Галина Романова - Черная корона
— Я не призрак, — обиделась Влада, но вяло как-то, без огонька. — И что там дальше у вас с вашей Леночкой?
— Да ничего! Мы расстались, но прежде она орала тут… — Удальцов обвел руками комнату. — Что обязательно сделает гадость! И мне, и вам. Она на многое способна, и я решил вас предупредить. Понимаете?
— Кажется, да. Как выглядит ваша девушка? Высокая, красивая, волосы темные такие, кудрявые, непослушные, так вот по плечам. — Влада взлохматила свои волосы. — Она?
— Да, наверное. А что? Она уже что-то сделала?!
— Пока нет, но… Когда я выходила из магазина, за мной увязалась девушка. Она шла до поворота на эту улицу, а потом отстала. Я не знала, что и думать. Сначала этот парень, потом она.
— Какой парень?! — Он побледнел. — С ней был еще и парень?!
— Да нет. Парень был как бы сам по себе.
Непонятно зачем, Влада вдруг рассказала ему о том, как спасалась от сегодняшнего преследования, пересаживаясь с автобуса на трамвай, а потом снова на автобус. Как тормошила киоскера, подумав, что заболела манией преследования. И как ей удалось удрать, поймав такси.
— Владимира! — Удальцов поднялся с дивана, подошел к ней очень близко, непозволительно близко для первого дня знакомства, и даже осмелился взять ее за плечи. — Я, видимо, очень виноват перед вами, но обещаю, что непременно разберусь в этой ситуации. Видит бог, я не хотел причинить вам вреда! Я обязательно разберусь. И обещаю, что все будет хорошо!
Он мог быть очень убедительным — этот симпатичный, открытый для беседы Удальцов. И взгляд его мог быть очень проникновенным. И руки, схватившие ее, очень необременительно и совсем не больно лежали на ее плечах. Еще мгновение, и она уронила бы голову ему на грудь и стала бы искать в нем утешения, но…
Чудес не бывает! Это она уже давно поняла. Еще пять лет назад в это верила, выскакивая замуж за богатого предпринимателя и переселяясь из старой замызганной общаги в огромный особняк. Верила и в Золушек, и в чудеса, и в хрустальную туфельку, забытую на ступеньке, верила. Потом это прошло. Прошло с пониманием того, что за все чудеса в этом мире требуется платить. Иногда непомерно великую цену…
— Спасибо.
Влада высвободилась и пошла прочь из комнаты. Куда-то сюда Удальцов вынес ее плащ. Ага, висит на вешалке в тесном коридорчике.
Нет, ей помогать не стоит. Она сама справится и вденет непослушные руки в рукава. Нет, и провожать ее не нужно. Пакеты не так тяжелы, как кажется на первый взгляд. И живет она неподалеку. А насчет следующей встречи она обязательно подумает. И они еще обязательно выпьют какао с хрустящим печеньем и поговорят о рыбалке и о том, каким бывает утро на заре на берегу укрытой густым туманом реки. Поговорят непременно… когда-нибудь. Нет, звонить ей не нужно. Она сама придет как-нибудь. Да-да, на ту самую скамейку. Придет и сядет, и он увидит ее и…
— И где же ты была, дрянь?!
Игорь Андреевич стоял возле кованой калитки у их высоченного забора с громадным букетом роз. Перед этим, Влада видела, он разговаривал с их соседом. Все размахивал букетом. Улыбался. И оживленно рассказывал о чем-то пожилому мужчине, опершемуся на грабли. Заметив ее с пакетами, Игорь Андреевич прытко бросился ей навстречу. Поцеловал прямо на улице в обе щеки, вручил ей цветы, подхватил пакеты в одну руку, второй обнял ее за плечи и повел в дом.
— Дождался вот свою любимую, — радостно оповестил он соседа, наблюдающего за милой супружеской встречей с кроткой, немного завистливой улыбкой. — Всего вам доброго.
Сосед умилился. Приподнял старомодную шляпу над головой, улыбнувшись Владе, и с граблями наперевес скрылся за своим забором, мало чем уступающим по высоте и неприступности всем остальным. В полном молчании они вошли в дом. Игорь Андреевич запер дверь. Тут же бросил пакеты выглянувшей из столовой Татьяне на руки и сразу обрушил на Владу свой вопрос:
— И где же ты была, дрянь?!
— Я? — Она потупилась, начав тут же привычно оправдываться. — Я ходила в магазин за покупками.
— Шесть часов?! Ты хочешь сказать, что ходила в супермаркет, ходьбы до которого десять минут, и отоваривалась там целых шесть часов?!
Сильная рука Игоря Андреевича вытряхнула ее из плаща, вцепилась ей в локти и сильно тряхнула.
— Говори, дрянь, где ты была?!
— Игорь Андреевич, я прежде гуляла.
Влада зажмурилась. Смотреть в его налитые лютой ненавистью глаза было выше ее сил. Можно было бы рассказать ему и о преследовании парня в клетчатой кепке, о том, как колесила по городу, пытаясь от него оторваться, но…
Но как знать, не дружок ли это красавицы Леночки? Что, если они на пару устроили за ней слежку? Игорю Андреевичу ничего не стоит докопаться до истины. У него достаточно людей и влияния, чтобы вычислить ее преследователей. А вычислив их, он тут же выйдет и на Удальцова. И тогда ему станет известно про нее все, все, все!
И про то, что она просиживала под окнами его дома. И про то, что Удальцов ей симпатизировал, неспроста же красивая девушка устроила ему сцену ревности. Влада надеялась вполне искренне, что неспроста. И про то еще может узнать Игорь Андреевич, что она побывала у Удальцова в гостях.
Этого допустить было нельзя. Это было бы крахом. Крахом ее жизни, ее надеждам и ожиданиям. В лучшем случае он выставит ее за порог. В худшем — убьет.
— Сука!!! Вероломная, неблагодарная сука!!! — рычал у нее над ухом Игорь Андреевич. — Я все для нее, а она… Где была, спрашиваю?! Ты?.. Ты что же, изменять мне решила?! Ах ты, дрянь!
Он с силой толкнул ее. И Влада, не удержавшись на высоких каблуках, упала, тут же сворачиваясь клубком и зажмуриваясь. Сейчас он станет бить ее ногами. Такое уже случалось. И нужно было свернуться как-то так, чтобы тупые носы его ботинок не сумели достать ее ребер. Два уже были сломаны прежде, долго заживали и ныли теперь всякий раз перед непогодой. И лицо еще следовало закрыть от него. Синяков ей было совсем не нужно. С синяками в конце мая, когда день очень велик, была просто беда. Не замазать, не скрыть от обнажающего пронзительного света.
— Ты мне всю жизнь искалечила, гадина!!! — надрывался в праведном гневе Игорь Андреевич, с упоением лупцуя ее по спине, бедрам, голове. — Я что же, должен теперь всю оставшуюся жизнь терпеть твои художества?! Как мне людям в глаза смотреть, зная, что моя жена — шлюха!!!
Остановился он неожиданно. Только что, она видела краем глаза, над ее головой завис его ботинок, готовый опуститься для очередного удара, и вдруг Игорь Андреевич отступил. Отступил и пробормотал устало:
— Вставай, не трону больше. Хватит на сегодня. Вставай, слышишь!
Не подчиниться теперь значило навлечь на свою голову новую вспышку его гнева. И она начала медленно подниматься. Подползла к стене, оперлась ладонями о нее и, старательно сдерживая рвущиеся изнутри стоны, встала.
Кажется, пронесло. На лице ни единой отметины. То ли она так умело уворачивалась, приноровившись с годами. То ли он не хотел, чтобы его жена щеголяла с подбитыми глазами, вот и бил исключительно по тем местам, которые были сокрыты одеждой. Синяков не было, ссадин тоже. Но тело болело так, будто его пропустили через мясорубку. И душа еще ныла нестерпимо. Она и раньше всякий раз надрывалась в безмолвном крике — искалеченная душа ее, но сегодня пуще прежнего. Сегодня было много больнее и еще обиднее. И виноват был не столько Игорь Андреевич — к его зверствам она мало-помалу привыкла. Виновником теперь был Удальцов Евгений, кажется, Викторович. Он был причастен к тому, что ей было больнее, чем прежде. Его руки, улыбка, то, как он смотрел на нее при разговоре. Как-то так получилось, что он, не очень, может быть, того и желая, заставил ее поверить, что вокруг, возможно, и существует совершенно другая жизнь. Отличная от той, которой она живет последние пять лет. И в жизни этой…
Там все по-другому, черт возьми!
Там можно залезть с ногами на диван, можно улыбаться, просто слушать и мечтать. Можно пить кофе, чай, какао, да все равно что, но можно прямо на этом самом диване, где сидишь с поджатыми ногами! Грызть при этом сладкое печенье и не ждать, что за оброненную или прилипшую к губам крошку тебя накажут. И еще можно болтать всякий вздор и немножечко лукавить, рассказывая про невиданный улов и про то еще, каким причудливым может быть туман над рекой ранним-ранним утром. И сетовать на погоду можно, и строить предположения еще, каким после такого студеного мая может быть лето. И как славно было бы отправиться лихими туристами куда-нибудь в российскую лесную чащобу. С рюкзаками, автостопом, с котелком, бьющим при ходьбе по пояснице. А потом ставить палатку, набросав пружинящих еловых лап на землю. И обживать ее, только…
Только делать все это следовало вместе! Не одной же ей всеми этими благами пользоваться! Нет! Только вместе с… ним.
Дура она, что ли? Действительно дура! Игорь Андреевич хоть в чем-то да, оказывается, прав. Разве можно приниматься сразу так вот, безоглядно, мечтать о человеке, что показался после нескольких часов знакомства приятным, искренним и добрым? Нелепо, наверное. Нелепо и скоропалительно. Да, понравился дом, и давно уже понравился. Да, человек, что там проживает, не мог, по ее представлениям, быть другим.
