Анна и Сергей Литвиновы - Смерть в наследство
Таня решительно протиснулась в расщелину.
* * *– Рустам, это Васек. Клиент на месте. Нет, баба. Одна… Понял. Жду.
* * *Внутри было сумрачно и очень тепло. Воздух казался таким сухим и горячим, будто сейчас август, а не конец мая. Пещерка была размером с ее кухню – примерно два на три. Ни скелетов, ни змей. А снайпер? Или менты? Внутри никого не было видно. Хотя Таня не могла за это поручиться. О фонарике она не подумала, а свет в пещеру еле проникал. Ну ничего, глаза сейчас привыкнут к темноте, и она все внимательно рассмотрит.
В пещерке явно никого не было. По крайней мере последние десять лет. Ни бутылок. Ни банок. Ни кучек дерьма. Ни бумажек. Ни надписей на стенах.
Шестьдесят сантиметров от пола точно посередине восточной стены… Так написала старуха. Там, в скале, есть небольшая выемка. Просовываешь туда руку. И отваливаешь кусок скалы, нажав его с обратной стороны… Бабушкины сказки!.. Сезам, откройся!.. Таня и хотела верить, и не верила.
Таня еще раз оглядела пещеру и убедилась, что она здесь одна. Какой все-таки сухой воздух… Значит, картины – если они там есть, конечно, – нормально сохранились… А вот и выемка в стене. Точно в том месте, где написала – и нарисовала – старуха.
Таня подошла к противоположной стене пещеры и осторожно просунула в отверстие руку. Если бы дело было в кино, ее сейчас наверняка укусила бы какая-нибудь тварь. Таня затаила дыхание. Просунула руку дальше. Никто не кусал. Рука вошла по локоть. Ну, и что теперь? Таня пошевелила пальцами. Ничего. Но ей казалось, что там, дальше, дыра расширяется. Но дотянуться туда она не могла. Что же делать? Таня вытащила руку.
Рукав был весь в пыли. Запястье содрано. Ну, если бабулька пошутила – она мне ответит за это! Лично в Париж приеду и волосенки ее седенькие повыщипаю.
Таня огляделась. Глаза вполне привыкли к темноте. Все в пещерке различалось как на ладони. И тут она увидела на полу у той же стены какой-то предмет. Подняла. Это была железяка длиной с полметра. На конце она изгибалась. Кажется, это такая штуковина, которой в русской печке шуруют. Слово забыла… Кочерга!.. Да, кочерга. Ее, эту кочережку, кто-то будто нарочно сюда положил. Неужто прапрабабка, княгиня Савичева? Когда прятала чемоданчик? Восемьдесят лет назад? Специально для меня? И она, эта железка, здесь до сих пор лежит?.. А почему нет? Ведь, по всему судя, в пещере сто лет никого не было. Вон сколько пыли на полу… А железяка не просто ржавая, а вся прямо трухлявая. Железо аж слоится… Ну что, еще попыточку? Таня знала, что, пока она не посмотрит, что же там, в стене, она отсюда ни за что не уйдет. Есть не будет, спать не будет – не уйдет. Don'tgive up! [1] – почему-то вспомнились слова английской песни.
И еще отчего-то афоризм: «Количество сдавшихся намного превышает число побежденных». Нет, она не из таковских. Она не любит проигрывать. Сдаваться – тем более.
Таня осторожно просунула кочергу в отверстие. Она ушла туда вся. И еще рука почти до локтя. Но там, впереди, чувствовалось расширение пространства. Она повертела кочергой вокруг ее оси. Запястье опять ободралось о камни. Зато кочерга вертелась! А ну-ка попробуем! Таня зацепила кочергой за камень изнутри. Дернула. Черта с два! Железяка соскочила. Ну-тка, еще разик! Нет, камень не поддавался. А ну, еще – взяли!..
Промучившись минут пять, Таня вытащила в кровь ободранную руку и опустилась на пол пещеры. Что еще можно придумать?.. Сейчас покурить бы… Она с досадой вспомнила, что сигареты остались в сумке, которую она швырнула на прибрежные камни. Ну не спускаться же!.. Да и что тут придумаешь? «Трясти надо», как говорится в анекдоте. Таня впервые пожалела, что не взяла с собой мужика. Хотя бы Печального Гарика. Силенок, черт возьми, не хватает. Не бежать же сейчас за каким-нибудь качком. «Мужчина, не могли бы вы помочь мне достать сокровища?» Нет, надо попробовать еще раз. Зря она, что ли, два года теннисом занимается. Вон бицепс какой – как у Кафельникова.
Подбадривая себя, она снова засунула железяку в отверстие. Зацепила кривым концом за скалу. Напружинилась что есть сил – аж в глазах поалело. Ну же!.. Камень подался вперед, на нее. Ну, еще!.. Еще несколько сантиметров… Было видно, что огромный камень чуть выступил из стены. Давай-давай, Танька, победа близка! Что есть мочи она налегла на кочергу.
Огромный камень высунулся из стены сантиметров на семь. Теперь за его края можно было схватить руками. Таня высунула руку из дыры, отбросила железяку и взялась за края камня. Дернула на себя что есть сил. Камень неожиданно легко пошел на нее. Еще рывок – и он стал медленно падать!
Камень обрушился на пол пещерки. Грохот – страшный! Она едва успела отскочить. Глаза запорошило пылью.
В азарте, зажмурившись, вслепую, Таня запустила руку в дыру. Ну?
Рука нащупала ручку чемодана.
* * *Василий нервничал. Он прекрасно знал это побережье – так называемый «дикий пляж». Узкая кромка, огромные скалы. И море. Больше ничего. Он прекрасно видел, как девица лезла по скале. Сначала решил, что она – придурошная, и только потом догадался, что ее-то и ждет его босс Рустам.
Рустам строго велел: «Увидишь: на диком пляже чего ищут – звони. Мухой звони!» Василий за полгода работы всякого навидался. И разборки на пляже видел, и художники туда приходили с натуры рисовать. Рисовали море и голых баб. Да, и баб голых он уже с Первомая наблюдает – иногда приезжают купаться. А уж секса насмотрелся… Но не это имел в виду Рустам, когда звонил время от времени по мобильному с единственным вопросом: «Ну?»
– Ничего, – честно отвечал Василий. – Вот только прибыли точка не приносит.
Рустам никак не реагировал на то, что прибыли нет. Он каждый раз говорил:
– Все будет. Но помни: упустишь – урою. Лично кастрирую без наркоза, – и вешал трубку.
И вот вам здрасьте – девка лезла-лезла по скале (он еще боялся – или надеялся? – что сорвется) и вдруг исчезла. Куда ж она могла подеваться?! Василий сам, грешным делом, как получил задание Рустама, обследовал на рассвете, еще до работы, дикий пляж. Осмотрел скалы, чуть не каждый камень на берегу пошевелил – и не врубился, чего тут можно искать. А девица чего-то искала. И теперь вообще испарилась. Слилась со скалой.
* * *– ЙЕС! ЙЕС! ЙЕС! – запрыгала по пещере Таня.
Клад, она нашла клад! Есть от чего в пляс пуститься. Она решила исполнить свой коронный номер – прыжок с визгом, от него на дискотеках все тащились. Подпрыгнула, завизжала – и врезалась головой в потолок. В ушах зазвенело. Вот балда: пещера-то низкая! Чуть не убилась… Было бы теперь здесь как в романах: в одной пещере и клад, и скелет…
Таня аккуратно осмотрела чемодан. Он был большой, старый, прямоугольный, фибровый. Поверх тщательно перевязан веревками. Веревки от старости потемнели. Как и сам чемодан. Закрыт он крепко. Это хорошо. Если она будет держать его в руках, то с этой скалы ни в жизнь не спустится. Придется его кидать вниз, а потом слезать самой…
* * *Василий нервничал все больше и больше.
Братки уже подъехали.
Ближе к городу, на обочине, стояла синяя «девятка». В той части дороги, где пляж кончался, – «Ауди-100».
А девица исчезла.
Он не сводил глаз с того места на скале, где она словно сквозь камни провалилась. Бинокль уже нещадно натер ему переносицу…
И вдруг он увидел – вниз полетел какой-то довольно большой предмет. За ним чуть не кубарем скатилась девица. Она в две секунды посрывала с себя одежду и бросилась в море… Василий оценил ее безупречную фигурку и даже вздохнул от жалости – девчонка-то больше не жилец. Дурачку ясно…
Он наблюдал, как она с чемоданом возвращается к прорубленным в «Медведе» ступенькам… Видел, как по грунтовой дороге из леса выезжает новенькая маленькая машинка… «Пежо», кажется… А, так это была ее тачка…
Что дальше?.. «Пежо» уверенно двигается в сторону города. «Девятка» его пропускает. Сзади на хорошей дистанции движется «Ауди». За «Ауди» трогается «девятка».
Прощай, крошка!.. Сегодня Василий получит свою законную штуку баксов и поведет ненасытную Люську в крутой кабак…
* * *Нехороший сон приснился Марье Петровне. Не дочка ей приснилась, не внучата, не зятек Николай непутевый, а та девчушка, что на красной машинке ее подвезла и денег не взяла. И еще сто долларов за фотографию спрятала.
Снилось Марье Петровне, что Таня эта сидит в кафе. Кафе не наше – заграничное. Столики прямо на улице стоят. Люди по тротуару мимо ходят. Все красивые. Прямо фильм какой-то из ненашенской жизни.
Чего ж тут, спрашивается, плохого?
А вот бабе Маше не по себе. Может, оттого, что сидит рядом с Танюшкой за столиком человек. Только он не черный, как в прошлых видениях, а вполне нормальный. Лощеный такой, заграничный.
Разговаривают они. Все нормально вроде, а страшно бабе Маше. И чувствует она, как Танюше плохо. Как тягостно ей. Как она не говорит даже, а думает: «Ну отпусти ты меня… Пожалей ты… Не хочу я быть с тобой… Помилуй ты меня…» А вслух ничего не произносит. Сидит и улыбается. И что-то веселое говорит. А внутри у нее, у Танюши, заледенело все. Страшно ей, маетно… И Марье Петровне тоже – и страшно, и маетно…
