Анна и Сергей Литвиновы - Смерть в наследство
Разговаривают они. Все нормально вроде, а страшно бабе Маше. И чувствует она, как Танюше плохо. Как тягостно ей. Как она не говорит даже, а думает: «Ну отпусти ты меня… Пожалей ты… Не хочу я быть с тобой… Помилуй ты меня…» А вслух ничего не произносит. Сидит и улыбается. И что-то веселое говорит. А внутри у нее, у Танюши, заледенело все. Страшно ей, маетно… И Марье Петровне тоже – и страшно, и маетно…
Проснулась она с тяжелым сердцем. Попыталась отогнать сон – не смогла. Сумрачно было на душе.
Марья Петровна опустилась на колени перед иконами и принялась истово молиться.
* * *Это был его город.
Он всегда знал, всю жизнь свою, что он будет – его.
И вот теперь Южнороссийск полновластно и безраздельно принадлежал ему. В его руках были порты – лесной, нефтеналивной, пассажирский и обычный. Ему принадлежало пять цементных заводов. Таможня. Два банка. Рыбозавод. Швейная фабрика. Пивной завод. Базар обычный. Рынок, где торговали «челноки». Рынок автомобильный. И еще – без числа! – кафе, пляжи, пансионаты, санатории, дома отдыха: все, до последней коммерческой палатки. Все, что давало прибыль.
Нет, ни в одной бумаге, нигде не записано, что он – хозяин. По документам он не владеет ничем. Но все знают: хозяин здесь – он. И спрашивать обо всем надо – у него. И всегда делиться надо – с ним.
Да и он сам не все гребет – себе. Конечно, и ему приходится делиться. И с теми, кто наверху, и с теми, кто снизу. И Шляге, будь он проклят, приходится отстегивать. И прокурору, и городской Думе, и губернатору, и Москве… Да бог знает с кем приходится делиться! Со всеми, вплоть до последнего лоточника, чтобы тот не только силу чувствовал, но и выгоду имел… Но все равно у него – оставалось. Ох как оставалось! Два дома в городе. Три особняка на берегу. Три квартиры любовницам. Семь машин. Дом в Италии. Дом во Флориде. Квартира в Лондоне… Что еще? Два номерных счета – в Швейцарии и на Каймановых островах. Сколько там, на этих счетах? Да уж на каждом поболее «лимона». Можно уехать и жить тихо-спокойно…
Можно. Так ведь не уедешь же. До смертного часа не уедешь… Деньги – фуфло! Главное – власть. Когда ты знаешь, что никто против тебя не пикнет, а пикнет – ты с удовольствием раздавишь. Когда ты знаешь, что любая баба – хоть ты балерина, хоть целочка, хоть прохожая случайная – тебе даст… О, как это заводит!.. Разве не об этом ты думал, разве не к этому готовился, разве не об этом мальчишкой мечтал?..
Но ты мечтал не об одном только городе, напомнил он себе. Ты мечтал о крае. И даже – о стране. Город – оно, конечно, хорошо, да, надо расти. Как там у Маяковского?.. «Стремиться в завтра, вперед, чтоб брюки трещали в шагу!»
Вот и шагнем. Все затрещит! Какие наши годы. Ему всего пятьдесят с небольшим, а «полтинник» для политика – не возраст. В этом году его точно выберут в Госдуму. В партийный список он уже включен. Партия такая, что осечки не будет. А там, в Думе, осмотримся и решим, куда дальше шагать… Устремимся в завтра…
Приехали.
Процессия джипов – а иным транспортом сюда не доберешься – остановилась на каменистом берегу.
Первым – по чину и на правах радушного хозяина – на камни выпрыгнул мэр Южнороссийска Павел Ильич Ильинский. Разминая ноги, стала высаживаться депутация из Москвы.
Скоро здесь, в пятнадцати километрах от города и пяти километрах (если ехать по берегу) от пригородного курортного местечка Косая Щель, будет построен крупнейший в России нефтяной терминал.
Комиссия приехала лично осматривать место, где далеко в море уйдут трубы нефтепровода. К ним потечет через полстраны каспийская нефть, а уже отсюда супертанкеры развезут «черное золото» по всему свету.
Надо срочно продавать особняк в Щели, подумал он. И своим всем посоветовать. Скоро здесь от нефтяной пленки деваться будет некуда. Ну да это потеря небольшая… Зато какие перспективы! Правильно, правильно нефть хоть черным, да золотом называют…
А сколько боев будет! Черные снова, как о трубе прознали, сюда лезут… Будет у Шляги работы…
Одним из последних из джипа, тушуясь на фоне многочисленных официальных лиц, вылез скромный советник южнороссийской мэрии по инвестициям Михаил Ефремович Шлягун, известный всему городу, краю и (благодаря публикациям в центральных газетах и репортажам по телевидению) даже всей стране по кличке Шляга.
* * *Когда ты за рулем уже семь лет, то машину можешь вести как бы на автопилоте. Думать о чем-то своем, радоваться или огорчаться, а дорога ведет тебя сама.
Таня – вся в эйфории от своей находки – не замечала, как она переключает передачи, подтормаживает перед поворотами, прибавляет газку на прямых участках… Краем сознания она видела яркий солнечный день за окнами машины, по-летнему сочную зелень лесов на склонах гор и огромное, блистающее море вдалеке. В распахнутые окна и люк машины врывался теплый воздух, баловался Таниной прической… Ее душа пела, а верный «пежик» словно бы подпевал и весело катил в сторону гостиницы. Мелькнул дорожный знак «Южнороссийск». Они триумфально въехали в город и начали спускаться с горы к его центру. Улица была крутой и извилистой. Мелькали одноэтажные, типично южнорусские дома – беленые, мазаные. За заборами угадывались сады. Весело краснела и желтела черешня.
Таня уже прикидывала, как ей лучше добираться до Москвы – опять на машине? А гаишники? Придорожные бандиты? Или, может, чтоб не рисковать понапрасну, лучше сесть на поезд или на самолет? А за «пежиком» потом вернуться?
Нет, самолет отменяется – там досмотр. А поезд? Может, это безопасней, чем катить через полстраны с сокровищами в багажнике?.. Да подожди, одергивала она себя сама, ты ведь даже не открывала чемодан. Может, никакого клада там и нет! Может, там старые фотографии? Или комплекты «Сатирикона» за 1912 год?.. Но сердце ей подсказывало: есть, есть – обязательно что-то есть!..
Проблему она заметила, почти подъехав к гостинице.
Исправно бросая взгляд в зеркало заднего вида на всем протяжении дороги, Татьяна только сейчас обратила внимание на то, что ее ведут. Уже очень давно за ней едут и останавливаются на светофорах одни и те же две машины. Синяя «девятка» и светлая «Ауди-100».
…Однажды она спросила отчима:
– Валерочка, вот ты все знаешь… Вчера за мной все время какая-то машина ехала… Неужели следили?
Валера деловито уточнил:
– Машина одна была?
– Одна. И мужик в ней – один.
Отчим усмехнулся:
– Понравилась, значит, ты ему. Вот и ехал за тобой, думал, может, ты колесо проткнешь, а он тебе поможет… Или просто через форточку визитку хотел протянуть… Да не случилось… Ездишь, наверно, быстро… А следят, Танюша, как минимум на двух машинах. И если ты эти машины вычисляешь – значит, работают грубо. Значит, непрофессионалы. Или хотят, чтоб ты заметила.
* * *– Хрен ли ты, Куцый, так притираешься? Ведь срисует!
– Кто срисует? Девка срисует? Меня? Да она со страху, что сама за рулем, уже описалась! Едет – только асфальт и видит!
«Пежо» притормозил на красный свет пешеходного светофора. Куцый на «девятке» встал сзади. В соседнем ряду пристроилась «Ауди». Удостоверившись в том, что машины стоят, с противоположной стороны улицы на проезжую часть хлынули пешеходы.
Не дожидаясь, пока они дойдут до середины улицы, «Пежо», как укушенный, рванулся вперед.
Куцый, поспешно трогаясь вслед за ним, зацепил боковым зеркалом бабулю. Проклятия бабки достались пассажирам «Ауди», которое тоже резко дернулось с места…
* * *– Валерочка, милый, что делать? – Танин голос дрожал от слез. – За мной следят! Я пыталась, пыталась их сбросить!.. Не получается!..
Ходасевич автоматически взглянул на часы: 19.42. Она еще успевает. Не зря он предусмотрел такую возможность и уже успел сделать несколько междугородных звонков. Он спокойно уточнил:
– Ты звонишь по мобильному?
– Да, да! Я в машине! А они даже не прячутся, стоят вон рядом!..
– Но тебя не слышат?
Валера разговаривал абсолютно спокойно – как будто они просто обсуждали очередной детективный роман. И Тане стало немного стыдно от того, что она чуть ли не ревет, как последняя трусиха. Взяв себя в руки, Татьяна ответила:
– Не слышат! Я окна закрыла! Но почему? Валера, почему?
– Спокойней, миленькая… Тебя никто не собирается убивать… И грабить не собираются… Хотели б – уже ограбили… Чемодан при тебе?
– Да! Но я его еще даже не открывала!
– И не открывай. Пока не открывай…
Боже, какой же я осел! Какой же остолоп!
Разговаривая с Таней, Валерий Петрович ругал сам себя последними словами: «Как же я отпустил ее одну! Я-то думал: пустяки, шуточки, пусть ребенок развеется. Пускай в «Остров сокровищ» поиграет. Все равно в отпуске. Никакой бабули скорей всего нет – да ведь и клада тогда никакого нет! Ну, сидит студент-славист, скучает в своей Сорбонне, развлекается, в русском тренируется… А оно вот ведь как обернулось! Нет, такого предусмотреть не мог никто…»
