Павел Генералов - PRосто быть богом: ВВП
От этого неуместного «валяй» следователь поморщился, но Семёнов неожиданной оплошности своей не заметил.
Спустя примерно полчаса были запротоколированы и легли на малиновый капот «лендкрузера» все извлечённые из салона предметы. По крайней мере те, которые хоть в какой–то мере могли заинтересовать следствие.
Первым делом на капот лёг или, точнее, уверенно встал дорогой, какой–то особой рифлёной кожи ботинок с небольшой жёлтого металла пряжкой. Потом из бардачка выудили чуть расползшуюся карту автомобильных дорог области. За ней извлекли пистолет системы «макаров». А уже напоследок — пухлый и хорошо упакованный целлофановый пакет. Пакет был перетянут банковский красной резинкой, под которой был вложен листок из блокнота. На листке довольно хорошо читалась немного «поехавшая» надпись зелёной шариковой ручкой:
109600 для В. Г.
Следователь Степанов, прочитав внимательно надпись и взвесив пакет в руке, вежливо попросил:
— Открывайте, товарищ лейтенант! — и передал пакет обратно Глазьеву.
Малиновый капот уже окончательно высох, только из щелей по бокам кое–где ещё парило.
— Минуту, коллеги! — явно от природы сварливым голосом напомнил о себе эксперт с фотоаппаратом. — Не рви подмётки, Глазьев. Клади пакет взад. Общий план для протокола.
Глазьев, неопределённо пожав плечами, положил на прежнее место пакет. Долговязый эксперт сделал несколько кадров. После чего Глазьев, подозвав поближе понятых, принялся аккуратно распаковывать пакет. После недолгих манипуляций пакет был вскрыт, и из него извлекли перевязанные уже зелёной банковской резинкой пачки долларов. Всего одиннадцать пачек.
После довольно продолжительного пересчёта на глазах понятых оказалось, что в пакете ровно сто девять тысяч шестьсот долларов.
Следователь, задумавшись на несколько минут, в продолжении которых внимательно разглядывал свежие царапины на капоте, наконец вежливо обратился к Семёнову:
— Пригласите, пожалуйста, вдо… — он осёкся, бросив быстрый взгляд на так и стоявшую в отдалении Ольгу Ильиничну, — жену.
За Ольгой Ильиничной снарядили всё того же Глазьева.
Следователь, почему–то пряча глаза, спросил у неё:
— Можете опознать какие–то вещи, принадлежащие вашему мужу? — на этот раз он уже без запинки выбрал «щадящий» вариант обозначения родственной связи между Ольгой Ильиничной и Георгием Петровичем Жарскими. И даже не оступился в прошедшее время.
— Да, — просто ответила Ольга Ильинична и поправила шляпку так, чтобы солнце не падало на лицо. — Эти ботинки… ботинок… ботинки из крокодиловой кожи мы купили с Жорой, Георгием Петровичем в Монте — Карло. Точно, в прошлом году.
— Ваш муж — игрок?! — с интонацией доброго психиатра спросил следователь Степанов. При этом он по–прежнему не поднимал взгляда выше подбородка Ольги Ильиничны.
Ольга Ильинична сохраняла на лице всё то же выражение отрешенной холодности. И продолжала отвечать Степанову почти без выражения, будто озвучивала давно заученную наизусть речь:
— Он не был слишком азартен. В играх. В рулетку при мне играл один раз. Именно там, в Монте — Карло.
— И выиграл? — Степанов усердно полировал указательным пальцем царапину на малиновом капоте «лендкрузера».
— Пятьсот евро. Именно на них и купил эти дурацкие крокодиловые ботинки.
— Но ведь ваш муж и так был не беден? — Степанов всё же сполз в прошедшее время.
Ольга Ильинична отреагировала мгновенно:
— Вы считаете, что он погиб?
— Нет, что вы, простите, — теперь указательным пальцем следователь сосредоточенно потёр кончик собственного носа. — Ваш муж и так не беден?
— Но достаточно бережлив, — изящно ушла она от ответа.
— Хорошо, продолжим. Какие предметы вам ещё знакомы? Например, этот пистолет…
— Это его личный «макаров», — со знанием дела прокомментировала Ольга Ильинична.
— Точно, Георгия Петровича, — подтвердил Семёнов, — я номер проверил.
Вежливо кивнув в ответ, следователь продолжил:
— А он всегда… берёт оружие, отправляясь из дома?
— Когда берёт, когда — нет. Как и у всякого мэра у него опасная работа.
— А сегодня он брал его или пистолет был уже у него в машине?
— Когда он уезжал, я спала. И даже с ним не попрощалась, — от этих слов Ольги Ильиничны у всякого в горле могло бы запершить, но Степанов, кажется, вовсе не обратил на них внимания.
— Хорошо, — теперь Степанов уставился на красивые запястья Ольги Ильиничны — на правой руке её чуть колыхался тонкий и простенький серебряный браслет. — А об этих деньгах вам что–нибудь известно? Здесь ровно сто девять тысяч шестьсот долларов. Эта цифра была написана и на упаковке. И ещё инициалы — «В. Г.». Вам всё это о чём–нибудь говорит?
— Ни о чём, — чётко и раздельно ответила Ольга Ильинична. — И… господин следователь! — эти слова заставили Степанова наконец поднять глаза и встретиться с серо–зелёным взглядом Ольги Сергеевны. — Давайте перенесём наш допрос на другое время. Буду рада вас видеть у себя в мэрии. Я принимаю с десяти до тринадцати. Шучу, — мрачно добавила она, но всё же Степанову показалось, что она почти улыбнулась. — В любое время. А теперь позвольте мне уйти. У меня сегодня очень тяжелый день.
— Да, конечно, простите, я всё понимаю, работа у меня такая… — шевеля на весу пальцами, Степанов старался словно бы материализовать свои извинения.
— У всех — такая работа! — отрезала Ольга Ильинична и, резко отвернувшись, стала подниматься вверх по склону.
Следователь Степанов провожал её до неприличия долгим взглядом. Пока не услышал трезвый голос подполковника Семёнова:
— Думаю, подробный осмотр салона сможем произвести на стоянке?
— Что? Да–да. На стоянке, — следователь ещё раз бросил беглый взгляд в сторону удаляющейся женской фигуры. — Обязательно. На стоянке. Подробно, — а сам тем временем приблизился к «лендкрузеру» и заглянул в его глубину. — Интересно. Очень интересно, — сказал он уже исключительно самому себе.
Степанов достал из левого кармана клетчатого пиджака небольшой целлофановый пакет — причём можно было заметить, что пакет там наготове был не один. Из правого кармана он выудил медицинского вида пинцет. После чего несколькими быстрыми и ловкими движениями собрал что–то мелкое с заднего сиденья, а потом с водительского и даже с зеркала заднего вида и аккуратно поместил в пакет.
Пчёлы сквозь полупрозрачный целлофан напоминали маленькие, ещё не отмытые от земли золотые самородки.
***Первый помощник нервно метался по кабинету и зверски матерился. Боже, как его подло подставили! Как банкеты гулять, прожекты строить да зажигательные речи произносить — так здесь градоначальник, пожал–ста, в первых рядах. А теперь, когда в город пришла настоящая беда, его и след простыл!
Ладно, пока вода подтопила лишь левый берег, он и сам справится. Но, если прорвёт плотину, под чьим руководством прикажете тонуть всему городу?
— Начинайте эвакуацию по схеме «А», — приказал Первый помощник по селектору.
Гром и молния, тысяча, нет, миллион матюков! Где же этот … градоначальник? Смыло его, что ли?
…Начальник тюрьмы отдал распоряжение по эвакуации персонала и преступных элементов.
— Выходить по одному, руки за спину, строиться в колонны по трое, — гулко разносились команды по длинным, едва освещённым коридорам.
— Шаг вправо, шаг влево — расстрел, — уточнил рецидивист Рыжий, подталкивая хромого соседа, получившего пять лет за непредумышленное убийство. Рыжий — восемь лет за грабёж плюс три за изнасилование — слегка презирал незадачливого Хромого. Только полный придурок может прибить жену утюгом, вместо того, чтобы тихо задушить изменницу подушкой, типа сама задохнулась, дура.
Хромой, близоруко щурясь, пристроился рядом с бывалым Рыжим.
— Что случилось? — попытался спросить он усатого надзирателя.
— Ма–алчать! — злобно рявкнул Усатый. Грозно шевеля роскошными ухоженными усами, надзиратель сковал наручниками Рыжего с Хромым и пристегнул к Хромому третьего заключенного из соседней камеры.
— Не высовывайся, под шумок убежим, — прошипел возбужденный воздухом свободы Рыжий.
— Наводнение, — шёпотом объяснил Третий, хлипкий и немолодой расхититель государственной собственности, десятка с конфискацией без права амнистии.
— Значит, уплывём, — заржал Рыжий.
…Градоначальника не было ни дома — взволнованная жена что–то лепетала в трубку о мифическом совещании, ни в здании администрации, ни в загородной резиденции. Версия о том, что руководитель города мужественно погиб, пытаясь заткнуть своим упитанным телом брешь в плотине, вытанцовывалась как единственно верная.
