Роберт Уилсон - Немые и проклятые
Фелипе сказал, что поисками занимается Перес. Они прошли к дому садовника. Дверь оказалась не заперта. Две душные комнаты. Вещей практически нет. Матрас наполовину свисает с кровати, как будто садовник что-то под ним хранил и был вынужден спешно вытаскивать. Или просто выносил его наружу и спал на воздухе? Еще в спальне имелся перевернутый вверх дном ящик, служивший прикроватным столиком. В кухне — газовая плитка, работающая от баллона. Холодильника нет, в буфете только концентраты.
— Не очень-то похоже на роскошные хоромы Веги, — протянул Фелипе.
— Лучше жить так, чем в Трес-Миль-Вивьендас, [6]— откликнулся Фалькон. — А вот сбежал он зачем?
— Аллергия на полицию, — авторитетно заявил Фелипе. — У этих ребят начинается приступ астмы при виде цифр ноль-девять-один на стене телефонной будки. А тут труп… К чему болтаться рядом, нарываясь на неприятности? Резонно?
— А может, он что-то или кого-то видел, — сказал Фалькон. — Он мог знать, что сеньор Вега жег свои бумаги. Мог видеть его стоящим босиком в саду. Мог даже видеть, что случилось прошлой ночью.
— Я сниму несколько отпечатков и прогоню через компьютер, — пообещал Фелипе.
Фалькон направился к дому, рубашка липла к спине. Он позвонил Пересу на сотовый.
— Ты где? — спросил Фалькон.
— Сейчас я в больнице, инспектор.
— Я оставил тебя обыскивать гараж и двор вокруг дома.
— Я обыскал.
— Как насчет сгоревших бумаг на решетке?
— Их сожгли. Я это записал.
— Ты поранился?
— Нет.
— Тогда что ты делаешь в больнице?
— Сеньора Хименес прислала горничную сказать, что у нее проблемы с мальчиком, с Марио. Она подумала, что ему лучше видеть знакомые лица, быть с бабушкой и дедушкой.
— Ты говорил об этом судебному следователю Кальдерону?
— Да.
— Почему он не поставил меня в известность?
— Его занимали другие вещи.
— Какие?
— Ну уж этого он мне точно не расскажет, так ведь? — ответил Перес. — Я видел, что он озабочен, вот и все.
— Так объясни наконец, почему ты в больнице? — раздраженно осведомился Фалькон, который так за много лет и не привык к более чем необычной манере Переса выполнять задания и докладывать начальству.
— Я прибыл в квартиру сеньоры и сеньора Кабелло, это родители сеньоры Веги, — начал Перес. — Им обоим за семьдесят. Они меня впускают. Я рассказываю, что произошло, и сеньора Кабелло падает. Я решил, что это шок, но сеньор Кабелло говорит, у нее слабое сердце. Я вызываю «скорую» и оказываю ей первую помощь. Она перестает дышать. Инспектор, мне приходится делать ей искусственное дыхание и массаж сердца. Приезжает «скорая»; на счастье, в машине оказывается дефибриллятор. Теперь она в реанимации, а я сижу здесь с сеньором Кабелло. Я позвонил другой его дочери, она приезжает из Мадрида скорым поездом.
— Ты говорил с сеньорой Хименес?
— У меня нет ее телефона.
— С Кальдероном?
— Его мобильный выключен.
— Со мной?
— Инспектор, но что же мы делаем сейчас?
— Ладно, молодец, — сказал Фалькон.
Фалькон вернулся в прохладу дома и почувствовал себя потерпевшим крушение. Все нетерпеливо толкались вокруг. Оба тела лежали, упакованные в черные мешки, в холле на носилках.
— Чего вы ждете? — спросил Фалькон.
— Нужно, чтобы судебный следователь Кальдерон подписал протокол осмотра трупа женщины, — сказал судебный медик. — Мы не можем его найти.
По пути к дому Крагмэнов Фалькон позвонил сеньоре Хименес, рассказал о родителях Лусии и намечающемся прибытии из Мадрида ее сестры. Марио свалился от усталости, сказала Консуэло, теперь он спит. И пригласила Фалькона зайти — выпить стаканчик.
— У меня еще много дел, — начал отнекиваться он.
— Я буду здесь весь день, — сообщила она. — Не пойду на работу.
Марти Крагмэн открыл дверь, потягиваясь, как будто дремал на диване. Фалькон спросил про Кальдерона. Марти указал наверх и побрел к дивану, босой, в спадающих джинсах. Фалькон пошел на звук голосов — говорили по-английски. Кальдерон говорил довольно свободно, с пылкостью подростка.
— Да, да! — услышал его восклицание Фалькон. — Я это вижу. Ощущение остранения очень явное.
Фалькон вздохнул. Иисус сладчайший, беседы об искусстве! Он постучал. Мэдди распахнула дверь с язвительной усмешкой на лице. Глаза Кальдерона за ее плечом были широко раскрыты, взгляд дикий, зрачки расширены. Это заставило Фалькона на секунду отступить.
— О, старший инспектор! — воскликнула она. — У нас тут такой интересный разговор с сеньором Кальдероном. Не правда ли, сеньор?
Фалькон извинился за вторжение, но судебный следователь должен подписать документы на вывоз второго тела. Кальдерон все никак не мог прийти в себя: на лице его явственно читалось усилие, словно бы ему пришлось склеивать себя по кусочкам.
— Ваш мобильный выключен, — сказал Фалькон.
Мэдди приподняла бровь. Кальдерон осмотрел комнату, проверяя, не оставил ли каких-нибудь улик. Он произнес до неловкости длинную прощальную речь, держа сеньору Крагмэн за руку, которую в конце поцеловал.
Судебный следователь поплелся вниз по лестнице с покорностью школьника, но на полпути остановился.
— Инспектор, а вы не идете?
— У меня вопрос к сеньоре Крагмэн.
Кальдерон дал понять, что подождет.
— Вы должны идти и работать, сеньор следователь, — сказала Мэдди, помахав ему рукой.
На лице Кальдерона отразилось множество эмоций. Надежда, восхищение, разочарование, тоска, ревность, гнев и смирение. Делать было нечего — он поплелся в дом Веги. Спотыкаясь, преодолел остальные ступеньки, ноги плохо его слушались.
— Ваш вопрос, старший инспектор? — напомнила Мэдди. Лицо ее было спокойно, как море в глубоком штиле.
Он попросил еще раз показать снимки сеньора Веги в саду. Она пошла в лабораторию и разложила снимки на столе. Фалькон указал на верхний угол фотографий.
— Дым? — полувопросительно сказал он.
— Он что-то жег, — подтвердила она. — Он довольно часто сжигал там бумаги.
— Насколько часто?
— С начала года… довольно много раз.
— А все ваши снимки…
— Этого года, — договорила она. — Хотя постоянно приходить к реке он стал не раньше марта.
— Вы знали, что его что-то беспокоит, — пробормотал Фалькон. Она уже начинала его раздражать.
— Я вам сказала: это не мое дело. И вы, похоже, сами не уверены, убийство это или самоубийство.
Он молча повернулся и пошел к двери.
— Очень умный и чуткий человек этот ваш коллега сеньор Кальдерон, — проговорила она.
— Он хороший человек, — добавил Фалькон. — И счастливый.
— Это редкость среди мужчин, которым за тридцать, — сказала Мэдди.
— Почему вы так говорите?
— У реки я вижу больше мужчин, чем женщин.
— У женщин есть талант не терять связи с миром, — высказал свое убеждение Фалькон. — Им проще разговаривать.
— Это не секрет, — согласилась Мэдди. — Это наш способ жить и выжить. Мужчины, такие, как Марти, например, выходят из игры, пытаясь найти ответы, которых не существует. Они пытаются усложнять и без того сложные вопросы.
Фалькон кивнул и пошел вниз по лестнице. Она стояла наверху, прислонившись к стене и сложив руки на груди.
— И почему же сеньор Кальдерон так счастлив?
— У него скоро свадьба, — не оборачиваясь, ответил Фалькон.
— Вы ее знаете? — спросила Мэдди. — Она хорошая?
— Да, — ответил Фалькон и повернулся к двери.
— Будьте веселей, — сказала она по-английски. — Hastaluego, [7]старший инспектор.
6
Среда, 24 июля 2002 года
Фалькон прекрасно понял, что она имела в виду. Он в бешенстве шагал обратно к дому Веги и успокоился, только увидев горничную, идущую к улице Канзас-сити. Он догнал ее и спросил, не покупала ли она недавно жидкость для прочистки труб. Нет, никогда. Он спросил, когда она в последний раз мыла пол в кухне. Сеньора Вега панически боялась, что Марио нахватается микробов на грязном полу, и настаивала, чтобы пол мыли трижды в день. Марио уже ушел к Консуэло Хименес, когда она вчера вечером вымыла пол в последний раз. Фалькон как раз подошел к дому Веги и успел увидеть, как отъезжает машина «скорой помощи» с телами супругов. Парадная дверь была открыта. Кальдерон курил в холле. Фелипе и Хорхе кивнули ему, выходя со своими чемоданчиками и сумками для хранения вещественных доказательств. Фалькон вошел и закрыл за ними дверь, выталкивая жару наружу.
— О чем ты ее спрашивал? — начал наступление Кальдерон. Официальный тон как ветром сдуло.
— Я увидел пепел на решетке для барбекю и понял, что Вега жег бумаги. Хотел посмотреть, не запечатлела ли она, как он что-то сжигает, на своих снимках, — сказал Фалькон. — Так оно и оказалось.
— И это все? — спросил Кальдерон тоном одновременно обвиняющим и насмешливым. Фалькон снова разозлился.
— Ты от нее чего-нибудь добился, Эстебан?
