Марина Белова - Если у вас нету тети...
— Тогда идем к реке, в эту сторону ближе.
Ближе не оказалось, кустарник уперся в болотце, вязкую земляную жижу, а сам забор перешел в сетку, которая уходила глубоко в воду. Пришлось вернуться обратно. Чертыхаясь и кляня свою судьбу, мы дошли до второго коттеджа. Там продолжали гореть два окна.
— На втором этаже спальня, а внизу гостиная с диваном, — просветила я Алину, поскольку сама в прошлом году отдыхала в этом домике.
Третий коттедж утопал в темноте.
— Вот бы нам там побывать, только кто нас впустит? — с сожалением сказала Алина.
— Скорей всего домик опечатан, — согласилась я с ней. — Вход нам туда заказан.
— Опечатан он будет до завтрашнего дня. А потом, если найдутся желающие, его заселят. Бизнес есть бизнес.
— А может, рванем? — пробила меня шальная мысль.
Сама диву даюсь, как мне такое могло прийти в голову? Обычно я побаиваюсь вечером выходить на улицу без сопровождения, а тут расхрабрилась: предложила сунуться в дом, где только вчера убили молодую девушку, и кто знает, может быть, душа ее витает где-то неподалеку.
— В домик? — на всякий случай переспросила Алина.
— В домик. У Саньки наверняка есть фонарик. Свет включать не будем, фонариком посветим.
— А ключи? Не будем же мы дверь взламывать?
— А ее и не надо взламывать. Войдем через балконную дверь. Когда мы днем проходили мимо коттеджа, я заметила, что балконная дверь на втором этаже была приоткрыта.
— Да ну?! А на второй этаж как мы попадем?
— По решетке первого этажа. Не переживай, сможем. Я в прошлом году, когда Аня ключи потеряла, именно так залезала.
— Так то ж было в прошлом году, — засомневалась Алина. — Эх, была не была! Пошли! В конце концов, можно и в окно просто так заглянуть, посмотреть на место преступления. Вперед!
И мы вновь стали продираться сквозь колючие ветви, теперь уже с определенной целью — скорее выбраться, чтобы подвергнуть осмотру домик, в котором так недолго отдыхала Настя.
В четвертом коттедже тусклым светом мигало всего одно окно. Должно быть, Панов смотрел телевизор. Свет в пятом коттедже был потушен. Зато перед домом горел фонарь, под ним стоял пластиковый столик, за которым пили пиво двое мужчин. Вернее, к горлышку бутылки прикладывался только один, второй, укутавшись в клетчатый плед, составлял компанию. Вот уж кому комары были нипочем. Черная туча комаров и мошек билась о лампу фонаря, а они сидели и, казалось, не обращали на насекомых никакого внимания.
Кустарник закончился, с малыми или большими потерями (в темноте ничего не разглядишь) мы выбрались на открытое пространство.
— Больше никогда не буду сидеть в засаде, — поставила меня в известность Алина. — Вся исцарапанная, до смерти искусанная. Бедная я, бедная.
— Кхе-хе-хе, — со стороны леса послышалось тихое покашливание. Кто-то к нам приближался. Отчетливо слышались шаги. Прошлогодняя листва ритмично шуршала под чьими-то ногами.
— А-а-а! — дикий возглас вырвался из Алининой груди. У меня от страха вообще наступило удушье. Я, как рыба, выброшенная на берег, открывала рот, силилась сказать, но ничего не получалось.
Собственно, я хотела сказать, что это скорей всего вернулся бомж, и мы бы могли с ним поговорить. Только легко сказать — поговорить, если от ужаса свело челюсти и тебя колотит как осиновый лист на ветру в преддверии зимы.
Алина раньше меня отреагировала на появление бомжа, впрочем, это мог быть и не бомж.
— Бежим! — крикнула она и, схватив меня за руку, увлекла за собой.
Отдышались мы только на центральной аллее перед корпусом.
— Чего ты так испугалась? — все еще задыхаясь и спотыкаясь на каждом слове, спросила я.
— А вдруг это убийца? — Алина продолжала трястись от страха.
— И куда девалась твоя смелость? — попробовала я пошутить.
Алина, сверкнув глазами, съязвила:
— Если ты такая смелая, зачем за мной помчалась? Могла бы остаться, пообщаться с бомжем, о погоде поговорить, например.
— Так ты же меня как козу на аркане потащила. Кстати, отпусти руку, у меня уже пальцы посинели. Ты так сжала мое запястье, что кровь к ним перестала поступать, того гляди отсохнут.
Алина отпустила меня, а я стала разминать пальцы, которые то ли от онемения, то ли от укусов комаров очень сильно чесались. Алина, глядя на меня, тоже начала почесываться.
— Господи, на мне живого места нет.
— А на мне есть? Нет, зря мы деру дали, надо было остаться. Вдруг он хотел нам что-то сказать?
— Ладно, Марина, что говорить — когда светло, мы все смелые. Хватит чесаться. Пошли к детям. Завтра его встретим и обстоятельно потолкуем, — Алина повернулась ко мне спиной и зашагала к корпусу.
Глава 8
Дети сидели по разным углам дивана. Аня, надув губы и сдвинув на переносице брови, с наигранным интересом читала книгу. Санька, гордый от собственной значимости, смотрел по телевизору многосерийный детектив, при этом по ходу сюжета отпускал реплики, на которые Аня не отвечала. В конце концов игра в молчанку ему надоела.
— Не делай вид, что умеешь читать, — поддел он Анюту.
— А ты не корчь из себя самого умного. И вообще умное лицо тебе не идет, потому что ты тупица, — парировала Аня.
Так и есть, они поругались. Аня почувствовала, что от нее что-то скрывают. Санька колоться не стал, сказал лишь, что это не игра, а настоящее взрослое дело, и я не велела ему посвящать в него Анюту. Аня обиделась и перестала с Санькой разговаривать. Не собиралась она разговаривать и со мной. На мой вопрос: «Как дела?» она что-то пробурчала и снова уткнулась в книгу.
Пришлось мне исправлять собственную ошибку.
— Саня, ты что-нибудь узнал?
— Узнал! — с готовностью отрапортовал Санька.
— Подожди минутку. Аня, я специально ничего тебе не говорила, но ты и так хорошо запоминаешь детали, тебя и просить не надо. Скажи, что представляют собой близнецы.
— Антон и Денис? — с напускным безразличием спросила Анюта.
— Ну да.
— А что о них рассказывать? — льдинки в глазах Анюты растаяли, и на их месте засверкали веселые искорки. — Потешные ребята, фамилия Голубевы, им по десять лет. Закончили четвертый класс и перешли в пятый. Живут они недалеко от нас на улице…
— Гоголя, — неосмотрительно вставил Санька.
Как оказалось, он до конца еще не был прощен. Анюта бросила в него подушкой и сквозь зубы процедила:
— Молчи, тебя пока не спрашивают. Сама знаю, что на улице Гоголя. Ходят в двадцать третью школу, с экономическим уклоном. Занимаются плаванием и знают Мишку Чуйкина из нашего класса.
— А что ты скажешь об их маме?
— Зовут ее Таня. Под спортивной курткой носит пояс с миостимулятором.
— С чем? С мио… чем? — напряг слух Санька.
— Деревня! — отыгралась за обиду Аня. — Миостимулятор — пояс для похудения. От коротеньких электрических разрядов мышцы сжимаются и разжимаются, человек худеет.
— Ни фига себе… — Санька закатил глаза и с размаха откинулся на спинку дивана. — Человека током шандарахают, его колбасит, а эти люди говорят, что так и надо. Хорошенькое средство для похудения. Это же надо — жрать коробками печенье, а потом таким пыткам себя подвергать! Нет, уж лучше я от сладкого откажусь. Или нет, лучше от соленого. Нет, лучше я капустный салат есть в столовой не стану.
— От него и так не потолстеешь. Какой же ты дремучий, Сашка! — надменно произнесла Анюта и продолжила свой доклад о мадам Голубевой: — Волосы крашеные, маникюр французский.
— Какой? — ошалело спросил Санька.
— Французский, валенок.
— Во Франции, что ли, делали? Ты-то откуда знаешь?
Анюта прыснула от смеха.
— Французский маникюр — это такое название. Ну, как тебе объяснить? Ну, такой, что ли, натуральный. Его вроде как и нет.
— Зачем же тогда делать, если его не видно? — удивился Санька.
— В этом-то и весь шик. Правда, мама?
— Деньги на ветер, — дал свою оценку Санька.
— Вообще-то мама у Антона и Дениса не из дешевых. В ушах черный жемчуг в обрамлении бриллиантов. На шее колье такое же. Правда, драгоценности немного не смотрятся со спортивным костюмом, — Анютка брезгливо сморщила носик и покачала головой, — но это, как говорится, дело вкуса. Я бы так не оделась.
Я слушала дочь и диву давалась, откуда у девочки одиннадцати лет такой тонкий вкус. Наверное, это врожденное качество, доставшееся ей от меня.
— А что ты скажешь о ее подружках?
Санька насупился, он думал, что Аня расскажет о маме близнецов, и ему наконец дадут слово. А нам, видите ли, интересна такая чепуха, кто во что одет и какие у кого брюлики. Чушь собачья! Женщины есть женщины. Одна дребедень на уме.
— Подружки? Я бы не сказала, что они подружки. Я, конечно, не прислушивалась, о чем они говорили, не знаю. Но точно могу сказать, они не подружки.
