Ирина Мельникова - Агент сыскной полиции
Пришли вдвоем, один полез через крышу в окно, как проник в дом другой, пока мы не знаем, возможно, Мозалевский впустил Казначеева через парадный подъезд.
— Казначеев зашел в переулок уже после убийства, и наверняка, чтобы спрямить путь до «Лакомого кусочка». Я соскреб немного грязи с его сапог. — Алексей вытащил из кармана бумажный пакетик и высыпал его содержимое на чистый лист бумаги. — Вот смотрите, Федор Михайлович, — ни хвои, ни мха, только песок и стебелек гусиной травки, которой полно на обочинах, но, что самое интересное, тут хорошо заметны частички кирпича и желтого песка. Им усыпана дорожка, которая ведет к парадному подъезду. Кирпичная дорожка, в которой кирпичи изрядно выщерблены.
— Это ни о чем не говорит, — махнул рукой Тартищев, — он был у Дильмаца в субботу, получал расчет. И к дому подошел по этой самой дорожке…
Алексей насупился.
— Я, конечно, многое не понимаю, но только кто отправляется на убийство одетым как на праздник, Федор Михайлович? Я знаю, что Дильмац был очень сильным человеком. Мы с ним не раз встречались в яхт-клубе. Он рассказывал, что каждое утро занимался гимнастикой, обливался холодной водой. Я сам видел, как он ходил под парусом, хорошо плавал… Казначеев должен был знать, что он мог оказать очень приличное сопротивление. Притом у него был револьвер, но он не воспользовался им…
— Ты это хорошо подметил, — Тартищев одобрительно улыбнулся, — Казначеев не мог не знать об этом. И если он оделся, как ты говоришь, будто на праздник, это предполагает два момента: или он не собирался заходить в дом, или сопротивления вовсе не ожидал, то есть Дильмаца никто не собирался убивать.
Возможно, они хотели управиться еще до его прихода, а князь вернулся раньше времени… — И убийцы позволили ему лечь в постель, а потом принялись его убивать? Что-то здесь не вяжется, Федор Михайлович! — с сомнением в голосе произнес Алексей.
— По словам камердинера, из вещей Дильмаца пропала сущая чепуха: несколько монет, которыми Мозалевский, видимо, и расплачивался в трактире, серебряная мыльница, два ордена, золотые часы, перстень с двумя небольшими бриллиантами и тот самый пистолет, о котором ты вспомнил. Добыча не ахти какая! Да еще бумажник, но, по словам камердинера, князь накануне крупно проигрался и наличных денег у него оставалось очень мало. Конечно, если б им удалось открыть несгораемый ящик, где у князя хранились драгоценности и большая сумма денег, или хотя бы унести его с собой, их усилия бы оправдались. Но они не смогли даже отодрать его от пола…
— Это еще раз подтверждает, что убийцы все-таки появились после того, как князь заснул, — сказал Алексей, — иначе б он заметил, что в комнате кто-то побывал и пытался открыть ящик. Потом, ордена и перстень он, по словам камердинера, всегда надевал по важным случаям, а если не надевал, то перед уходом прятал в тот самый ящик…
— Ладно, ближе к делу, выкладывай все, что ты думаешь по этому поводу, — проворчал Тартищев и окинул Алексея насмешливым взглядом, — совсем заморочил голову старику.
— Я думаю, что положение трупа на кровати необычно, но не случайно. Он лежал ногами к изголовью.
Это говорит о том, что убийца был из своих людей, который знал о наличии сонетки, висевшей слева. Князя перевернули, возможно, даже спящего, чтобы он не смог позвонить в колокольчик и позвать на помощь.
— Но кого он мог позвать, кухонного мужика?
Нет, Алеша, это не доказательство. Сонетка вон и у меня висит. Любой слуга знает, где она находится.
Убить князя мог любой человек, служивший в господских домах.
— Но вы не можете отрицать, что драка была!
В комнате все перевернуто, лампа разбита и валяется на полу, постель и одеяло скомканы, везде следы крови. На теле самого князя множество порезов, похоже бритвой, которая лежала на столике… Но Дильмаца все-таки не зарезали, а удавили подушкой.
— Но опять же ерунда какая-то получается, Алеша — Тартищев шлепнул здоровой ладонью по столешнице, — на одежде Казначеева крови, кроме как из его разбитой головы, не обнаружилось. Выходит, участия в убийстве он не принимал?
— Я тоже поначалу подумал, что он мог дожидаться Мозалевского в переулке и не заходить в дом, но ведь кто-то должен был помочь убийце связать князя?
Князь, видно, отчаянно сопротивлялся, вот они и скрутили ему руки и ноги шнурами от штор. Одному там не справиться было, князь, как я уже сказал, отнюдь не слабым был.
— Но тогда скажи на милость, зачем им надо было резать его сначала бритвой, а затем удавить подушкой?
Слишком много лишних действий, ты не находишь? — Тартищев с тоской посмотрел на окно, за которым занимался рассвет. — Одно могу сказать, вопросов оказалось гораздо больше, чем ответов, и мы пока только на один шажок продвинулись, на совсем крошечный шажок, в разгадке этого преступления. Казначеев и Мозалевский, несомненно, принимали участие в ограблении, но убивали ли они князя, вот в чем вопрос! Из-за того барахла, что они взяли, обычно не убивают.
А Дильмаца, похоже, прежде чем убить, изрядно пытали. Может, хотели узнать, где он прячет ключ от ящика с деньгами? Камердинер утром, когда пришел будить князя и обнаружил его труп, прежде чем вызвать полицию, проверил наличие ключа и сохранность ящика. Ключ, как ни в чем не бывало, висел в известном только ему и князю потаенном месте за картиной, замок не был нарушен, только одно кольцо и вырвано.
Из ящика, по словам камердинера, ничего не исчезло: деньги и драгоценности на месте, разве из документов что-то пропало?
Тартищев отошел к окну и, опершись на подоконник, окинул Алексея взглядом чрезвычайно уставшего человека. Морщины вокруг его синих в дневное время, а сейчас потемневших до угольной черноты глаз превратились в глубокие складки. Густые темные усы и аккуратно подстриженная с заметной проседью борода, крупный нос и выбритая почти до зеркального блеска голова делали Тартищева похожим то ли на черкеса, то ли на ногайца. В свое время Алексей насмотрелся на этих джигитов в бараньих папахах, когда гостил у дедушки на конезаводе в Сальских степях. Дедушка называл их абреками, но доверял им свои табуны и безмерно уважал за гордый и непокорный нрав…
— ..Но если князь все-таки выдал ключ своему убийце, — ворвался в сознание Алексея голос Тартищева, который словно не заметил, сколь пристально его рассматривают, только начал тереть ладонью большой крестообразный шрам на лбу, будто хотел от него избавиться. И правда, в некоторые моменты он придавал Тартищеву откровенно злодейский вид… — То у него должны быть очень крепкие нервы, чтобы сначала задушить князя, после произвести обыск в несгораемом ящике, а потом закрыть замок и вернуть ключ на место… А впоследствии столь же хладнокровно размозжить череп своему сообщнику… В общем, что сие означает, мне пока неведомо. — Федор Михайлович тяжело вздохнул. — И чует мое сердце, Алеша, что это дело чем-то смахивает на несколько последних убийств.
Пятерых старух одну за другой удушили подушками и также ничего на первый взгляд не взяли. И убийца, кажется, тоже очень ловко карабкался по крышам. Неужто со старух он переключился на стариков?
— И он высокого роста, крепкого телосложения, при ходьбе чуть косолапит… — Алексей улыбнулся. — Помнится, вы сказали, что на ограде кладбища человек висел, которого вы приняли за мертвого… Если мне не изменяет память, он тоже в какой-то степени подходит под приметы убийцы. И не был ли еще кто-то третий в этом деле? Кому выгодно было расправиться с вами? Тот, кто вас по какой-то причине очень сильно боится, но убить не осмелился. Парни признались, что им велено было вас только проучить…
— Ишь ты, проучить! — Тартищев с интересом посмотрел на Алексея и погрозил ему желтым от табака пальцем. — Ох, сдается мне, Алеша, не так ты прост, как кажешься. Вон как умело разные события в одну кучу свалил! Но давай не будем забивать себе голову.
Завтра, то есть уже сегодня, — посмотрел он в окно, за которым отчетливо проступила розовая полоска зари, зависшая над лесистыми сопками и высокой колокольней Знаменского собора, — уже сегодня, — повторил он и сжал руку в кулак, — я вытрясу душу из тех молодчиков, что встретили меня у кладбища. Надеюсь, за сутки в арестантской они успели вспомнить, кто их нанимал начистить рожу Тартищеву.
Глава 8
Алексею показалось, что он только-только успел дотронуться головой до подушки, а уже Никита тормошит его, не давая возможности как следует прийти в себя:
— Вставайте, вставайте, Алексей Дмитрич, сам вас требует! Вавилов у него. — И, оглянувшись на дверь, заговорщицки прошептал:
— Кажись, схватили этого антихриста, который Дельмаса удушил. Ванька всю ночь по засадам протыркался, но сейчас доволен, спасу нет!
С трудом попадая руками в рукава рубахи, а ногами в сапоги, Алексей кое-как оделся, пригладил встопорщенные со сна волосы ладонью, плеснул в лицо холодной водой и, выскочив из флигеля, помчался в кабинет Тартищева.
