Рэй Брэдбери - Голливудские триллеры. Детективная трилогия
Идеальное время для встречи — если вас интересуют тайны, мистика и приключения. Утром будет поздно. Хватайте ужас сейчас, вцепляйтесь ногтями в темноту, ловите за хвост тени.
И места лучше не придумаешь — черный-черный берег, о который бьются черные-черные волны. Именно там меня ждал Крамли — прямо у входа в белую арабскую крепость. Мы поднялись по лестнице и заглянули в дом.
Все двери были открыты, внутри горел яркий свет, и Гершвин, записанный на перфоленту пианолы в 1928 году[369], не уставая играл одну и ту же музыку неизвестно для кого. Констанции нигде не было.
Я открыл было рот, чтобы извиниться за то, что побеспокоил Крамли, но тот меня опередил.
— Не надо слов — лучше выпей, — сказал он и сунул мне в руку пиво. — Хотелось бы понять, что означает вот эта фигня? — Он перелистнул несколько страниц записной книжки Раттиган. — Вот тут, тут и тут. И здесь тоже.
Красным было обведено штук шесть имен, а рядом жирно, с нажимом пририсованы кресты. Чернила были явно свежие.
— Констанция считает — и я с ней согласен, — что люди, которых пометили, еще живы, но жить им осталось недолго. А ты что думаешь?
— Вообще ничего не думаю, — сказал Крамли. — Я в эти игры не играю. Собирался провести выходные в Йосемитском парке. А тут ты со своими книжками — дешевый режиссеришка. Давайте будем мочиться в каждой сцене, тогда у фильма будет особый, неповторимый дух… Да я лучше поеду на ночь глядя в Йосемити, охота была выслушивать твои дурацкие бредни.
— Ладно, остынь, — сказал я, увидев, что он собрался уходить. — Разве тебе не интересно проверить, кто из этих людей уже умер, а кто — еще жив?
Я взял телефонный справочник и раскрыл его наугад. И сразу попал на страницу с огромным крестом. Имя, возле которого он был нарисован, отлично бы смотрелось на цирковой афише. Крамли мрачно молчал. Я прочел: Калифия. Царица Калифия. Бункер-Хилл. Точного адреса не значилось. Зато был номер телефона.
Крамли все так же мрачно молчал, уставившись в книгу.
— Ты знаешь, где это находится? — спросил я.
— Бункер-Хилл? Да уж знаю, как не знать. Я же родился на соседней улице. Райончик тот еще. Мексиканцы, цыгане, ирландцы — отборнейший сброд всех цветов и мастей. Там еще похоронное бюро есть — «Каллаган и Ортега», я бегал туда глазеть на трупы. Одни имена чего стоят — как будто ты где-нибудь в Хуаресе… Бомжи из Гвадалахары, проститутки из Дублина, похоронные букеты от Розариты Бич… Эй, ты! — Крамли с недовольным видом оборвал свою речь, решив, видимо, что демонстрирует слишком большую увлеченность моими делами. — Ты, вообще, слушаешь меня или нет?
— Слушаю, — сказал я. — А почему бы нам не позвонить по этим меченым телефонам и не узнать, живы ли эти люди?
Не дожидаясь возражений, я схватил книгу и побежал к бассейну, где на столике в патио был телефон — слава богу, там тоже горел свет. Боясь взглянуть на Крамли и не увидеть его, я набрал первый номер. Но, кажется, Крамли был на месте.
Мне ответил далекий голос. «Этот номер больше не обслуживается». Не успел я подумать: «Вот черт!» — как услышал: — «Подождите».
Я быстро записал новый номер, набрал его и перенес телефон поближе к Крамли, чтобы ему тоже было слышно.
— «Каллаган и Ортега», добрый вечер, — произнесла трубка матерым прокуренным голосом с провинциальным акцентом, каким обычно говорят актеры из театра Эбби[370].
От радости я чуть не засмеялся в голос — я увидел, как Крамли вздрогнул.
— «Каллаган и Ортега»! — повторила трубка с явным раздражением. Я продолжал молчать. — Да кто это, черт возьми?
Когда Крамли подошел, я уже нажал на рычаг.
Он споткнулся и грязно выругался.
— Говоришь, родился на соседней улице? — уточнил я.
— Через одну — не хочешь?
— Ну-ну, — сказал я.
Крамли взял в руки записную книжку Раттиган.
— Книга почти мертвых…
— Хочешь, попробуем еще один номер? — Я открыл справочник, пролистал и остановился на «Р». — Ага, вот, нашел. Это будет получше Царицы Калифии.
Крамли прищурился.
— Раттиган, Маунт-Лоу. Что еще за Раттиган живет на Маунт-Лоу? Насколько я помню, Маунт-Лоу — это то самое место, где раньше ходил большой красный трамвай, который возил толпы народа на холм, на пикники.
От этого воспоминания на лицо Крамли набежала тень.
Я ткнул в следующее имя.
— Раттиган. Собор Святой Вивианы.
— Во имя Христа-спасателя, и в соборе Раттиган окопался?
— Как-как ты сказал? Спасателя? Речь истинного неофита, — похвалил я.
У Крамли по-прежнему был категорически недовольный вид. Я пошел на крайние меры.
— Ладно, мне пора, — сказал я и решительно шагнул в темноту.
Рискуя переломать ноги, я вынужден был пройти метров десять, пока Крамли, наконец, не сдался.
— Интересно, как ты собираешься туда добираться, если у тебя нет ни машины, ни прав?
— Так ты меня отвезешь, — не поворачиваясь, сказал я.
Повисла тяжелая пауза.
— Ну что, по рукам? — помог делу я.
— И ты сможешь найти этот чертов Маунт-Лоу, где ходил трамвай?
— Меня возили туда года в полтора.
— То есть дорогу показать сможешь?
— Как сейчас помню…
— Ладно, заткнись. — Крамли закинул в свой драндулет несколько бутылок пива. — Садись в машину.
Мы загрузились в авто, попрощались с Гершвином, оставив его в Париже с любимой перфолентой, и отбыли.
— Только молчи, — сказал Крамли, — можешь, если что, кивать — да или нет.
Глава 8
— Не знаю, какого хрена я все это делаю… — проворчал Крамли, чуть не выехав на встречную полосу. — Я говорю, не знаю, какого хрена…
— Да слышу я, — сказал я, глядя на проплывающие за окном холмы и предгорья.
— Знаешь, кого ты мне напоминаешь? — не унимался Крамли. — Мою первую и единственную жену. Она отлично умела пудрить мне мозги своими формами, размерами и улыбками на тридцать два зуба.
— Я — пудрю тебе мозги?
— Только попробуй скажи «нет» — живо вылетишь из машины. Или это, может быть, не ты, как только завидишь меня на горизонте, тут же садишься и делаешь вид, что поглощен разгадыванием кроссворда? И еще с умным видом вписываешь слова четыре, пока я не подойду и не настучу тебе по башке…
— Я что, действительно так делаю, Крамли?
— Не выводи меня. Ты смотришь на указатели? Давай посматривай. А еще скажи мне на всякий случай, зачем ты ввязался во все это дерьмо?
Я бросил взгляд на телефонную книжку Раттиган, которая лежала у меня на коленях.
— Она прибежала ко мне и сказала, что за ней гонится сама Смерть. Один из смертников со страниц телефонной книжки… Или тот, кто подкинул ей этот «подарочек». А может, она и сама уже вышла на него… Когда пыталась, как мы, разыскать этого типа, который имеет наглость посылать трепетным юным актрисам какие-то загробные словари…
— Юным? Тоже мне, нашел девочку, — проворчал Крамли.
— Да, девочку! Она не была бы звездой экрана, если бы не сохранила в себе этот пикантный налет нимфетки из Meglin Kiddie[371], со всеми полагающимися сексуально-акробатическими ужимками. Нет, перед нами не старушка Раттиган. Перед нами — маленькая школьница Раттиган, которая в ужасе бежит через темный голливудский лес, полный диких зверей.
— Так, понятно. Прогоняешь очередную рождественскую пургу в шоколаде?
— Что ты сказал?
— Без комментариев. Лучше подумай, зачем кому-то из этих обведенных красным друзей понадобилось посылать ей две книги гнилых воспоминаний?
— А что тебя так удивляет? Констанция за свою жизнь перелюбила кучу народу. А это значит, что теперь, по прошествии лет, куча народу ее ненавидит. Кому-то она отказала, кого-то бросила, кого-то просто забыла. Она же стала знаменитой. А они остались валяться в придорожной канаве. И вот теперь все состарились и перед уходом в мир иной решили ей отомстить.
— Ты рассуждаешь прямо как я, — сказал Крамли.
— Бог свидетель, я к этому не стремился. Я имел в виду, что…
— Да ладно, я пошутил. Тебе никогда не быть Крамли, как мне не быть Жюль Верном-младшим. Где мы?
Я поднял взгляд на дорогу.
— Стоп! Кажется, приехали. Это Маунт-Лоу! Когда-то здесь разбился насмерть великий исторический красный трамвай. Но это было давно.
— Профессор Лоу… — задумчиво добавил я, покопавшись в архивах подсознания, расположенных, по моим ощущениям, где-то по ту сторону глазных яблок, — человек, который во времена Гражданской войны изобрел фотографирование с воздушного шара…
— Откуда ты только все это берешь? — удивился Крамли.
— Просто вспомнилось, — пожал плечами я.
— Ты просто забит бесполезной информацией.
— Ну, извини, — обиженно сказал я. — Мы ведь на Маунт-Лоу, не так ли? А этот холм назван в честь профессора Лоу и его тунервильского трамвая, который ходил к вершине.
