?
— По словам Рафаэля, они вечно лезли в чужую политику, а в этом случае немудрено нарваться на отпор.
— Значит, ничего конкретного, просто беседа за стаканчиком вина?
— Да. Но прозвучали его обвинения довольно неожиданно, если учесть, что он любил Америку, даже собирался туда летом в отпуск, — заметил Ортега, посасывая кончик своей сигары. — Он тогда сказал еще, что американцы дружески похлопывают вас по плечу только до тех пор, пока вы им полезны. Как только вы перестанете приносить доход или давать информацию, вас отшвырнут, как камень, попавшийся под ногу. Не полагайтесь на их верность: она вытекает напрямую из расчетливости. Таков был общий смысл его речи.
— И как вы к ней отнеслись?
— Поразился его горячности. Похоже, он говорил о своих личных переживаниях. Быть может, в бизнесе столкнулся с коварством американских партнеров. Он не стал вдаваться в детали.
— Вы часто виделись в этом году?
— Встречались два или три раза, в основном по поводу коллектора.
— Вы не замечали, что Вега как-то переменился с прошлого года?
Молчание. Ортега, прищурившись, курил. Потом задал вопрос:
— Рафаэль покончил с собой?
— Именно это мы и пытаемся установить, — сказал Фалькон. — Опрос соседей позволяет сделать вывод, что приблизительно с конца прошлого года Вега изменился. Был чем-то озабочен. Жег бумаги в глубине сада.
— Я ничего не заметил, но мы ведь не поддерживали близких отношений. Ах да, припоминаю один случай… Неделю назад я встретил Вегу в универмаге «Эль Корте Инглес» в Нервийоне. Он что-то выбирал, кажется, кожаный бумажник. Я подошел поздороваться. Вега поднял взгляд от прилавка, и я увидел, что он в ужасе — напуган так, будто перед ним возник призрак давно усопшего родственника. Я отвернулся и быстро ушел, не сказав ни слова. По-моему, тогда я видел его в последний раз.
— Скажите, сеньор Ортега, в доме Веги часто бывали люди? Постоянные или необычные гости? Ночные посетители?
— Послушайте, хоть я и торчу здесь все время, особенно сейчас, когда работой меня не заваливают, но я не смотрю целыми днями через ограду и не подсматриваю сквозь ставни.
— А чем вы занимаетесь?
— Ну, говоря по чести, я неприлично много времени провожу копаясь в собственной голове. Больше, чем следует, и больше, чем хочу я сам.
— Что вы делали прошлой ночью?
— Напился в одиночку. Дурная привычка, я знаю. Заснул прямо здесь и проснулся в пять утра от холода — спасибо кондиционеру.
— Когда я спросил про гостей Веги, я не имел в виду…
— Сеньор инспектор, насколько мне известно, единственные постоянные посетители Веги — это родители Лусии и стерва из дома напротив. Она иногда присматривала за ребенком.
— Стерва?
— Консуэло Хименес. С ней лучше не сталкиваться, Хавьер. Она из тех, кто улыбается только если зажмет твои яйца в тиски.
— У вас были какие-то разногласия?
— Нет-нет. Просто я хорошо знаю этот тип женщин.
— И что же они из себя представляют? — спросил Фалькон, не в силах удержаться от вопроса.
— Это бабы, которые, не будучи лесбиянками, все же терпеть не могут мужчин! Умом они, конечно, понимают, что удовлетворить свои низкие сексуальные потребности могут только с нашей помощью. Это держит их в состоянии постоянного негодования и злобы.
Фалькон прикусил кончик ручки, стараясь сдержать улыбку. Не иначе как великий Пабло Ортега предложил Консуэло свои бесценные услуги и нарвался на отказ.
— Она, видите ли, любит детей! — язвительно продолжал Ортега. — Любит, когда вокруг бегают маленькие мальчики. Чем больше, тем лучше. Но как только у них вырастут волосы…
Ортега сгреб в кулак поседевшие волосы на груди и презрительно откинул голову. Актер он был поистине блестящий — получилась великолепная сценка: он сумел показать одновременно и мужскую глупость, и женскую гордость. Фалькон рассмеялся. Ортега упивался одобрением своего единственного зрителя.
— Мне о женщинах известно все! — Он долил в свой стакан пива «Крускампо» и жестом предложил налить Фалькону. Тот отказался. — Знаете, какой лучший в мире способ завести знакомство с любой из них?
Фалькон покачал головой.
— Собаки! — торжествующе заявил Ортега.
— Так у вас есть собаки?
— Два мопса. Большой кобель по имени Паваротти и маленькая сука с темной мордочкой, Каллас.
— Они поют?
— Нет, они загадили весь сад.
— Где вы их держите?
— Ясное дело, не здесь, где весь пол уставлен моей коллекцией. С них станется задрать лапу возле шедевра, и тогда я… я просто за себя не отвечаю!
— Вашей коллекцией?
— Вы же не думаете, что я постоянно живу в таком бардаке? Пришлось перенести все сюда, когда сломался коллектор. Но сначала давайте я доскажу про собак. Мопсы — вот идеальный способ завязать разговор с одинокой женщиной. Маленькие, до смешного уродливые и забавные. С женщинами и детьми всегда срабатывает. Дети не могут перед ними устоять.
— Именно так вы познакомились с Консуэло Хименес?
— И с Лусией Вегой, — сказал актер, подмигивая.
— Сеньор Ортега, позвольте вас перебить… я не успел сказать вам: сеньора Вега убита.
— Убита?! — Ортега вскочил, пролив пиво на колени.
— Ее задушили подушкой…
— Хотите сказать, он убил ее, а потом себя? А что с мальчиком?
— Он ночевал в доме сеньоры Хименес.
— Боже!.. Какая трагедия! — Ортега подошел к окну, стукнул по раме кулаком и выглянул в сад в поисках утешения.
— Вы начали говорить про сеньору Вегу… У вас ведь не было романа?
— Романа?.. — повторил актер. Теперь до него дошел весь ужас ситуации. — Нет, нет, ни в коем случае! Мы просто познакомились в этом крохотном парке, когда я гулял с собаками. Она совсем не в моем вкусе. А ее привлекала моя известность, только и всего.
— О чем вы говорили?
— Не помню. Кажется, она видела меня в спектакле или… О чем же мы говорили?..
— Когда это было?
— По-моему, в марте.
— Вы подмигнули, произнося ее имя.
— Это просто мое идиотское бахвальство, поверьте!
Ручка Фалькона зависла над страницей блокнота. В памяти всплыли события, происходившие пятнадцать месяцев назад. Он вспомнил фотографии, которые Рауль Хименес развешивал над письменным столом в своей квартире. Знаменитости, обедавшие в его ресторанах, крупные чиновники из городской администрации, полиции и суда… Вот где Фалькон видел раньше лицо Пабло Ортеги!
— Вы были знакомы с Раулем Хименесом?
— Иногда я посещал его рестораны, — с облегчением признался Ортега.
— У него дома висела ваша фотография…
— Не представляю, откуда он ее взял. Рауль Хименес терпеть не мог театр… Разве что… Ну конечно, мой брат Игнасио! Он знал Рауля. Компания моего брата занимается установкой кондиционеров. Когда Игнасио хотел произвести впечатление, он приглашал меня на приемы. Скорее всего, там меня и сфотографировали.
