Михаил Черненок - Ставка на проигрыш
- А с его женой не приходилось встречаться?
- Разве Деменский женат?
- Вероятно, - уклонился от прямого ответа Антон.
- Нет, Юра холостяк. Его, как Алика Зарванцева, наверное, никогда не женишь.
- Вы и Зарванцева знаете?
- Конечно. Алик - племянник мужа моей старшей сестры, за которой в молодости ухаживал Овчинников.
- Ваша сестра замужем за Ревазом Давидовичем Степнадзе?
- Да. На тридцать лет дурочка старше себя любовь нашла, будто моложе женихов не было. - Звонкова усмехнулась: - Впрочем, Нине не любовь нужна, а обстановка, машина, дача. У Реваза все такое имеется на высшем уровне.
- Богато живут?
- Как куркули. Наверное, миллион на сберкнижке накопили.
- Так много?
- Реваз на Крайнем Севере долго работал, старуху свою там похоронил. Потом в Сибирь перебрался, тоже на приличный оклад устроился. Он с пятидесяти пяти лет на пенсию ушел, и сто двадцать рубликов каждый месяц получает...
- Еще проводником подрабатывает, - вроде бы к слову добавил Антон.
- Делать старику нечего. "Понимаешь, дорогая, не могу без работы", передразнила Звонкова. - И Нина ему подпевает: "Ну что в самом деле, будешь дома из угла в угол слоняться? Поезди летом на юг, погрейся на солнце".
Бирюков улыбнулся:
- Не любите вы свою сестру.
- За что ее любить, за жадность? В прошлом году дала восьмидесятирублевый перстень поносить, а я, как на грех, потеряла. Так Нина всю шею перепилила. Пришлось из отпускных рассчитываться.
- И Реваз Давидович такой же?
- Нет. Если б не Нина, старик, наверное, сорил бы деньгами направо и налево. Песок уж сыплется, а на женщин косит глаза.
- Племянник не в дядю удался?
- Алик размазня. Перед женщинами как мальчик краснеет, теряется.
- Говорят, с Овчинниковым дружбу водит?..
- Алик зарабатывает хорошо, вот Анатолий возле него и пристроился десятки на водку в долг без отдачи занимать. У самого-то, если деньжонки заведутся, мигом с друзьями прокутит.
Бирюков достал несколько фотографий:
- Среди друзей Овчинникова кого-либо из этих не встречали?
Звонкова, удивленно изогнув тонкие брови, с интересом стала рассматривать снимки. Дойдя до фото Сипенятина, вскрикнула:
- Ой!.. Это ж Вася Сипенятин!.. Мама его, Мария Анисимовна, вот здесь, через стенку от меня жила. И Вася с ней жил, потом его посадили. Мария Анисимовна уже старенькая, на четвертый этаж с трудом стала подниматься и обменяла квартиру. Теперь у Бугринской рощи живет. Иногда забегаю к ней... - Звонкова оживилась. - Вы знаете, Сипенятины сюда из Каменки переселились. И вот, когда там их домик ломать стали, на чердаке под всякой рухлядью обнаружился полный сундук оставшихся от бабушки икон. Бабка Сипенятина страшно богомольная была, про нее даже в "Вечернем Новосибирске" как-то писали. Вася мне ту статью показывал. И иконы я своими глазами видела. Каких только там не было! Все Васенька распродал, а на последней попался. Он и книгами церковными, тоже оставшимися от бабки, спекулировал. Проще говоря, Вася Сипенятин такой жук, что не приведи господи!
- Когда последний раз его видели? - спросил Бирюков.
- Буквально на днях забегал ко мне в магазин: "Привет, зазноба!" Это Вася обычно меня так называет. "Привет, зайчик, - говорю. Освободился?" - "По чистой. Слышь, дай взаймы червонец до завтра". "Держи карман шире, - говорю. - Знаю твои завтраки". Вася огляделся народу никого. Показывает банку консервов: "Жалеешь в долг дать - купи за червонец. Цена государственная, в первом гастрономе продавали". Смотрю, банка нормальная, с фабричной этикеткой: "Икра лососевая зернистая"... Звонкова усмехнулась: - Знала ведь, что Вася - проходимец, но он такими честными глазами смотрел... Проще говоря, отдала ему десять рублей, а в банке той вместо зернистой лососевой икры оказался "Завтрак туриста", который копейки стоит. Думаете, меня одну надул? Знакомые девчонки из магазина, ну из фирменного "Золотого ключика", такой "икорки" двадцать банок отхватили. Это ж двести рублей Вася шутя собрал! Надо ж до такого додуматься?! И этикетки где-то фабричные раздобыл, чтобы банки обклеить...
- Овчинников и Сипенятин знакомы?
- Не знаю. Никогда их вместе не видела.
Неожиданно зазвонил телефон. Фрося приподнялась, хотела снять трубку, но тут же, словно передумав, села.
- Вы чего-то испугались? - быстро спросил Антон.
- Наверное, Овчинников звонит, - смущенно ответила Фрося. - Мы с ним договорились встретиться у речного вокзала, да я вот с вами задержалась. Анатолий обещал рассказать о той женщине, с которой неприятность случилась.
У Бирюкова мигом возникла рискованная, но очень многообещающая мысль.
- Фрося, - сказал он, - пойдите на эту встречу, помогите уголовному розыску.
- Ой!.. - испугалась Звонкова. - Я совершенно не умею врать, я краснею. Анатолий сразу заметит.
- Вы не говорите ничего, только слушайте, - стал уговаривать Антон. Главное, о нашем разговоре Овчинникову - ни слова.
- Анатолий не преступник. Уверяю вас!
- Вот давайте это и докажем.
Глава IX
Хотя Антону Бирюкову с помощью Славы Голубева уже в первые дни удалось собрать сравнительно обширную информацию, расследование от этого заметно не продвинулось. Сложилась одна из неприятных для розыска ситуаций, когда ни у кого из причастных лиц не было твердого алиби и, по существу, каждый из них мог совершить преступление. А подозревать всех равносильно тому, что не подозревать никого.
Повторная беседа с Деменским, проведенная сразу после того, как Бирюков вернулся в угрозыск от Фроси Звонковой, ничего не дала. Юрий Павлович меланхолично отрицал все и вся. Он производил впечатление психически подавленного человека и несколько раз спрашивал одно и то же: "Скажите откровенно, Саня поправится? Будет жить?" Антон пригласил к себе в кабинет судмедэксперта, чтобы тот во время разговора понаблюдал за Юрием Павловичем. Когда Деменский ушел, эксперт заявил:
- Похоже, так называемая реактивная депрессия. Видимо, ему небезразлична судьба Холодовой.
- Долго это может продолжаться? - спросил Бирюков.
- В зависимости от травмирующих психику обстоятельств. Стоит Деменскому узнать, что здоровье Холодовой улучшается, депрессия исчезнет.
- А если, допустим, Деменский опасается выздоровления Холодовой?
- Тогда он успокоится, как только узнает о ее смерти.
Позвонила Фрося. Судя по ее сбивчивому пересказу, она не осмелилась задать Овчинникову ни одного вопроса, а тот при встрече рассказал ей даже меньше, чем уже было известно Бирюкову. Анатолий Николаевич, как понял Антон, главным образом убеждал Фросю, что он ни в чем не виноват, и просил помочь ему "выкрутиться из дурацкой истории".
Положив телефонную трубку, Антон стал перечитывать производственную характеристику Овчинникова, отпечатанную пляшущими жирными буквами на старенькой машинке домоуправления. Текст ее пестрел фиолетовыми чернильными запятыми. Видимо, этот знак на машинке был поврежден и машинистка ставила запятые от руки. Что-то вдруг насторожило Бирюкова... На такой же старой машинке была отпечатана записка, которую неизвестный мужчина пытался через нянечку передать Холодовой. Бирюков быстро отыскал желтоватый листочек. Схожесть прописных литер не вызывала сомнения, но жирность печатной ленты была иной. Как будто, отшлепав записку, сменили ленту на машинке и после этого отпечатали овчинниковскую характеристику. Зато бумага внешне ничем не отличалась.
Передав характеристику и записку на экспертизу, Бирюков через полчаса был уже в конторе домоуправления. Первое, что ему бросилось в глаза, - это большой букет гладиолусов на подоконнике.
В пустующей приемной русоволосая пожилая женщина, сосредоточенно поджав губы, двумя пальцами стучала на старенькой портативной "Москве" банковское поручение. Равнодушно заглянув в служебное удостоверение Бирюкова, она объяснила, что работает бухгалтером, однако, поскольку в штате нет машинистки, приходится самой выполнять и эту работу.
- Характеристику на Овчинникова вы печатали? - спросил Антон.
- Я печатала, - спокойно ответила женщина.
- И ленту перед этим на машинке сменили?
- Да, сменила - старая совсем никудышной стала.
- Получив отпускные, Овчинников появлялся в домоуправлении?
Женщина задумалась:
- Отпускные Анатолий Николаевич получил двадцатого... Потом, кажется... Да, появлялся. Двадцать первого полдня здесь проторчал. Дождался свежую почту, получил письмо, и с той поры больше его не видела.
- Какое письмо? - нахмурился Бирюков.
- В обычном конверте. Прочитал, обрадовался, сунул в карман и распрощался.
Сделав вид, что заинтересовался букетом гладиолусов на подоконнике, Бирюков спросил:
- Цветы Анатолий Николаевич купил?
- Да, по случаю отпускных.
- Кто, кроме вас, пользуется машинкой?
- Все, кому не лень.
- И Овчинников?..
- Нет, Овчинникова за машинкой ни разу не видела. Что слесарю-то печатать?..
