Павел Саксонов - Можайский — 4: Чулицкий и другие
В сопровождении обоих надзирателей мы вышли из квартиры, спустились во двор и подошли к спуску в подвал. Замок по-прежнему висел на створках, а припушивший его снежок — с неба слегка посыпа́ло — ясно свидетельствовал о том, что с ухода Кузьмы к нему никто не прикасался.
— Ломайте, — приказал я.
Один из надзирателей, недолго думая, с корнем вывернул петли, сделав замок бессмысленным к ним приложением. Я распахнул створки.
— Посветите.
Надзиратель посветил.
В свете фонарика ящики, оказавшиеся не далее окончания спуска, выглядели большими, тяжелыми и неприятно липкими: просмоленные бока отдавали влагой, но это, я понимал, было всего лишь иллюзией.
«Прикажете доставать?» — без всякого энтузиазма спросил надзиратель.
— Конечно, — ответил я, сторонясь и давая место у створок.
«Эх, мама!» — пробурчал надзиратель и, велев своему подчиненному оставаться на подхвате, ногами вниз устремился по спуску.
Уперевшись в ящики и перестав скользить, он слез на пол и осмотрелся. Очевидно, ничто не привлекло его внимания, потому что он, выключив фонарь и сунув его в карман, схватился за первый из ящиков.
«Тяжелый!» — крикнул он. — «Ну, приготовились!»
Подталкиваемый снизу, ящик пополз вверх по спуску.
«Держу!» — младший ухватил его, не давая снова заскользить вниз.
Минуту спустя первый ящик был извлечен. Наступила очередь второго, и с ним расправились так же быстро.
— Снимите крышки.
Крышки были сняты. Нашим глазам предстало нечто странное. Точнее, в одном из предметов мы сразу же узнали некое подобие волшебного фонаря, только куда более сложное и громоздкое, с необычным объективом, почему-то отливавшим мертвенной синевой…
— Боже мой! — перебил Чулицкого Саевич. — Боже мой! Они и до этого догадались!
— До чего? — удивленно спросил Чулицкий.
— Синий объектив! — Саевич возбудился до предела. — Знаете, что это такое?
— Что?
— Линза искусственного хрусталя с особенно тщательной шлифовкой и фотохромным эффектом!
— Это так необычно?
— Еще как необычно! Я даже не думал, что кто-то… — Саевич запнулся. — Что кого-то осенит такая идея. А уж чтобы ее реализовать…
— Да что же в этом такого? — недоумение Чулицкого начало перерастать в раздражение. — О чем вы говорите?
Саевич, как мог, пояснил:
— Здесь сразу несколько новаторских решений. Во-первых, сам хрусталь. Вы знаете, что это, в сущности, обычный кварц, а кварц имеет два очевидных недостатка — малую степень преломления и высокую способность светопропускания, в том числе и ультрафиолетового света. Оба этих свойства делают его не лучшим материалом для изготовления линз: при всех прочих равных, линза из кварца получится больше, тяжелее и с худшим эффектом засветки. Но до недавнего сравнительно времени альтернативы кварцу не было: всякая линза делалась из него. Как, впрочем, и все вообще стеклянные предметы. Разумеется, и ныне кварцевых линз — подавляющее большинство, но всё это — обычные линзы. Вы же увидели уникальную. Ее уникальность заключается в том — кстати, это — во-вторых, — что тот, кто ее изготовил, использовал во благо оба ее недостатка. Но в первую очередь, конечно, — высокую светопропускаемость.
Чулицкий пожал плечами:
— Мне это ни о чем не говорит.
Саевич начал горячиться:
— Да как же вы не понимаете! Скажите: вы не заметили, чтобы линза объектива меняла цвет?
И вот эти слова Александра Григорьевича заставили Чулицкого подпрыгнуть:
— Меняла цвет? Да! Но как вы догадались?
— Так ведь я об этом и толкую!
Теперь уже Чулицкий выглядел заинтересованным:
— Ну-ка, ну-ка!
— Еще на стадии приготовления стекла — плавления кварца — в его структуру были внесены кристаллы галоида серебра: того самого вещества, которое — ни много, ни мало — является составной частью фотографической эмульсии. Но только, разумеется, не для того, чтобы придать объективу фотографические свойства, а для того, чтобы сделать его чувствительным к изменению интенсивности потока ультрафиолета. Дело в том, что именно в этом спектре соединения серебра ведут себя наиболее активно. Галоид же имеет свойство менять окраску, что делает его более или менее прозрачным: от полностью прозрачного при низкой интенсивности ультрафиолета до практически непрозрачного при чрезвычайно высокой. Зрительно это выглядит как процессы осветления и затемнения в зависимости от силы освещенности. В нашем случае линза должна была полностью осветляться в помещении и становиться темно-коричневой, темно-серой или даже черной на ярком солнце… или на снегу! Снег, знаете ли…
— Знаю! — воскликнул Чулицкий. — Собственными глазами видел.
— Да: снег обладает очень высокой отражающей способностью. Поэтому даже в хмурый день от него исходит мощный световой поток, включая и свет в ультрафиолетовом спектре. Вы, стоя у аппарата, непременно должны были заметить, как линза меняла цвет в зависимости от того, прикрывали ее от ослепляющего воздействия снега или, напротив, давали к ней доступ.
— Так и было.
— Удивительно!
Чулицкий потер подбородок и задал сам собой напрашивавшийся вопрос:
— Если я правильно понял, эту линзу придумали вы?
Саевич вспыхнул:
— Я так думал!
— То есть — не вы?
— Кто-то меня опередил. У меня, к сожалению, не было ни средств, ни технической возможности создать такую линзу на практике.
— Но идея все-таки ваша?
— Во всяком случае, я пришел к ней самостоятельно.
— И вы полагаете, что кто-то еще до нее додумался?
— Получается, так.
— А вы не говорили о ней с Кальбергом?
Саевич задумался, а потом ответил не слишком уверенно:
— Даже не знаю. Возможно, и говорил. Мы вообще о многом беседовали. Всего не упомнить.
— А знаете ли вы какого-нибудь физика, химика или фотографа, который и без вас мог бы придумать нечто подобное?
Саевич замялся.
— Ну?
— Любая идея витает в воздухе, если для ее возникновения есть все исходные данные, — нехотя признался он. — А для этой идеи все данные имеются давно.
— И все же, лично вы ни о каких подобных работах не слышали?
— Нет.
— Гм…
— Вы думаете, — в глазах Саевича загорелась тщеславная надежда, — Кальберг украл ее у меня?
Вместо прямого ответа Чулицкий задал новый вопрос:
— Для чего вообще нужен такой эффект? Как вы его назвали? Фотохромность?
— Фотохромизм, — поправил Саевич. — Использование объектива с этим эффектом позволяет получить интересные вещи.
— Какие, например?
— Прежде всего, связанные с тенями и оттенками изображений.
— И с призрачностью?
— Да. И с призрачностью.
— Ну, что же… — похоже, Чулицкий решил потрафить самолюбию нашего фотографа. — Вероятно, идею и в самом деле стащили у вас.
Саевич — странный все-таки человек — благодарно улыбнулся.
— Но позвольте! — вмешался вдруг — кто бы вы думали? — Монтинин! — Поправьте меня, если я ошибаюсь: источником ультрафиолетового излучения является только солнце. А призрак являлся Некрасову по ночам!
Саевич, однако, ничуть не смутился:
— Вовсе нет. Солнце — природный источник. Но есть и придуманный человеком.
— Правда?
— Конечно. Вы что-нибудь слышали о Роберте Вуде[30]?
Повисло молчание. Мы — считая и Монтинина — переглядывались в полном недоумении.
— Кто это? — спросил, наконец, Инихов.
— Американец, — ответил Саевич. — Очень любознательный молодой человек[31], недавно приезжавший и в наши пенаты[32]. Думаю, его ожидает самое блестящее будущее, но пока он известен своими экспериментами с различного рода световыми фильтрами. В частности, он изобрел довольно удивительный аппарат: лампу, излучающую ультрафиолет!
— Но ведь ультрафиолет невозможно увидеть?
— Вот именно.
— Какая же это лампа?
— Я и говорю: удивительная!
Мы снова переглянулись.
Кирилов:
— Что-то вы путаете, Григорий Александрович!
— Нет.
— Но если она ничего не освещает, какая же она лампа?
— Она освещает. — Саевич улыбнулся. — Просто мы этого, как правило, не видим. А вот…
— Как правило? — перебил Кирилов.
— Да. В большинстве случаев мы и впрямь ничего не увидим в свете этого прибора. Но в некоторых — увидим, и еще как! Во всей, что называется, красе!
— Как это?
— Существуют животные, — живо пояснил Саевич, — да и не только животные, — невидимые в темноте, но замечательно видимые в ультрафиолетовом свете. Направьте на них включенную лампу Вуда, и вы — уж извините — ахнете!
Кирилов недоверчиво потеребил усы, но спорить не стал.
— Для вас же, — Саевич повернулся к Чулицкому, — будет интересно другое: как сыщику.
