Анна Князева - Подвеска Кончиты
Однажды, столкнувшись с Кончитой в галерее президио, Резанов вежливо отступил и склонил голову. Но, услышав ее шепот, удивленно поднял глаза.
– Чтобы купить хлеб, вам нужно поехать в миссию францисканцев, – тихо проговорила она и, не оглядываясь, ушла.
На восьмой день пребывания в бухте ранним утром вахтенный заметил на берегу немногочисленную кавалькаду и сообщил о ней капитану. На палубу вышел Резанов и, посмотрев в трубу, узнал сына коменданта дона Луиса и монаха-францисканца Хосе Урию. Снарядив шлюпку, командор немедленно отправился к ним вместе с Давыдовым и Лансдорфом, ожидая получить депешу от губернатора. Однако по прибытии выяснил, что дело было в другом: патер Урия приглашал их в миссию Святого Франциска.
Резанов написал Хвостову записку и приказал матросам отправиться на корабль, чтобы поднять из трюмов, доставить на берег, а после – в президио топоров, ситцу, сукна, отборных бобровых шкур, парчи для церковных риз, а также свечей и хорошего воску. Мичмана Давыдова командор оставил на берегу с наставлением:
– Едем – купцами. Сделаем монахам подарки, заодно покажем товар для обмена. Товарищи наши в Ново-Архангельске уповают и ждут. Не можем мы их обмануть.
Сам же вместе с Лансдорфом и испанцами на лошадях поехал в президио, в дом коменданта.
За воротами всадников встречала Кончита. Она была в простом светлом платье, с туго заплетенными косами и цветком жасмина в черных волосах, разделенных на четкий пробор. Шустрая, быстроглазая, только загорелое лицо ее чуть похудело. Кончита кинулась к брату дону Луису и слезно попросила взять ее с собой в миссию, ссылаясь на то, что жизнь в Сан-Франциско невероятно скучна. Любящий брат не смог ей отказать и велел снарядить коня.
Вскоре Давыдов привез в президио подарки для миссии францисканцев, и все отправились в путь.
В апреле в Калифорнии цветут деревья и травы. Свежая зелень еще не выжжена солнцем, но земля уже каменеет от зноя. Поднимаясь на перевал, лошади цокали копытами по камням, разгоняя по расщелинам пугливых ящериц.
С высоких гор вместе с туманом спустилась прохлада. Грузная фигура патера Урия маячила впереди, подпрыгивая на приземистой лошади. Следом ехали Давыдов и Лансдорф. Позади, чуть отстав, дон Луис Аргуэлло и еще несколько конников из охраны. В густом тумане Резанов и Кончита оказались так близко, что могли протянуть руки и коснуться друг друга. Кончита повернула лицо и глядела на него долгим влюбленным взглядом. Резанов же не позволил себе взглянуть на нее. О чем пожалел, когда они спустились за перевал и туман отступил.
В долину, где располагалась миссия францисканцев, вела широкая тропа, окруженная лаврами, соснами и секвойями. На склонах ущелий росли усыпанные цветами мадроны и земляничное дерево с красными ветвями и серебристыми листьями. Над миссией дрожало жаркое марево, из ее сада пахло цветущими яблонями. А вокруг – поля, засеянные овсом и пшеницей.
В миссии их встретили два монаха. Одного звали Винсенто, другого Рамон. Гостей проводили в прохладную трапезную с небольшими зарешеченными окнами. Патер Урия по-хозяйски пригласил всех за стол.
После обеда Резанов вручил монахам подарки. Оценив его щедрость, они выслушали просьбу о поставках провизии на русский корабль. Винсенто поинтересовался:
– Нет ли у вас скобяных товаров?
Резанов ответил:
– Есть, и предостаточно.
Винсенто задумчиво погладил свою лысину.
– В обмен на товары наша миссия готова поставить зерно. Две тысячи пудов, больше у нас нет, – и торопливо добавил: – Конечно, если губернатор даст разрешение. Нам запрещено торговать с иностранными кораблями.
Резанов с грустью взглянул на Давыдова, и тот понял, что хотел сказать командор:
«Когда же, наконец, придет ответ губернатора!»
На обратном пути в отсутствие тумана и слепящего солнца с перевала открылся великолепный вид на бухту Святого Франциска и пролив, который позднее назовут Золотыми Воротами.
– Сколь прекрасна земля Калифорнии и ее воды! – с восхищением воскликнул командор.
Сверкнув глазами, Кончита заметила:
– Вы говорите так оттого, что здесь не живете. Я же часто выхожу на мыс возле форта и смотрю за горизонт. Там простирается весь божий мир. И нет мне в нем места… Мое место здесь, в глуши, в Сан-Франциско…
Вскоре они доехали до президио и, попрощавшись, расстались.
Глава 8
Поезд Москва – Красноярск, Омск, наши дни
За дверью раздавались тяжелые мужские шаги. Было слышно, как открывается и закрывается дверь соседнего купе. Взволнованные голоса обсуждали какое-то происшествие. Об этом можно было догадаться по мрачной интонации разговора.
– Одевайся! Живо! – Ирина вскочила и стала быстро натягивать на себя одежду.
Дайнека последовала ее примеру.
– Какая ты смешная! – неожиданно улыбнулась Ирина.
– Почему? – Дайнека заглянула в зеркало: она была испуганной и лохматой. – Что случилось?
– Пока не знаю.
В дверь постучали:
– Разрешите?..
– Пожалуйста! – крикнула Ирина.
Вошел Иван Данилович Казачков, за ним – невысокий спортивный парень, одетый в черные брюки и серый свитер. Взгляды обеих девушек остановились на Казачкове, но он указал на своего спутника:
– Знакомьтесь, следователь Дмитрий Петрович Ломашкевич.
– Следователь Следственного комитета по особо важным делам, – со значением уточнил тот и положил на стол солидную папку.
Дайнека одернула салфетку и стряхнула с нее хлебные крошки.
– В вагоне убийство? – наобум спросила Ирина.
– Советую думать, что говорите, – сказал Иван Данилович.
– Не затыкайте мне рот, – огрызнулась она.
– Хотел бы я посмотреть, у кого это получится.
– Вы Ирина Закаблук? – спросил следователь, обращаясь к Дайнеке. Та покрутила головой и указала на Ирину.
– Простите, – Ломашкевич обернулся к журналистке: – Меня предупредили, что…
– Можете быть уверены, – перебила она, – все, что расскажете, останется между нами.
– Меня предупредили, что вы журналистка. Вам я ничего не скажу.
– Ах вот как! Это почему же?
– В интересах следствия.
– До бо-о-оли знакомая фраза, – с издевкой протянула Ирина.
– Именно в интересах следствия, только из этих соображений. В вагоне едет солидный человек, заметная политическая фигура. Не исключено, что это провокация.
Следователь говорил короткими энергичными фразами. Переводя взгляд с одного лица на другое, он постоянно контролировал ситуацию и внутренний настрой всех присутствующих.
Дмитрию Петровичу было около тридцати. Довольно приятный внешне, он на редкость адекватно вписывался в окружающую обстановку. Теперь он расстегнул папку и достал из нее блокнот и ручку.
– Я понимаю, понимаю, – поддакнула Ирина и вежливо осведомилась: – Так кого убили-то?
Казачков ехидно заулыбался, а следователь сделал вид, что не расслышал вопроса.
– Сейчас я попрошу… – он выбирал, кого бы попросить выйти, и остановил свой взгляд на Дайнеке, – … вас подождать за дверью, пока мы здесь побеседуем с вашей попутчицей.
Дайнека вышла в коридор. За ней сразу закрыли дверь.
В коридоре она обнаружила всех, кто ехал в вагоне, в том числе незнакомых людей. Почти все они были в форме. Мужчины озабоченно переговаривались.
Дверь пятого купе была плотно закрыта, остальные распахнуты. Еще раз окинув взглядом коридор, Дайнека не обнаружила черноволосую девушку из второго купе. «Неужели ее…» – мысленно ужаснулась она, но тут же успокоилась: испуганно кутаясь в шаль, девушка выглянула из второго купе.
– Дела-а-а…
Дайнека обернулась на голос.
– Здравствуйте, Валентин.
Он молча кивнул в ответ.
– Что-то случилось?
– Людмила Вячеславовна, зайдите пожалуйста, – Казачков приоткрыл дверь, и Дайнека вернулась на свое место.
– Мне уйти? – спросила Ирина.
– Останьтесь, – ответил следователь. – Немного. Очень немного рассказала нам Ирина Ивановна.
– Я спала. Это что, вменяется мне в вину? – в голосе журналистки зазвучали скандальные нотки.
– Отнюдь. В нашей стране каждый человек имеет право на отдых.
Дмитрий Ломашкевич снова обратился к Дайнеке:
– Расскажите о том, как вы провели вчерашний вечер и прошедшую ночь. Кого видели, что слышали. Все.
Она задумалась:
– Подробно?
– Насколько это возможно.
– Значит, так, – бодро начала Дайнека, но тут же скисла, прикидывая, стоит ли упоминать, при каких обстоятельствах состоялось знакомство с Шепетовым. Решив, что не стоит, продолжила: – Вечером, в девять часов, нас пригласили в гости к Виктору…
– …Евгеньевичу, – вклинился Иван Данилович.
– К Виктору Евгеньевичу, – послушно повторила Дайнека. – Мы были там почти до одиннадцати часов, а потом пошли спать.
– Кто покидал купе в промежутке между девятью и одиннадцатью?
– Не помню…
