Вирджиния Коффман - Тайна Голубых Болот / Из сборника «Замок в лунном свете». /
— Да, конечно. Но передать детям весь дом и всю усадьбу…
Я стала потихоньку понимать, что к чему, и так как его своекорыстие меня задало, спросила подчеркнуто наивно:
— А какие же убытки могут принести бедные малыши? Мне даже кажется, что благодаря их присутствию печальные воспоминания о несчастных, умерших здесь, могут забыться.
Роза открыла рот. Пен попытался ее остановить, но Роза была слишком горда своими знаниями в этом вопросе.
— Франц опасается, что дети найдут наши фамильные драгоценности, — объявила она, сияя.
— Не горячись, Роза! У господина Шиллера нет никаких оснований на получение драгоценностей де Саль. Если они действительно найдутся, то они принадлежат тебе, твоему брату и тете Эмилии.
Франц Шиллер выдержал наши взгляды, не моргнув, но мне показалось, что улыбка далась ему с большим трудом.
— Конечно, — сказал он наконец. — Ни о чем другом не было и речи. Охота за сокровищами — всего лишь игра и ничего более.
Он снова попал в привычное русло и нежно взял Розу за подбородок.
Она покраснела. От удовольствия?
— Если я и найду драгоценности, — продолжил Шиллер высокомерно, — то осыплю милую маленькую Розу жемчугом, бриллиантами, сапфирами, рубинами, изумрудами и всем, что там еще будет.
Наблюдая за Шиллером поверх бокала с огненно-красным вином, я проговорила:
— Похоже, вы с драгоценностями на короткой ноге. Было бы очень кстати, если бы вы их нашли и…
Он благосклонно кивнул головой.
— В этом я целиком и полностью согласен с вами, мисс.
— …передали Эмилии де Саль и ребятам.
Улыбка застыла у него на губах.
— Конечно. Об этом я и говорил. Не правда ли, Роза?
Пен сменил тему и вернулся к последнему происшествию с Розой. Я не хотела, чтобы дети шли спать с такими ужасными мыслями, и попыталась отвлечь их, что, к сожалению, не удалось.
Пен попросил Франца Шиллера после ужина пройтись с ними к реке. Учитель объяснил, что даже с хорошей лампой они ничего толком не рассмотрят. Поэтому осмотр было решено перенести на ранние утренние часы.
Мы с Розой быстро навели порядок после ужина, оставив мытье посуды посудомойке, которая должна была появиться утром.
Франц пошел проверять письменные работы ребят, а Пен ожидал нас в зале. Вместе с детьми я поднялась наверх.
— Надеюсь, сегодня ночью ты, Роза, не будешь вести себя глупо, — сказал ей брат укоризнено.
Франц Шиллер, остановившись наверху, наставительно сказал Розе:
— Молодая леди должна учиться спать в одиночестве. Я думаю, что мисс Рой подтвердит это.
— А почему ты боишься спать одна? — спросила я ласково. — Мы ведь все находимся рядом.
— Я слышу какие-то звуки и шорохи.
— Ребенок, — насмешливо произнес Пен. Похоже, эти препирательства могли продолжаться вечно, если бы я не вмешалась и не спросила Розу, не хочет ли она спать в какой-нибудь комнате на верхнем этаже, и добавила:
— Там, по крайней мере, рядом буду я.
Шиллер удивил меня тем, что он хотел не только Розу, но и Пена переселить в комнаты рядом с моей. Почему он был заинтересован в том, чтобы избавиться от нас всех? Чтобы без помех искать ночью драгоценности? В любом случае по его странному поведению можно было сделать вывод, что у него есть тайна, которую он хочет скрыть. Но это была не моя задача — прекратить его деятельность.
— Пойдем! — сказала я Розе.
Мы быстро собрали в ее комнате все, что могло бы потребоваться ночью на новом месте.
Пен внимательно следил из дверей своей комнаты за переселением на третий этаж. Когда я еще раз спросила его, пойдет ли он с нами, Пен с заговорщицким видом произнес:
— Я, конечно же, останусь здесь. Может быть, мне удастся застать Франца во время его ночных похождений.
Его намерения мне не понравились. Ведь если у домашнего учителя действительно есть что-то недоброе на уме, то Пен будет стоять у него поперек дороги.
Я попыталсь намекнуть на это, но мои намеки только расстроили мальчика.
— Вам больше понравится, если я буду находиться в неведении относительно того, что происходит в доме, Ливия?
— Намного больше, — подтвердила я доброжелательно. — Это дело твоего отца — остановить призрака. Пока его нет, я в некотором роде несу ответственность за тебя. Запри дверь и подумай о том, что завтра приезжает отец.
Он резко отвернулся, но по дрогнувшим плечам я поняла, что он принял мои слова к сведению.
По пути наверх Роза заявила не по годам рассудительно:
— Мальчишки всегда так глупы, не правда ли? Вечно они создают беспокойство. Я все же надеюсь, что Пен не будет выходить из комнаты.
— Я тоже на это надеюсь, видит Бог.
Я провела Розу в маленькую уютную комнату по соседству с моей. Мы вместе постелили постель и повесили ее вещи в шкаф. Перед тем как уйти, я еще раз подчеркнула преимущества отдельной комнаты и посоветовала принять ванну для успокоения нервов.
— Холодной воды? — прошептала она, поежившись.
— От этого не умирают.
Сразу после этих слов я изменила свое мнение. В этом доме с призраками достаточно просто провести некоторое время, чтобы мурашки забегали по коже. Наверное, следует все-таки подогреть воду где-нибудь на втором этаже.
Переселение Розы заняло более часа. Девочка не раз подходила к окну и задумчиво смотрела на озеро.
— Я хочу знать, куда же это делось? — проговорила она наконец, прижавшись носом к окну.
— Что?
— Ну, это, до чего я дотронулась. Я не видела лица, только кожу. Такую странную. Тетушка Эмилия говорила, что это вполне естественно, когда люди после смерти становятся холодыми и твердыми на ощупь, как мама. А это было совсем мягкое.
— Ну, может, это был труп животного. В воде мясо размягчилось. Тебе не надо сейчас об этом думать. Я уверена, что завтра утром или через несколько дней это животное прибьет волной к берегу.
Только спустя несколько минут я поняла, что за слова произнесла Роза только что. Непонятно было одно — случайно она проболталась или умышленно упомянула свою мать? Ее круглое лицо ничего мне не говорило.
— Роза, откуда ты знаешь, что тело мамы было твердым и холодным на ощупь? — спросила я осторожно.
— Так оно и было! Именно по этому узнают, умер человек или нет.
— Да, да. Но когда же ты умудрилась потрогать ее? Когда кресло-каталка опрокинулось?
Она заерзала.
— Как она могла тогда быть такой, если умерла не сразу. И кроме того, ее кресло-каталка не опрокинулось. Она…
Роза закусила нижнюю губу и проглотила остальные слова. Было ясно как Божий день, что она знает гораздо больше о смерти своей матери, чем мне раньше казалось. Я молчала в надежде на продолжение, но она вернулась к лживой версии, которую разработали они с братом.
— Это уже все позади, вы на свободе, а не в тюрьме, — произнесла она и уставилась в темноту за окном. После короткого молчания она добавила: — Когда приедет отец, мы начнем новую жизнь. Он нам это обещал. Мы не будем больше думать о матери и всем этом.
Девочка повернулась, и страдание, прозвучавшее в ее чистом голосе, поразило меня.
— Мисс Ливия, отец сказал, что вы сделаете меня симпатичной. Это правда? Вы действительно можете это сделать?
— Да, наверное, можно сделать тебя красивее, — сказала я несколько неуверенно. — Это не очень трудно, малышка!
— Пожалуйста, не обманывайте меня! Тетушка Эмилия утверждает, что я самое ужасное, что вообще когда-либо рождалось на этой земле. Она говорила, что совершенно не понимает, как я могу быть дочерью моей матери и при этом такой страхолюдиной. Иногда я просто ненавижу тетю Эмилию. Она такая же, как и мама.
— Но, Роза, ты же не думаешь так на самом деле?! Ты ведь любишь свою красивую маму так же, как я люблю тебя.
Она посмотрела на меня с любопытством и одновременно с презрением.
— Вы любите меня? Вы не должны так лгать. Моя мать никогда не любила меня. Она никогда меня не хотела. Я слышала, как она говорила об этом тетушке Эмилии. Она говорила, что я — самая ужасная плата за то, что отец ей навязал.
Мне стало жарко от смущения и еще Бог знает от чего.
— Ты не должна никогда говорить ничего подобного, Роза! Никогда! Это сильно ранит твоего отца. Обещай мне никогда такого больше не говорить.
— Хорошо, но это правда. А правду нужно говорить всегда.
— Не всегда, любовь моя. Не надо говорить, если этим ты можешь ранить кого-нибудь. А теперь — в кровать! Искупаться ты можешь и завтра рано утром.
Роза подчинилась. Я уже хотела задуть свечу в изголовье, когда она снова подняла голову с подушки.
— Вы сказали «любовь моя», а ведь вы меня совершенно не знаете, — прошептала она. — Когда вы узнаете обо мне все, то не станете меня так называть. Наверное, вообще не сможете меня переносить.
— Я уверена, что ты мне будешь нравиться в любом случае.
