Ричард Паттерсон - Глаза ребёнка
— А когда Елена вырастет? Что тогда я скажу ей?
— Ну, до этого еще далеко. Наша задача сейчас — помочь ей в ближайшие несколько месяцев. И помочь вам. — Денис задумалась. — А когда Елена станет взрослой — право, не знаю, что и посоветовать. Вам придется положиться на собственный опыт и интуицию. Может, к тому времени она сама поймет. Может, нет. Ваша мать вполне может прожить еще добрых тридцать лет. Порой даже умудренным жизненным опытом людям требуется немалое мужество, чтобы сказать — или признать — правду. Вы сами начинаете понимать это.
Тереза рассеянно покачала головой.
— Как Рики мог сделать такое? Ведь Елена его дочь.
Харрис сочувственно посмотрела на нее.
— Как это ни прискорбно, но Рики, возможно, таким образом пытался вернуть вас. Если доктор Гейтс права и Рикардо действительно был социопатом, тогда он, скорее всего, рассматривал жизнь как своего рода бухгалтерскую книгу, где дебет должен совпадать с кредитом: если ты совершил нечто такое и невзначай обидел меня, я должен отплатить тебе тем же. — Денис нахмурилась и постаралась придать голосу больше беспристрастности. — Видимо, вы правы, и сам Рики в детстве не подвергался сексуальным домогательствам. Однако окказиональная педофилия, когда сексуальное влечение к детям не исключает половых отношений со взрослыми, — вещь коварная. Рики получал оплеухи от отца и был предметом обожания для матери, то есть оба нарушали границы, в которых должны строиться отношения между родителями и детьми. Совместными усилиями они вырастили гомункула, которого люди — включая собственную дочь — интересовали лишь постольку, поскольку они удовлетворяли его потребности и потакали его прихотям. — Помолчав, Харрис тихо добавила: — То обстоятельство, что Елена ваша дочь, могло казаться ему особенно привлекательным.
Терри охватила бессильная злоба: она злилась на себя — злилась на Рикардо Ариаса.
— Обвинить Карло…
— О-о, Рики был хитрой бестией. Когда Лесли Уорнер подняла вопрос о совращении, он, должно быть, сразу смекнул, что необходимо отвести от себя всякие подозрения и любой ценой не допустить освидетельствования Елены, в результате которого он мог быть изобличен. — Денис презрительно скривила губы. — Когда Елена рассказала ему, что Карло делал ей ванну, Рики, вероятно, решил убить двух зайцев — очернить Карло, а затем использовать этот эпизод, с тем чтобы заставить вас отступиться. Но вы не пошли на это.
Некоторое время Тереза задумчиво молчала.
— Думаете, вам удалось бы разоблачить его? — спросила она наконец. — Ведь доктор Гейтс не смогла этого сделать.
Харрис пожала плечами.
— Она не специалист по абузусным детям. Тогда как я специализируюсь именно в этой области психиатрии. Именно поэтому Алек Кин и обратился ко мне. — Денис сделала паузу. — Алек должен был быть беспристрастным. Но когда он позвонил мне насчет Елены, то сказал, что с Рики явно что-то не так — что он похож на хорошего актера, который пытается играть живого человека. «Зловещий тип», как выразился о нем Кин.
Терри почувствовала, что краснеет.
— Я должна была догадаться…
— Терри, Алек Кин опытный специалист, доктор философии, он прекрасно разбирается в людях. Людей же без профессиональной подготовки, не говоря уже о наивной двадцатилетней девушке, какой были вы, выходя замуж, такой мошенник, как Рики, способен дурачить довольно долго…
— Нет, — перебила ее Терри. — В душе я чувствовала неладное.
— Терри, вы проницательная женщина. Но ваша мать приучила вас хранить семейные тайны за семью печатями, а лучше всего — забывать о них. А Рамон Перальта для вас был первым образцом мужчины. — Харрис говорила тихим, мягким голосом. — Сказано: «Правда сделает вас свободными». Какой бы тяжелой ни была эта правда, но теперь вы свободны. Вы разорвали порочный круг — и для Елены, и для себя. Все, что вам теперь требуется, это попробовать жить собственной жизнью, действительно своей жизнью.
И еще один человек был достоин, чтобы ему рассказали правду. Несколько дней спустя эту миссию, с согласия Терри, взял на себя Паже.
Кэролайн сидела, откинувшись на спинку кресла.
— Роза, — пробормотала она.
Целая гамма переживаний отразилась на ее лице — изумление, глубокая задумчивость и почти трагедийная печаль. И вдруг, к собственному удивлению, Мастерс расхохоталась — она смеялась, пока глаза не увлажнились от слез.
— Роза, — повторила она. — Черт побери, Крис, как я люблю помогать торжеству справедливости, ни сном ни духом не ведая об этом. Это расширяет границы возможного. — Она потерла ладонью лоб. — На самом деле это не смешно. Не знаю, что это на меня нашло. Просто не знаю.
— Не беда, Кэролайн. Не так часто услышишь хороший анекдот. Почему не посмеяться.
Мастерс, неожиданно посерьезнев, устремила на него испытующий взгляд.
— Скажи мне, Крис, ты понимал, что творил?
Паже пожал плечами:
— Странно, но мне казалось, что я защищаюсь. — Он сидел, развалившись в кресле, наблюдая в окно, как на город опускается вечер. — Я не стал говорить Терри, что был у Рики, и не мог рассказать ей обо всем том, что узнал о смерти ее отца, — мне необходимо было подумать. А потом появился Монк, стал допрашивать Терри. Я сразу почувствовал себя, как человек, который солгал, чтобы обеспечить себе алиби.
— Но согласись — лгать Монку…
— Глупо, понимаю. Но я не знал, что оставил отпечатки пальцев и что миссис Келлер видела меня. Я опрометчиво понадеялся: если не говорить правды, у Монка не будет достаточных оснований подозревать меня. — В голосе Паже появились иронические интонации. — А правда заключалась в том, что я взгрел негодяя, оклеветавшего моего сына, — при этом у меня и в мыслях не было лишать Рики жизни — в тот самый вечер, когда кто-то другой пристрелил его. Теперь ты, должно быть, понимаешь, почему я отказался давать показания. Не хотел лгать присяжным — говорить, будто меня там не было. А сознаться в обратном означало бы признать то, что я солгал Монку. Это могло бы оказаться роковым, учитывая интерес к моей персоне Брукса и Коулта, а также то, что других подозреваемых, за исключением Терри, не было.
Кэролайн задумчиво смотрела на него.
— Не говоря уже о том, что тебе пришлось бы рассказать присяжным все, что ты узнал о Розе и Терри. И ты решил рискнуть в надежде, что твоему рассерженному, но талантливому адвокату удастся заронить в присяжных серьезные сомнения относительно твоей виновности.
— Именно так, — глядя в окно, произнес Паже. — Но когда появилась эта леди из приемного пункта, я понял, что влип — ведь твоя тактика сводилась к тому, чтобы заставить присяжных задуматься: «А что, если его там действительно не было?» Представь себе: после этого я соглашаюсь давать показания и заявляю: «Да, я был в квартире Рики» — все, мною собственноручно был бы подписан приговор.
— Скорее всего, так. — Кэролайн подняла на него насмешливый взгляд. — Потому-то ты и прятал дневник? Считал, что именно в этом кроется мотив Розы?
— Это одна из причин. Разумеется, я вовсе не был уверен, что именно Роза убила Рики. Но если бы меня признали виновным, то мы непременно поговорили бы с ней. — Глаза Паже стали холодными. — Ведь она не знала, что дневник у меня — в этом было мое главное преимущество. И еще — я должен был позаботиться о Карло, чтобы он не оказался брошенным на произвол судьбы.
— А Терри? — спросила Кэролайн.
— Мне представлялось маловероятным, что Тереза могла быть убийцей. Но это могла быть либо Роза, либо Терри — больше некому. Разумеется, я не поверил ни единому твоему слову насчет наркодельцов и коварных политиков — полагаю, ты и сама не верила в это.
— Конечно, нет, — согласилась Кэролайн. — Что касается моих соображений на сей счет, то я считала, что это или ты, или Терри. У меня даже возникла мысль о возможном сговоре. То есть вы провернули все это вдвоем с Терезой и заранее обсудили показания, с которыми она выступит на суде.
Даже теперь эта мысль показалась Паже кощунственной, и он невольно поморщился.
— Боже правый! — воскликнул он.
Кэролайн устремила на него исполненный сочувствия взгляд.
— Так что, может, ты простишь Терри ее сомнения, которых даже у меня было предостаточно. Поверишь, я часто ловила себя на мысли: а не защищаю ли я убийцу — просто потому, что он мне симпатичен как человек?
— Кэролайн, я не держу на тебя зла, — произнес Паже. — Что касается Терезы, здесь все сложнее.
Мастерс задумчиво рассматривала свои ногти.
— Есть ли надежда, что все еще образуется? — наконец спросила она.
— Дело ведь не только в том, что Терри несколько месяцев пребывала в уверенности, что это я убил Рики. Остаются еще Карло с Еленой. Какова будет жизнь девочки вместе со сводным братом, обвинявшимся в покушении на ее растление, и с отчимом, который в глазах кой-кого навсегда останется убийцей ее отца. Имеем ли мы право обрекать ребенка на такую жизнь? То же самое относится и к Карло.
