Илья Шульман - Человека преследует тень
Они спустились к дороге. Жоры нигде не было видно. Глядя на пылившую вдали грузовую машину, Огаркин не то себе, не то Павлу сказал:
— Прошвырнулся я. Дура!..
На другой день Павел неожиданно появился на квартире Свечи.
— Ты что… спятил? — зашипел Николай, выталкивая Павла во двор. — Забыл, что я тебе толковал? Провалить хочешь. Продался, падла!..
— Несчастье… несчастье, — зашептал Павел. — Скорее надо!
— Жди на повороте у старого гаража! Да не оглядывайся, суслик.
Павел дошел до покосившегося барака с забитыми окнами, некогда служившего гаражом, и присел в стороне на старую автомобильную раму. Вскоре показалась раскачивающаяся фигура Огаркина,
— Ну… ты что? Проклятый фраер… Как смел?!
— Авария… Машина перевернулась, а в ней — Жора…
— Постой, постой! Ты чего мелешь?
— Не мелкая, дело говорю. Жора в аварию попал, машина перевернулась.
— Чемодан цел?
— Не чемодан, Жора цел.
— Ну и пропади он, твой Жора! Чемодан где?
— С ним — в больнице.
Огаркин наморщил перерезанный поперечным шрамом лоб.
— А ты откуда знаешь?
— Звонил он, на почту меня вызывали…
— Ну?
— Я так понял, что за деньги ему страшно. Вдруг заглянет кто в чемодан. Вот и хочет он нам его передать.
— Ты что себя за человека считать начал? «На-ам!» Мне он деньги отдает, за мой то^ар! Понял?
— Понял. Только я тебе, Свеча, по-хорошему, а ты…
Ладно, молчи! Не обижу, не бойся…
…Шофер попался лихой, стрелка спидометра прыгала между цифрами восемьдесят и девяносто. Внезапно «Победа» резко затормозила.
— Проверка документов, — заметил шофер и, обращаясь к подошедшему к машине старшему сержанту, спросил:
— Сбежал, что ли, кто?
— Ищем тут одного бородатого, — неохотно ответил старший сержант.
Он внимательно посмотрел документы шофера, мельком взглянул на раскрытый паспорт Огаркина и, буркнув: «все в порядке», попросил документы Павла.
У Павла документов с собой не оказалось.
— Придется остаться с нами, — развел руками старший сержант. — До выяснения личности.
— Да я ведь старатель. Павел Алешкин я! У вас бородатый бежал, а мне двадцать лет!
— Ничего не знаю. Служба!
Павел выбрался из машины, и «Победа» тронулась.
Огаркин облегченно вздохнул, локтем коснулся внутреннего кармана брезентовой куртки. «Цело золотишко-то, — подумал он. — Заберу у одессита чемодан и завтра вместе с Нюркой — на «материк».
Только бы этот чертов Степан из тайга не пришел. А то наделает старик хлопот, уцепится за Нюрку. Даром, что ли, ходит она к нему…».
За поворотом водитель резко затормозил: поперек дороги стояла (грузовая — машина. Внезапно дверцы «Победы» распахнулись, и чьи-то сильные руки сжали кисти рук Огаркина.
Не сопротивляясь, вышел он из машины и вздрогнул: ему улыбался широкоплечий, коренастый человек, тот самый, которого он совсем недавно так ловко провел.
— Вот;и встретились, Свеча. Долго мы за тобой охотились, но не зря, — сказал Романов.
Доронов извлек из кармана Огаркина документы, немного денег, складной нож.
— А товар где? Э-э, как ты его надежно бережешь!
В руках оперуполномоченного появился тяжелый кожаный кисет.
— Хорош «подарочек! Все тут?
— Все!..
— Ну что ж, запишем: при задержании изъято золото… Вешай, Доронов. Сколько получилось?
— Вместе с мешком почти пять килограммов.
— Запишем: пять килограммов…
В райотделе Романова и Доронова с нетерпением ждал Ильичев.
— Поздравлю потам, — шепнул он. — А сейчас прямо в кабинет, комиссар Сизов приехал…
— Ох, не люблю с высоким начальством объясняться, — загрустил Романов.
— Чудак, ты нашего комиссара не знаешь! Он, брат, от младшего оперативного уполномоченного до начальника областного управления дошел. В оперативной работе он нам сто очков вперед даст. Золотой человек, так что не тушуйся!..
На пороге остановились, замерли, вытянув руки по швам.
— Товарищ начальник управления, по вашему приказанию… — начал было докладывать начальник ОБХСС, но комиссар перебил:
— Знаю, знаю! Все знаю! Здравствуй, Романов! Доронов, здравствуй! Здравствуйте, товарищи! Простите, что не со всеми еще знаком. Рассаживайтесь поудобнее, хвалитесь, как крупного маза [1] выловили…
Романов вначале говорил сдержанно, словно стесняясь, потом оживился, как будто заново переживал все подробности долгой трудной борьбы.
Комиссар внимательно слушал, что-то записывал, задавал вопросы.
— Значит, парнишка этот, Павел Алешкин, крепко помог?
— Крепко, смелый парень, умный, хотя из простых деревенских ребят. Комсомолец.
— И поверил Огаркин в него? Думал, сломал человека?
— Поверил.
— А идея подослать к Огаркину «одессита» чья?
— Общая.
— Точнее, Романова, — поправил Ильичев.
— Ну, а если бы в распадке, когда «Жора» Огаркина коньяком поил, было бы у Свечи все золото с собой, тогда как?
— Учитывали-мы и этот вариант, товарищ комиссар. Если бы Свеча принес все золото, «Жора» надел бы на голову свою капроновую шляпу, которую вертел в руках. Мы ждали этого сигнала.
— Значит, знака не последовало?
— Да, слишком мало было у Огаркина золота. Вот и решил наш «Жора» отпустить его, чтоб потом взять со всем запасом. Теперь взяли…
— Ясно! Что ж, действовали хорошо! Считайте, что овою ошибку с промывальщиком наполовину искупили. Но Огаркин только скупал и перепродавал золото. На «материк» его вывозили другие. Надо найти остальных. И ясно, что такой матерый золотишник, как Свеча, никого не выдаст. Рассчитывать нам следует только на себя.
— Так точно, товарищ комиссар!
— Ваши соображения обсудим вечером, а сейчас пришлите ко мне этого паренька, Павла Алешкина.
— Он уже здесь.
— Так давайте его сюда!
Комиссар вышел из-за стола.
— Заходи, Павел, заходи и давай знакомиться.
— Алешкин, — тряхнул золотистым чубом парень и, оглядев исподтишка комиссара, улыбнулся. — Я думал, не такой вы…
— А какой же?
— В форме. Строгий такой и толстый.
Сизов расхохотался:
— Э, брат, я такой же простой человек, как и ты. Понял? Простой советский человек, только пост мне поручили побольше, чем тебе. Но у тебя еще все впереди! А за помощь спасибо тебе, Павел!
Вконец смущенный парень смотрел на комиссара милиции влажными от радостных слез глазами.
— С Ковачем держи себя осторожно, а про историю со Свечой забудь…
— Про какую такую историю? — озорно блеснули глаза Павла. — Не пойму, о чем вы…
Он засмеялся, крепко пожал протянутую руку, потом четко щелкнул каблуками:
— Разрешите быть свободным?
Сизов приветливо махнул рукой.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
В то утро, когда Огаркин с Павлом поехали в районный центр, у заведующего столовой Ковача состоялось бурное объяснение с сестрой.
— Я к Кузьмичу, — сказала Анна, укладывая, как обычно, в корзину еду.
Ковач кинулся к двери.
— Ужели не пустишь? — неожиданно повысила голос тихая Анна. — Попробуй, не пусти!
Ковач оторопел.
— Ошалела ты, баба, что ли? Не смей!
— Пусть ошалела, — выкрикнула Анна. — Пусть со мной делают что угодно, не могу я больше так!
Ковач испуганно выглянул за дверь: не подслушивает ли кто-нибудь их разговор.
— Тихо! Погубишь всех, дура!
— Пусти, ирод! — вырвала Анна руку. — Небось я то- >ке человек…
Она горько, навзрыд заплакала.
«Что же теперь будет? — размышлял Ковач. — Ишь, как прилипла баба к Степану. Не'простит мне этого Свеча, ни за что не простит…»
— Богатый сн, — пробовал Ковач убедить Анну. — Тебя и сына обеспечит. Езжай то-хорошему, Нюра…
Анна перестала плакать, повязала волосы косынкой, выпрямилась и решительно двинулась на Ковача:
— Вот что я тебе скажу… Была я тебе и прислугой, и постелью, и сестрой. Сам ты меня послал к Гудову, а теперь хочешь отдать этой обезьяне. Пойми ты — человек же я все-таки, женщина! Привязалась к Степану Гудову, хоть он и старик. Так оставь хоть теперь меня в покое! Неужели всего тебе мало? Неужели и золота тебе мало, что Кузьмич даром мне отдал? Пожалей ты меня, бабу, пожалей!
Она оттолкнула Ковача от двери, вышла во двор, хлопнула калиткой и, не оглядываясь, торопливо зашагала по крутой каменистой дороге…
— Ты, Нюра,! — удивился Гудов ее приходу. — Не обещала ведь мне…
— А что, не ко времени?
Гудов радостно улыбнулся:
— Знаешь ведь, что всегда ты ко времени…
— Тогда и не спрашивай!
Анна подошла к нему, села на мягкий мох, взяла грубую большую руку.
— Теперь мне не страшно. Хороший ты, Кузьмич.
— Или дома что плохо? Может, сын заболел?
