Диана Бош - Неподвижно летящая стрела
— Итак, — продолжал Артур, — ты подвел Старченко к обрыву и ударом кулака в грудь сбросил его вниз. Сейчас подойдешь к обрыву и покажешь, как ты это сделал.
Макар выждал пару секунд и заговорил только тогда, когда заметил, что камеру включили.
— Я хочу сделать заявление, — сказал он. — Я не могу признаться в убийстве Старченко, потому что не только не убивал его, но и в гору с ним не поднимался.
— Ах, вот как… — разочарованно протянул Артур. — Придется освежить твою память.
Он кивнул одному из полицейских, и Макара начали бить. Били жестоко, по почкам, голове, груди. Когда Макар потерял сознание, они привели его в чувство, плеснув холодной водой в лицо.
— Ну что, — издевательски произнес Артур, — прописанная процедура помогла освежить память?
— Я не убивал Старченко, — Макар с трудом поднялся на ноги.
И вдруг следователь Александров сказал то, чего Макар совсем не ожидал от него слышать.
— А я это знаю, — засмеялся он. — Но тебе это не поможет. И знаешь, почему?
— И почему же?
— Потому что отец Старченко тебя заказал.
— Что сделал?! — не поверил своим ушам Макар.
— Заказал тебя. Он сказал, что ты должен ему сто тридцать тысяч рублей, и он хочет тебе за неуплату долга отомстить. Так что признаваться в убийстве Михаила тебе придется.
Макар огорошенно молчал. Все события последних лет крутились у него перед глазами в бешеном темпе. Вот он и Михаил, семилетние, идут в школу. Вот им одиннадцать, и они участвуют в соревнованиях. В двенадцать собирают в авиамодельном кружке модель лайнера; в пятнадцать стоят со своими отцами перед самым началом школьной линейки и улыбаются в камеру…
— Не может быть, — прошептал он. — Вы меня обманываете.
Реакция Артура была бурной. Его лицо вдруг исказилось болезненной гримасой, и он, повернувшись к полицейским, заорал:
— Лыков, Бусов, Чеботарев, берите его! Какого черта вы стоите?!
Жилы на его лбу вздулись, глаза безумно выкатились. Два опера, схватив парня за шиворот, наклонили его вниз.
— Смотри, что ты там видишь? — прошипел Артур. Макара охватывал ледяной озноб. — Правильно, ты видишь скалы. Сейчас ты, Макарушка, полетишь туда, и все твои кости переломаются о камни. А потом мы по одному прикончим сначала твоих родителей, а потом малолетнюю сестру. Да, она умрет последней: чтобы успела испытать весь ужас одиночества и сиротства. Твоя любимая сестренка перед смертью почувствует в полной мере, что это такое — потерять близких людей. И поверь, у нас масса возможностей сделать это.
Макар побледнел. Перед глазами возникло смеющееся личико сестренки, перемазанное мороженым. Незадолго до ареста Макар водил ее в «Ривьеру» кататься на каруселях и накормил до отвала всякими сладостями.
— Я все сделаю, как вы сказали, — хрипло произнес он. — Не надо никого убивать.
* * *Время отдыха подходило к концу, скоро нужно было уезжать, но Дину мучила совесть. Из головы не выходила история Макара. Несколько раз она пыталась продолжить разговор с мужем, но каждый раз что-то мешало. Дине казалось, что Марк чувствовал, о чем она собирается поговорить, и пользовался любым предлогом, чтобы увильнуть от разговора. Хотя, может, просто так совпадало, что у Марка сразу находились какие-то важные дела. Между тем Альбина в гостинице больше ни разу не появилась, да и Карины не было видно.
Двадцать пятого числа, когда Дина уже упаковывала свои вещи в походную сумку, в дверь осторожно постучали.
— Кто там? — весело отозвалась Дина. — Входите!
В номер осторожно вошла тихая и очень грустная Альбина.
— У меня к вам серьезный разговор, — проговорила она. — Я знаю, вы на нашей с Макаром стороне… Не могли бы вы еще раз поговорить с мужем? Может, он передумает и все-таки возьмется вести дело…
— Альбина, у вас еще что-то случилось? На вас лица нет.
— Я всегда думала, что так не бывает. Да, я, идиотка, верила в высшую справедливость или, по крайней мере, в подобие ее. И еще я не слишком доверяла рассказам о том, что показания могут выбивать из невиновного. Однако это так. Мальчик в лазарете: эти изверги сломали ему руку. У него отбиты почки, он получил сотрясение мозга… Я до сих пор не могу поверить, что все это происходит с нами… Адвоката нашего, которого мы наняли для Макара, от дела отстранили. Причем грубо, особо не церемонясь. Пригрозили создать ему проблемы, а он не поверил. Так сейчас уже поговаривают о том, что, вполне вероятно, его лишат адвокатского статуса.
Марк, который слышал весь разговор из соседней комнаты, остановился в дверях.
— Хотите, чтобы и у меня проблемы были? — неудачно пошутил он, и Альбина съежилась.
— Ну, если и у вас могут быть проблемы, тогда я не знаю, на кого уповать, — медленно произнесла она. — Все-таки вы — птица столичная. Вас им, как мне кажется, тяжелее достать.
— А кого вы подразумеваете под местоимением «им», позвольте полюбопытствовать?
— Да чего уж там скрывать — местных и подразумеваю. Тех, кто живет по принципу «рука руку моет», — ответила Альбина уклончиво и отвела глаза.
— Понимаете, Альбина Витальевна, чтобы заниматься делом вашего сына, мне нужно здесь жить.
— О жилье можете не беспокоиться, — с готовностью сказала она, и щеки ее слегка порозовели. — Можете жить сколько угодно или здесь, в гостинице, или мы найдем для вас отдельную квартиру. Если решите остаться в гостинице, то все будет по классу «люкс», и трехразовое питание, разумеется, — завтрак, обед и ужин. Вас устраивает этот номер, или предложить другой?
— Подождите, я еще своего согласия вам не дал. Я не смогу находиться в Сочи постоянно, пока будет идти следствие: у меня есть другие дела.
— Я буду оплачивать вам дорогу, — торопливо сказала Альбина.
— Сорваться и вылететь при первой необходимости — это требует и времени, и физических затрат.
— Я все оплачу, что нужно. Самолет, такси. Хотите — личный автомобиль будем оплачивать на время пребывания в Сочи.
— Альбина Витальевна, мне кажется, вы не слышите меня. У меня не будет возможности вести дело вашего сына.
Женщина так побледнела, что Дина испугалась. Казалось, она вот-вот грохнется в обморок, но этого не произошло. После недолгой паузы Альбина затравленно произнесла:
— Значит, все… теперь помощи ждать совсем неоткуда, — и, спотыкаясь, вышла из номера.
Дина чувствовала себя прескверно. Собственно говоря, это же она заварила всю кашу — вот кто ее за язык тянул?!
С другой стороны, когда она предлагала помощь Альбине, то была уверена в согласии Марка. Всегда добрый и отзывчивый, сейчас он проявлял странную неуступчивость. И мотивы его поведения были совсем не понятны Дине.
— Марк, что случилось? Я не узнаю тебя.
— Все нормально, расслабься.
Он сел на диван и взял в руки пульт от телевизора.
— Неужели тебе не жаль парня?
— Жаль. Но от меня, как я понимаю, вовсе не жалости ждут. Я с собой не взял ни квитанций, ни ордеров, ни компьютера. Хотя это не может являться основной причиной. Основная причина — я не хочу. Это дело потребует от меня слишком больших эмоциональных затрат.
— Но…
— Дина, — резко прервал жену Марк, — у меня есть правило: я никогда не участвую в деле, если эмоционально не могу быть беспристрастным. Так что парню этому я сочувствую, но именно поэтому защищать его не могу.
— Я не могу поверить, что это говоришь ты!
— Дина, собирай, пожалуйста, свои вещи. Через два часа нам нужно будет выезжать. А я пока посплю.
Марк демонстративно разлегся на диване и включил телевизор.
— Ну и спи, — смиренно вздохнула Дина. — А я пойду, пройдусь. Не переживай, сумку я уже почти собрала.
— А чего мне переживать, ты ж свои вещи забудешь, не мои.
Дина усмехнулась. За год брака она достаточно хорошо успела узнать Марка: если он злится, значит, чувствует, что неправ.
Едва за Диной закрылась дверь, Марк выключил телевизор и встал. Вот уж воистину — сколько бы ты ни бежал от прошлого, оно все равно догонит тебя…
* * *Двадцать четвертое декабря тысяча девятьсот девяносто пятого года, канун католического Рождества
Марк, Лиза Панина и Игорь Марновский, запершись в кабинете физики, рисовали новогодний плакат — елочки, лошади, Дед Мороз в санях.
— Может, надо было усадить дедулю в автомобиль? — скептически осмотрев не задавшуюся заднюю левую ногу лошади, спросил Марк, а Игорь возразил:
— Это пошло. У нас все будет традиционным — шуба, посох и длинная борода.
Игорь — трогательный романтик, безответно влюбленный в Лизу. Лизе не нравится невысокий очкарик, она неровно дышит к статному темноволосому Марку и ничуть не скрывает этого.
— Фу, никакого воображения, — скривила она губки, нежно глядя на Марка. — Пусть лучше будет машина.
