Ричард Паттерсон - Глаза ребёнка
Елена потупилась, потом решительно тряхнула головой.
— Нет, — тихо промолвила она. — Только папа так называл меня.
Потом взглянула на свои липкие пальчики и направилась мыть руки.
Терри проследовала за ней.
— Что ты хочешь делать? — спросила Елена, когда они вдвоем стояли возле раковины.
— Не знаю. А ты?
— Поиграем в «кэндиленд»[35], — предложила Елена.
«Проклятая игра», — с отвращением подумала Терри, вспомнив, что именно в нее с Еленой играл Рики.
— Давай, — согласилась она. — Ты все равно выиграешь.
— Угу, — подтвердила Елена.
Терри показалось, что девочка более словоохотлива и общительна, чем обычно. Странно: надежда могла появиться в столь тревожный день.
— А чем бы еще ты хотела заняться? — спросила она.
Елена посмотрела на нее снизу вверх.
— Мамочка, ты ведь не оставишь меня?
В голосе девочки послышался страх.
— Что ты хочешь сказать, Елена?
Елена растерянно озиралась по сторонам.
— Ну, не оставишь меня сегодня вечером у бабушки, — наконец пробормотала она.
Терри взяла Елену на руки и крепко прижала к себе.
— Конечно, нет, если ты только сама этого не захочешь.
— Нет, мамочка, прошу тебя.
Зазвонил телефон. Вспомнив о Крисе, женщина, не выпуская Елену из рук, пошла брать трубку.
— Терри, — услышала она голос Криса, — я тебя повсюду ищу.
Его голос показался ей странным.
— Где ты?
— В машине с Карло, — возбужденно проговорил он. — Вместе прогуливаем уроки. Меня оправдали.
У нее задрожали колени. С облегчением вздохнув, Тереза произнесла:
— Неужели, Крис. Вот здорово.
— Что случилось? — строго спросила Елена; ее взгляд был почти обвиняющим.
— Это просто чудо, — звучал в трубке голос Криса. — Слушай, можешь на сегодня оставить с кем-нибудь Елену? Мы с Карло хотим пригласить тебя на ужин.
Терри вдруг словно оцепенела.
— На ужин с Карло? — рассеянно пролепетала она дрожащим голосом, а в следующее мгновение увидела, с каким напряженным вниманием смотрит на нее дочь.
— Ну да, — сказал Паже. — Мы собираемся в «Старс».
— Я не могу, — Терри долго не решалась выговорить эти слова. — Я обещала Елене. — Она снова замолчала. — Не могу сейчас сказать тебе всего, но это был трудный день. И для нее и для меня.
Повисло тягостное молчание.
— Надеюсь, ты понимаешь — такое случается не каждый день, — наконец произнес Крис.
— Я понимаю. — Тереза почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. — Я приглашаю тебя поужинать завтра вечером. Тогда мы сможем обо всем поговорить.
— Договорились, — стараясь не выдать разочарования, сказал Крис. — В конце концов, у нас впереди уйма времени.
В его голосе она угадала сомнение.
— Я так рада, Крис. — Женщина прислушалась к звуку собственного голоса и попыталась представить, каким он его слышит там, у себя в машине. — Крис, прошу тебя, поверь — мне действительно надо быть дома.
— Все в порядке. Устроим с Карло мальчишник.
Терри чувствовала неотрывный взгляд Елены.
— Жаль, что не могу сейчас выразить тебе своих чувств, — сказала она.
— Что же, — Крис постарался придать небрежность голосу. — Тогда все и расскажешь.
Когда он уже повесил трубку, Терри вдруг осенило: она не сказала ему главного — что любит его.
— Что случилось? — настойчиво повторила свой вопрос Елена.
Тереза закрыла глаза.
— Ничего, — чуть слышно промолвила она. — Просто Крис хотел поговорить.
Девочка изогнулась у нее в руках и схватила прядь своих волос.
— Про папу? — испуганно спросила она.
Терри подумала о том, что лишь весьма относительно Криса можно считать вполне оправданным. Внезапно она почувствовала себя страшно одинокой.
— Нет, душенька. Не про папу.
Елена замерла.
— Значит, про Карло? — тихо спросила она.
Терзаемая угрызениями совести и стыдом, Терри опустила Елену на пол и заглянула ей в глаза, полные тревоги. «Никто, — сказала она про себя, — никто никогда больше не посмеет причинить тебе боль».
— Я здесь, с тобой, — произнесла она. — И я никуда не ухожу. Давай играть в «кэндиленд», хорошо?
3
«Старс» был просторным, в три уровня рестораном, ярко освещенным, с высокими потолками и репродукциями модной французской живописи на стенах. Здесь всегда присутствовала многочисленная и разнообразная публика: от людей в строгих вечерних костюмах до панков, которые под звуки фортепиано скучали за столиками или толпились у застекленной стойки бара, и звук голосов и джазовых мелодий сливался в радостной какофонии. Паже часто приходил сюда с Терри; в ресторане превосходно кормили, бар напоминал какой-нибудь уголок в Сан-Франциско, и они заглядывали сюда, возвращаясь с балета или оперы, тем более что заведение работало до часа ночи. В этот вечер выбор Паже объяснялся не только одной привычкой: он решил пойти сюда, чтобы его увидело как можно больше людей. Однако заглянув в глаза Карло, Паже понял, что выбор был неудачный.
Они сидели за крайним, у стены, столиком и могли спокойно разговаривать. Но мальчик болезненно реагировал на каждый брошенный в его сторону взгляд; он чувствовал себя неуютно, словно слишком яркий свет резал ему глаза. Когда какая-то крашенная блондинка с зачесанными назад, как у Анни Леннокс, волосами откровенно показала на них, Карло пробормотал:
— На нас глазеют, точно в зоопарке.
Паже пригубил «мартини».
— Не обращай на них внимания. Скоро и они перестанут это делать.
Карло смотрел на отца прямым немигающим взглядом.
Как ты собираешься жить с этим? — тихо спросил он. — Ведь люди все равно считают, что ты убийца.
Паже отчасти догадывался, откуда этот вопрос: в вечерних новостях успели показать интервью с Джозефом Дуарте, который сказал, что не хотел выносить Паже оправдательного приговора, но остальные присяжные убедили его, что позиция окружного прокурора подозрительна и оставляет поле для сомнений. Однако Крис понимал, что в душе Карло сам сомневается в невиновности отца.
— Все будет хорошо, — заверил Паже. — Кэролайн была права, когда говорила, что политика из меня не получится: в конце концов, найдется немного людей, с мнением которых я готов считаться. И прежде всего неинтересно, что думают обо мне те, кто знает меня лишь по выпускам новостей. Но здесь я ничего не могу поделать — остается только жить своей жизнью.
Карло покачал головой.
— У меня все не так, — сказал он. — Мне небезразлично, что думают обо мне люди.
Паже смотрел в глаза сына, слишком юного, чтобы уметь стоически сносить удары судьбы, и не знал, что ответить.
— Я не говорил, будто мне безразлично это, — наконец прервал он молчание. — Однако я знаю и другое: что я совершил, а чего не совершал, почему я так поступил, и кто те люди, которые мне особенно дороги. Начиная с тебя. — На мгновение он задумался. — Когда-то я открыл для себя истину, которая оказалась весьма болезненной: нельзя смотреть на себя глазами других людей. Ты должен жить, подчиняясь своему внутреннему своду правил как в отношении своего собственного поведения, так и в отношениях с теми, перед кем несешь ответственность.
Выражение глаз сына оставалось непроницаемым.
— А мне ты когда-нибудь ответишь?
Паже нахмурился.
— Я уже сделал это, Карло. Я сказал тебе, что не убивал Рики, и если я чего-то не договариваю, то просто потому, что не хочу подставлять других. Будь я уверен, что, сказав тебе все, смог бы положить конец этой истории с Еленой, то не замедлил бы раскрыться. Но это ничего не изменит, поэтому тебе остается только поверить мне на слово.
— Может быть, я рискую показаться эгоистичным, — произнес Карло, не сводя с Паже глаз. — Ты не можешь представить себе, как я рад, что тебя признали невиновным. Но ты лишаешь меня возможности когда-либо узнать, как это произошло. И никто никогда не докажет, что я не стаскивал с Елены трусики и не занимался с ней всякими мерзостями, пока вы с Терри ничего не видели. — Он заговорил громче. — Признайся, ведь даже Тереза сама не уверена в моей невиновности.
У Паже сперло дыхание.
— Терри пришлось многое пережить, — тихо сказал он. — И еще ничего не известно, что произошло с Еленой на самом деле. Это удастся выяснить ее психиатру. Дай ей время. Но главное, я знаю, что ты этого не совершал, и все твои друзья знают это.
Тень пробежала по лицу Карло, точно внезапная догадка, что и у отца могут быть сомнения на его счет.
— Может, ты и в состоянии справиться с этим, — проговорил он. — Меня же вся эта история с Терри угнетает. Я не могу с этим жить.
— Я тебя и не призываю.
