Камилла Лэкберг - Железный крест
— С чего бы ей возражать? — Патрику не хотелось признаваться в своей трусости. — Все спокойно. У Эрики с этим проблем нет.
— Вот и славно. Потому что, знаешь… конечно, в компании гулять приятней, но если это вызовет какую-то реакцию…
— А как Лейф? — Патрик решил сменить тему.
Он наклонился к Майе и поправил съехавшую шапочку. Малышка не обратила на него ни малейшего внимания — она была поглощена беседой с Людде на одним им понятном языке.
— Лейф… — Карин хмыкнула. — Можно сказать, чудо, что Людде вообще узнаёт Лейфа. Он же все время на гастролях.
Патрик сочувственно кивнул: новый муж Карин пел в каком-то ансамбле.
— Надеюсь, у вас никаких проблем не возникает?
— Мы слишком редко видимся, чтобы возникли проблемы. — Карин опять засмеялась, но, как показалось Патрику, несколько принужденно.
Скорее всего, она что-то скрывает, но он не чувствовал себя вправе расспрашивать. Довольно странно — обсуждать семейные проблемы с бывшей женой. Он мучительно придумывал, что сказать, но его спас звонок мобильника.
— Патрик Хедстрём.
— Привет, это Педерсен. Готовы результаты вскрытия. Я послал протокол факсом, но ты, наверное, хочешь услышать подробности…
— Да. Конечно… Разумеется… — (Карин умерила шаг, чтобы дать ему поговорить не на бегу.) — Только знаешь, я сейчас в родительском отпуске…
— Здорово! Поздравляю, тебя ждет много радости. Я в общей сложности провел с детьми полгода. Это было лучшее время в моей жизни.
У Патрика отвалилась челюсть. Этого он никак не ожидал. Педерсен — холодноватый, собранный, невозмутимый судебный медик… лучшие месяцы в жизни! Он представил себе Педерсена в голубом халате, сидящего в песочнице и с присущей ему аккуратностью и безупречной точностью пекущего песочные пирожки. Патрик засмеялся.
— Что тут смешного? — несколько надменно спросил Педерсен.
— Ровным счетом ничего. — Патрик сделал знак Карин: потом объясню. — Конечно, мне хотелось бы знать, в чем там дело. Я был на месте преступления. Знаешь, отпуск отпуском, а работа работой.
— Можно и так сказать, — произнес Педерсен, по-прежнему без особой теплоты в голосе. — Так вот: удар тяжелым предметом по голове. Скорее всего, камнем, причем каким-то рыхлым камнем — в черепе найдены мелкие осколки. Какой-то известняк. Смерть наступила мгновенно — удар в левую височную область привел к обширному кровоизлиянию.
— Откуда нанесен удар? Сзади? Сбоку?
— У меня складывается впечатление, что удар был нанесен сверху и сзади. Убийца стоял за спиной жертвы. Не левша — удар очевидно нанесен с правой руки.
— А что за камень? Не принес же он его с собой? Можешь сказать что-то подробнее?
Патрик почувствовал знакомый азарт. Все же самое естественное для человека — заниматься своим делом.
— Это уже ваша работа. Тяжелый каменный предмет — вот и все, что я могу сказать. Скорее всего, без острых краев. Типичное размозжение.
— Ну что ж, значит, нам есть из чего исходить.
— Вам? — саркастически переспросил Педерсен. — Ты же в родительском отпуске.
— Да… Ты прав. — Патрик сделал паузу. — Позвони, пожалуйста, в отдел.
— Да уж, учитывая сложившиеся обстоятельства, придется так и сделать, — ехидно расшаркался Педерсен. — Как ты посоветуешь? Брать быка за рога и звонить Мельбергу?
— Мартину, — инстинктивно отозвался Патрик.
Педерсен хихикнул.
— Я так и думал, но спасибо за подсказку. А почему ты не спрашиваешь, когда наступила смерть?
— Конечно! — спохватился Патрик. — И когда же?
— Точно сказать нельзя: слишком долго он там сидел в такую жару. Но примерно два или три месяца назад. Скажем так: в июне.
— А точнее нельзя определить? — Патрик задал этот вопрос, прекрасно зная, причем дословно, что скажет Педерсен. «Мы здесь не волшебники…»
— Мы здесь не волшебники, магического кристалла у нас пока нет. Июнь. На сегодня это все. Основания? Вид мух, сколько поколений мух и червей успело смениться за это время. Учитывая все данные, приходим к выводу — июнь. А чтобы установить дату точнее, придется работать. Твоим коллегам, я имею в виду. — Он опять хохотнул. — Ты же в родительском отпуске…
Патрик попробовал вспомнить, когда видел Педерсена смеющимся, и не смог. А тут за один разговор этот мрачный тип принимался смеяться раза три — его, представьте себе, насмешило, что Патрик в родительском отпуске. Он произнес дежурную прощальную фразу и нажал кнопку отбоя.
— Работа? — спросила Карин с любопытством.
— Да… Это по поводу текущего следствия.
— Старик, которого нашли мертвым?
— Сарафанное радио работает, как я погляжу…
Карин вновь прибавила шагу, и ему пришлось чуть не бежать, чтобы ее настичь.
Красная машина, проехавшая мимо, замедлила ход и встала в сотне метров. Патрик остановился — у него возникло чувство, что водитель рассматривает их в боковое зеркало. Неожиданно машина дала задний ход, и Патрик выругался про себя — только сейчас он сообразил, что это автомобиль матери!
— Привет, нет, вы только поглядите — гуляют себе на пару! — Кристина опустила стекло и вытаращила на них глаза.
— Привет, Кристина! Рада тебя видеть! — Карин наклонилась к дверце и чмокнула бывшую свекровь в щечку. — Мы переехали в Фьельбаку, и я наткнулась на Патрика. Он в отпуске с ребенком, я в отпуске с ребенком — почему бы нам не составить друг другу компанию? Посмотри, у меня теперь есть Людвиг!
Кристина заглянула в коляску и издала звук, приличествующий, по ее мнению, для общения с годовалым младенцем.
— Замечательно! — сказала Кристина голосом, от которого у Патрика похолодело в животе.
— А ты куда собралась? — спросил он, не ожидая от ответа ничего хорошего.
— К вам, конечно! Давно не была. Испекла кое-что. — Она с улыбкой показала на пакет с булочками и коробку с бисквитом рядом на сиденье.
— Эрика работает, — обреченно промямлил Патрик, зная, что для матери это не аргумент.
— Вот и хорошо! Сделает перерыв и выпьет кофе с бисквитом, что может быть лучше! — Кристина включила первую скорость, удерживая сцепление. — Ты же тоже скоро придешь?
— Конечно, конечно… — Патрик лихорадочно пытался найти способ подсказать матери, что не стоит докладывать Эрике про их случайную встречу, но так ничего и не придумал.
Он проводил взглядом красный «пежо». Предстоит очередное объяснение.
Наконец-то она взяла разгон. Текст лился свободно и логично, за утро — четыре страницы. Совсем неплохо.
Эрика удовлетворенно откинулась на стуле. Вчерашнюю злость как рукой сняло. Зря она так… Ничего, надо приготовить к ужину что-нибудь вкусненькое. Перед свадьбой они оба старались держать форму, сбросили по паре килограммов, но сейчас как-то перестали на это обращать внимание. В конце концов, можно же иногда себе позволить, иначе жизнь становится неинтересной. Свиное филе под соусом из горгонзолы, к примеру. Патрик обожает.
Так тому и быть. С ужином вопрос решен. Она открыла дневник матери. Собственно, надо бы сесть и прочитать все зараз, но она почему-то никак не могла себя заставить. Эрика закинула ноги на стол и принялась разбирать красивый, но витиеватый, иной раз до непонятности, почерк. Пока ей попадались только бытовые подробности: что делала Эльси, чем помогала матери… Беспокойство за отца, деда Эрики, который постоянно был в море, и в будни, и в праздники. Мысли о жизни были по-детски наивны — за ними так и слышался тонкий девчачий голосок, и Эрике было очень трудно сопоставить эту интонацию с твердым, даже суровым голосом матери, которая никогда не говорила детям — ни ей, ни Анне — ласковых слов. Строгое воспитание… Да, так это и называется: они получили строгое воспитание.
На второй странице она вдруг наткнулась на знакомое имя. Даже два. Эльси записала, что была дома у Акселя и Эрика, потому что их родители уехали. Про это событие было написано довольно много, в основном мать поразило собрание книг, но Эрика никак не могла сосредоточиться. Два имени: Эрик и Аксель. Наверняка это братья Франкель. Она прочитала страницу несколько раз и сделала вывод, что мать встречалась с этими мальчиками довольно часто, вернее, с младшим, Эриком. Они дружили вчетвером — Эрик, Эльси, Бритта и Франц. Эрика попыталась припомнить, называла ли мать когда-нибудь эти имена. Нет. Не называла. А Аксель в дневнике Эльси предстает прямо сказочным героем. «Он такой смелый и красивый, почти как Эррол Флинн». Может быть, мать была влюблена в Акселя? Эрика еще раз перечитала относящиеся к нему строки дневника. Нет, это не влюбленность. Скорее, восхищение.
Эрика положила дневник на колени и задумалась. Почему Эрик Франкель не сказал ни слова о том, что в детстве дружил с ее матерью? Она же рассказала ему, где нашла медаль, назвала имя матери. Эрика опять вспомнила странное молчание старика. Нет, ей не показалось. Он что-то от нее скрыл.
