Павел Генералов - Искушения олигархов
Стук в дверь застал Нюшу за раздумьями: испортился кефир или не испортился? Она склонялась ко второму варианту, почему–то ужасно не хотелось заводить возню с кипятильником и чайными пакетиками.
— Анечка, работаете? — в номер вошла Юлиана Семёновна, держа в руках тарелку, накрытую салфеткой. — Ну, я так и думала. Вот, принесла ваш ужин. Тефтели с гречкой. А подливка сегодня удалась! Когда Полина дежурит, всегда удивительная подливка получается!
— Спасибо, Юлиана Семёновна, спасли от голодной смерти. — поблагодарила Нюша, чувствуя, что превращение в шарик продвигается успешно. — Составите компанию? Я сейчас чай поставлю.
— Вы лучше кушайте, Анечка, пока не совсем остыло, — Юлиана Семёновна, поставив тарелку, удобно уселась в кресле. — А я вам наши новости расскажу.
— Что, есть ещё более новые новости? — удивилась Нюша.
— Ещё какие! Во–первых арестован Пилот, ну, внуковский бригадир. Говорят за наркотики, но я знаю, что это из–за капустного поля! Потому что теперь наверняка поле достанется этому человеку, которого вы знаете…
— Котову? — Нюша чуть не подавилась тефтелей.
— Эс — Котову, именно. И уже люди говорят, — Юлиана понизила голос, — что он будет строить подземный… Вы Анечка, держитесь за стул, чтобы не упасть. Подземный бордель!
Юлиана Семёновна откинулась на кресле и выжидательно посмотрела на Нюшу. Нюша сделала испуганные глаза:
— А–а–а… почему подземный?
— Ну, на земле–то там строить нельзя! Природно–историческая ценность ведь! И знаете что?
— Не знаю, — Нюша отрицательно покачала головой. Надо же — а подливка–то и впрямь удивительно как хороша. Или это с голодухи?
— Я сегодня у источника встретила очень знающего человека, он бывший мелиоратор, очень, кстати, симпатичный и вдовец, так вот он говорит, что из–за подземной постройки будет нарушен тепловой баланс и возникнет парниковый эффект!
— А это плохо? — Нюша чувствовала себя полной невеждой, явно проигрывая в знаниях отставному симпатичному мелиоратору.
— Это — ужасно! — воскликнула Юлиана. — Это… считайте, что Перелыгино уже погибло!
— Неужели настолько серьёзно? — Нюша едва сдерживала смех, догадавшись, откуда растут уши. Надо же! Отставной мелиоратор, который ходит к месту светских встреч, к источнику, чтобы пугать интеллигентных старушек байками о парниковом эффекте… Это был почерк Лёвки, его метода запускания слухов. Ей ли не знать!
— Всё очень серьёзно, — трагическим голосом подтвердила Юлиана. — Просто фатально. Мы уже составляем петицию протеста. Будем отправлять прямо в администрацию Президента, лично Президенту, в Думу, в Министерство культуры и в ЮНЕСКО. Надеюсь, вы тоже подпишете?
— Непременно, — пообещала Нюша.
— Вот и договорились, — умиротворённо кивнула Юлиана и поднялась. — Ну, я пойду, Анечка, у меня еще третий этаж не охвачен.
Глава пятая. Точка опоры
24 августа 2000 года
Всем прочим видам искусств и развлечений Стас Котов предпочитал футбол, гонки «Формулы‑1» и конкурсы красоты. Причём и футбол, и гонки он смотрел по телевизору.
А вот конкурсы красоты посещал лично. Исключительно из практических соображений. Ну, нравились ему модели. Такие уж у него были вкусы. А где, как не на конкурсах крутились подходящие нимфы в огромных количествах? Там почти всегда появлялся шанс выбрать что–нибудь подходящее. С глазками, губками, ногами нужной длины. Достаточно было проспонсировать первые шаги молоденькой провинциальной модельки, и она была готова на всё.
Одно время Стас зачастил и на балет. А именно тогда, когда на балет вдруг возникла мода в кругах московского политико–экономического бомонда.
Однако балеринки оказались менее доступны, чем модели. И гораздо более занятыми — то у них репетиции, то спектакли. Да и мода очень быстро сменилась, переключившись с приходом в правительство питерцев почему–то на оперу.
Оперные дивы были совсем не в Стасовом вкусе, так что элемент эротический из театральных впечатлений пришлось исключить. Оставалось лишь отсидеть очередную премьеру в ожидании банкета, ради которого большинство серьёзных «парней» на оперу и приходили.
Сегодня в Большом давали «Аиду». И — на удивление — творение Верди Стаса впечатлило. И музыка, и декорации, и даже некоторые оперные партии. Правда, в сюжете Стас так до конца и не разобрался, но это было дело десятое. Не изучать же оперу по либретто, в самом деле? Так недолго и профаном прослыть.
В первом акте часть происходящего пояснял один из министерских чиновников, с которым Стас любезно раскланялся перед началом. Фамилия у чиновника была Цыпкин, а вот имени его Стас наверняка не помнил — не то Иван Петрович, не то Пётр Иванович. Служил Цыпкин по ведомству, далёкому от Стасовых интересов, и всё же Котов немного расстроился, что так и не вспомнил имени — у профессионального бизнесмена память должна быть как у разведчика. Раз увидел — на всю жизнь запомнил.
Есть, значит, резерв для самосовершенствования, есть.
Цыпкин занимал вместе с семьёй соседнюю ложу бенуара. Там наблюдался полный комплект Цыпкиных.
Чета пожилых Цыпкиных, вооружённых биноклем и чуть ли не подзорной трубой — тёща и тесть Цыпкина. Что не родители, Стас понял по преувеличенно вежливому обращению к ним собственно Цыпкина.
Сильно накрашенная жизнерадостная толстушка — жена Цыпкина.
Угловатая девочка–подросток с конским хвостиком, украдкой ковырявшаяся в носу и угрюмо разглядывавшая наковыренное — дочь Цыпкина.
Маленький, лет пяти паренёк, типичный «вождь краснокожих» — сын Цыпкина, удивительно на него похожий. Такой же бледнолицый и конопатый.
Вообще–то, как было известно Стасу, детей в Большой на вечерние спектакли не пускали. Но, по всей видимости, ради высокопоставленных Цыпкиных было сделано исключение. Не в сумке же пронесли мимо контролёров пятилетнего пацана?
Именно Цыпкину–младшему Цыпкин–старший и объяснял происходящее в начале действия. Стас тосковал. Хотя в какой–то мере объяснения и были весьма поучительны, например: «Это очень, очень древний Египет, сынок». К счастью, Цыпкин–младший под бурную музыку Верди заснул достаточно быстро. Видать, намаялся за день.
Стас тоже устал. Дела отпустили его душу лишь ближе к концу, когда Аиду с возлюбленным уже замуровали, что они и отметили лихим дуэтом. Если честно, Стас даже вздремнул. Ненадолго, на минутку или две, и проснулся от стука в соседней ложе — с колен тестя Цыпкина упал полевой бинокль. Тут же раздался ясный, хорошо отоспавшийся голос конопатого мальчугана:
— А мы в детском садике тоже хором поём!
В общем, премьера удалась.
Поаплодировав вместе со всеми, Стас отправился в Бетховенский зал, где обычно и происходили премьерные фуршеты.
Выходя из партера, он столкнулся с эффектной дамой в горностаевой накидке, в которой не сразу признал Виолетту Львовну Спесивцеву. Виолетта же, увидев его, искренне обрадовалась, будто только ради этой нечаянной встречи и пришла на премьеру:
— Станислав Евгеньевич! — воскликнула она так громко, что на них стали оборачиваться. — Вы тоже здесь? Правда, прекрасный спектакль?
— Вы — ещё прекраснее, — пробормотал Стас, склоняясь, чтобы поцеловать шикарной Виолетте ручку.
— Послушайте, Стас, — дружелюбно предложила Виолетта, — составите мне компанию? У меня приглашение на два лица в Бетховеснкий зал.
— А где же Лев? — удивился Стас.
Он прекрасно знал, что на все великосветские мероприятия, особенно если там ожидается много солидных людей, в том числе и из правительства, Виолетта всегда ходит с Лёвкой. И что это вдруг Лёвка рискнул пропустить такой случай? — ведь именно на банкетах можно было легко и непринуждённо решить массу мелких и крупных вопросов по бизнесу.
— А вы что, не знаете? — удивилась Виолетта и её красиво подведённые глаза подёрнулись поволокой. — Мне казалось, уже вся Москва знает…
— Не знаю, — удивлённый Стас помотал головой и чуть ослабил узел галстука.
— Мы со Львом Викторовичем расстались, — призналась Виолетта. — Ну, решайтесь, Стас. Уверяю вас, это не так страшно — быть моим кавалером.
— Сочту за честь, — Стас склонил голову и приглашающе согнул руку.
Хотя у него было и собственное приглашение в Бетховенский, он не мог отказать даме. Тем более такой влиятельной, как Спесивцева. К тому же он прекрасно помнил, как прежде Виолетта не раз игнорировала его недвусмысленные ухаживания. Так что сегодняшняя просьба была некоторой компенсацией за прошлое. Хотя, конечно, ему не улыбалось утешать прежнюю Лёвкину пассию, но в Виолетте был тот особый лоск, который Котову представлялся верхом светскости. Да, во всех смыслах, как официальный кавалер он куда больше подходит великосветской львице Виолетте, чем выскочка–парвеню Кобрин.
