Павел Генералов - PRосто быть богом: ВВП
Сухов, сдвинув брови, сурово глянул на Генералова и Вику: смеются они над ним или издеваются? Ни минуты покоя — ну, что за люди?! Какие–то ходячие функции. Они б и пингвинов в Антарктиде на ушах ходить заставили. Но нет — Витя не пингвин. А интересно, есть ли у пингвинов уши?
Все эти мысли пронеслись в голове Сухова за малую долю секунды. Во вторую долю секунды он улыбнулся любезно Вике и подмигнул Генералову — долго зла на людей Витя обычно не держал.
— Ну, я и говорю, — продолжил он. — Когда буду работать депутатом Государственной Думы, внесу законопроект…
— «Добьюсь принятия закона», — вновь поправил его Генералов.
— Добьюсь принятия закона о полном и окончательном восстановлении в правах прекрасной русской буквы «Ё»!
— Давно пора, — согласилась Вика. — Ради этого, как я теперь понимаю, мы с вами всё и затеяли!
— А то Федра прямо какая–то! — пропустил Викин укол Сухов. — На кой ляд нам эта Федра?! — ораторским жестом Сухов указал на широкую грудь белой палубной надстройки, украшенной литыми именными буквами. «Федор Достоевский» — так назывался их красавец–теплоход. Буква «Ё» в имени великого русского писателя напрочь отсутствовала. Будто какой–то матрос по излишнему радению спилил обе точки напильником. Та же картина с именем писателя, впрочем, наблюдалась и на бортах теплохода, и на спасательных шлюпках, и на спасательных же кругах. И Виктора Сухова это несказанно раздражало.
— Фёдор Достоевский, между прочим, милость к падшим призывал и… — начала Вика.
— Милость к падшим призывал Пушкин, — уточнил Генералов.
— Это я образно, — отмахнулась от него Вика. — Так что Федра, влюбившаяся в пасынка своего Ипполита и от неразделённой любви покончившаяся с собой, вполне могла бы стать героиней Достоевского…
— Это вы к чему, Виктория Вячеславовна? — Генералов поправил на носу очки.
— Да больно утончённые стали… Лучше б речи приветственные отрабатывали… А то умничают… Не находите, князь? — Вика ласково погладила своего кобеля, которого, между прочим, звали простенько и со вкусом — Мышкин.
Получив очередной камешек в свой огород, Сухов сглотнул, дёрнув кадыком. Сделал полтора шага к самому корабельному носу. Левой рукой взялся за поручень, а правую вскинул вверх и вперёд — ленинским знаменитым жестом:
— Товарищи! Земляки! — чуть картаво начал он. — Почему я иду на выборы?! Да потому что все достали! Революцию, которую всё ж просрали большевики, мы продолжим! — после каждой ударной фразы Сухов выбрасывал вперёд правую руку. Только в отличие от Ильича, делавшего это сухой сложенной ладошкой, у Сухова вперёд убедительно торчал указательный палец. — Подхватим знамя из ослабших от пьянства рук пролетариата! И всё, всё, нажитое нашим непосильным трудом, поделим заново! Чтоб знали своё место супостаты и олигархи! Так победим, товарищи–земляки!
Генералов тихо склонился к Вике:
— Осади–ка нашего Наполеона, проведи экспресс–тренинг.
Довольное лицо Сухова с горящими глазами обернулось к «коллегам». Вика даже поаплодировала — верхней ладонью о нижнюю — чтоб не потревожить кобеля. Сухов вежливо и смиренно поклонился.
— У вас, Виктор Иванович, жест–сорняк, — нейтральным тоном пояснила Вика. — За одну минуту вашего выступления перед избирателями вы тыкали пальцем четыре раза. Каждый раз, когда захотите тыкнуть, представьте, что ваш палец попадает в дерьмо. Запомнили? В дерь–мо!
Сухов ошарашено и почти сомнамбулически попытался повторить свой жест. Однако палец его на полпути замер в воздухе, а на лице отобразилась максимально брезгливая гримаса. Опустив руку, Сухов кивнул — вроде как самому себе, и поднял глаза на Вику:
— Спасибо за урок, Виктория Вячеславовна.
— Помилуйте, Виктор Иванович. Мне за эту работу деньги платят.
***Лосиха с лосёнком вышли на самую опушку леса. Лосёнок на едва окрепших ногах мирно пасся, пощипывая травку. Мамаша, повернув рогатую голову, к чему–то внимательно прислушивалась. И — вовсе не зря. Совсем неподалёку трапезничало волчье семейство. Волчиха, только что завалившая козлёнка, с явным удовольствием наблюдала, как её кровожадные детки раздирают козлиную тушку на куски. Серые звериные мордочки были по самые уши окрашены кровавыми подтёками. За волчьей трапезой свысока наблюдали осоловевшими круглыми глазами сова, пара беркутов и целый сонм всяких мелких птичьих тварей. А чуть в стороне, раздвигая мощными лапами валежник, из берлоги выползал медведь с голодными маленькими глазами.
Меж зверями, нисколько их не опасаясь, задумчиво бродил Пётр Петрович Заусайлов. В полуподвальном отделе краеведческого музея, посвящённого местной фауне и флоре, он был сейчас единственным посетителем. А всех этих хищников и прочих, искусно «оживлённых» специально обученным таксидермистом, он видел уже столько раз, что почти не обращал на них внимания. На челе его обозначилась глубокая морщина. Что свидетельствовало не только о задумчивости, но и о волнении Петра Петровича.
Наконец из соседнего зала послышался стук каблучков. Пётр Петрович удовлетворённо вздохнул и постарался изобразить на своём лице приветственную улыбку. Как раз вовремя — в зал хищников вошла Ольга Ильинична Жарская, собственной персоной. Одета она была в тёмный брючный костюм, идеально подчёркивающий стройную фигуру. Глаза её прикрывали огромные зелёные «стрекозиные» очки, а голову — почти прозрачный и невесомый шелковый платок. В таком виде Ольгу узнал бы далеко не каждый житель Великоволжска. Наверное, это и было её целью — оставаться по возможности незаметной. Точнее, не слишком узнаваемой. Потому как на встречу с Заусайловым она явилась инкогнито, официально приобретя в кассе музея билет, а вовсе не как и. о. мэра города Великоволжска.
— Здравствуйте, Пётр Петрович, — с порога произнесла Ольга Ильинична, снимая очки. — Давайте пооперативнее, у меня очень мало времени. Через полчаса, — Ольга Ильинична быстро глянула на часы, — у меня планёрка…
— Я буду предельно краток, — кивнул Заусайлов. — Я попросил вас о встрече, чтоб сообщить пренеприятное известие.
— Давайте без мистики, Пётр Петрович!
— Какая уж тут мистика, Ольга Ильинична! — всплеснул руками Заусайлов. — К нам едет кандидат.
— Что вы о нём знаете?
— Он прибывает сегодня речным путём. На «Достоевском». В сопровождении двух московских имиджмейкеров.
— Серьёзная команда?
— Более чем. От Администрации Президента.
— И он точно будет баллотироваться в наши мэры?
— Точно, Ольга Ильинична, точно. Вопрос решен на самом верху. А почему вы не спрашиваете, как его зовут?
— Ну, и как его зовут?
Заусайлов сделал значительную паузу, прежде чем произнёс, раздельно, почти по слогам:
— А зовут его Виктор Иванович Сухов.
— Витя?! — изумлённо выдохнула Ольга Ильинична.
В ответ Заусайлов, прикусив нижнюю губу, лишь кивнул.
— Вот сволочь! — задумчиво проговорила Ольга Ильинична. — А говорил, что просто соскучился… Шар над городом — тоже его рук дело? — Ольга Ильинична пристально глянула прямо в глаза Заусайлова.
Тот в ответ развёл руками:
— И аз грешен. Я разрешил ему запустить этот шар с территории моего завода. Никаких противопоказаний не было. Вашего мужа, вы знаете, я всегда недолюбливал. Так что милая шутка Сухова…
— В свете последних событий эта милая шутка…
— А что следователь?
— Пытает. Очень скользкий тип. Не знаю, сколько я ещё смогу его выносить. Иногда его просто хочется придушить.
— Успеется, успеется, Ольга Ильинична, — усмехнулся Заусайлов. — Душите исключительно в объятьях. И учтите, вам как нельзя кстати будет юридическая неприкосновенность. Я же со своей стороны обеспечу финансирование избирательной кампании. Зачем нам с вами варяги? Тем более, столь дурного свойства?
— А Жора?
— Где сейчас Жора? Вот и я не знаю. А время, поверьте, не ждёт. Вы, Ольга Ильинична, законная преемница. И народ вас поддержит.
— Вы думаете?
— Мы ему поможем определиться. Правильно определиться. Итак? Вы, наконец, согласны?
— Ну, сволочь!.. Я должна его увидеть!
Заусайлов галантно склонил голову и наморщил лоб:
— Я бы не советовал, но… Это ваше право, Ольга Ильинична…
***Береговая черта медленно, но неуклонно надвигалась. Уже прочитывались правильные очертания грандиозных рукотворных сооружений. «Достоевский» приближался к очередному перевалочному пункту Великой Волжской Системы, не последнее место в которой занимало и Великоволжское море. Истошно орали чайки, похожие на недокормленных альбатросов.
Сухов, потерпев условное поражение от хрупкой Вики, пока затаился и выбрал для себя роль своего парня–экскурсовода. О том факте, что Великоволжское море является самым крупным в Европе искусственным водным образованием, он сообщил так, будто он лично и был главным виновником его создания. Между прочим, разлившись, море скрыло в своих водах три почти полноценных города, два православных монастыря — один мужской, другой женский — и неисчислимое множество деревень. История Великого Затопления, обросшая всякого рода легендарными и неправдоподобными подробностями, в изложении Сухова выглядела примерно так.
