Екатерина Черкасова - Бедная богатая девочка
вину, Сима уклончиво сказала:
- Знаете, Светлана Валерьевна, у меня для вас хорошая новость,
очень хорошая.
- Все выяснилось и меня освобождают? - с надеждой спросила Светлана.
- Ну, пока нет. Но мы с Сергеем Александровичем делаем все возможное.
- А что же тогда? - Блеск в глазах Светланы погас.
- Вчера я сообщила вам неточную информацию. Теперь окончательно известно, что фотографии были фальшивкой. Но я узнала об этом только вчера вечером.
Лицо Светланы напряглось, она сжала руки так, что побелели суставы пальцев. Некоторое время она молча смотрела на Симу, видимо, собираясь с мыслями.
- И зачем вы сказали то, о чем не имели представления?
со сдерживаемым гневом спросила она. - Так вы защищаете мои интересы?
Сима изумилась происшедшей в женщине перемене: Светлана раньше казалась такой мягкой, беззащитной, а теперь она выглядела собранной, готовой к нападению, сильной. Внезапно она расслабилась, черты лица смягчились, руки безвольно затеребили вязаную шаль. Светлана посмотрела на Симу с укоризной:
- Вы заставили меня что-то придумывать. Я была
так потрясена, что пыталась найти хоть какое-то объяснение вашим словам. Сейчас я даже не понимаю, зачем я это сделала. Ведь это неправда...
Сима удивилась, насколько слова Светланы соответствовали вчерашней краткой лекции ее матери о самооговорах.
- Ну ладно, ради этого вы пришли?
Она была настроена враждебно, хоть и скрывала это.
- Я хотела бы поговорить с вами о Вике. Как-то
вы сказали, что она превратила вашу жизнь в ад...
Светлана вздохнула, обвела взглядом убогий кабинет:
- Я даже не знаю, как об этом говорить. Вика
дочь моего мужа, и мне не хотелось бы говорить о ней плохо.
Это очень своеобразная, сложная девочка. С ней трудно ладить.
Я все время пыталась найти с ней общий язык, но увы...
- Что, бесконечные компании, ночные клубы, неудачные романы, алкоголь, наркотики? - попыталась помочь ей Сима в силу своих представлений о проблемах молодежи.
- Нет, что вы, напротив. Она очень тихая, замкнутая, неразговорчивая. Она постоянно наблюдалась у психиатра, но Володя не говорил мне, с каким диагнозом. Насколько я поняла, все проблемы начались после трагической смерти ее матери. Ей тогда было лет двенадцать.
- А от чего умерла ее мать? - спросила Сима.
- Точно не знаю, это тоже не было принято обсуждать в семье, но, кажется, Вика стала свидетелем несчастного случая, происшедшего с ее матерью.
- То есть Вика психически больна? - внутренне ужасаясь, спросила Сима, вспоминая дело Голубевых. Тогда у нее было ощущение, что ее окружают сумасшедшие и колдуны.
- Ну, я бы так не сказала. Конечно, психиатрам виднее. Хоть я
и медицинский работник, но о психиатрии имею обывательское представление, как, впрочем, и большинство врачей-непсихиатров.
В этом Сима была с ней совершенно согласна. Она не могла понять,
как ее мать, Марина Алексеевна, делает какие-то выводы и ставит диагноз
на основании простой беседы. В Симином понимании медицина
это анализы, сложные исследования, компьютерные распечатки, снимки,
проценты, миллимоли на литр, миллиметры ртутного
столба, бесконечные -графии, -скопии, -метрии, сканирования.
А то, чем занималась Марина Алексеевна, больше напоминало ей знахарство, шаманство, нечто неподвластное научному анализу. Правда, за такие мысли мать бы ее не похвалила.
- Так вот, - продолжала Светлана, - Вика крайне ранимая и обидчивая девочка. И еще - болезненно ревнивая. После смерти жены Владимир, конечно, пытался построить отношения с другими женщинами, но из-за Вики ничего не получалось. Она была еще слишком маленькая, а отправлять ее в закрытую школу за границей он не хотел. Вика выросла с уверенностью, что отец принадлежит только ей. В силу эгоизма избалованной девочки ей даже в голову не приходило, что у отца может быть личная жизнь, что он еще довольно молодой мужчина.
- И что же она вытворяла? Скандалила, плакала, устраивала истерики? Сима не очень понимала, как тихое создание могло сделать жизнь невыносимой.
- За все время, пока мы жили вместе, она не сказала мне и десяти слов. Меня не существовало, я была пустым местом, она смотрела сквозь меня. Согласитесь, это неприятно.
- Да, но, по-моему, с этим можно смириться, - не поняла Сима. - Ну, не разговаривает, и черт с ней.
- Все не так просто. Когда Владимир первый раз привел меня
в дом, было много гостей, друзья их семьи, деловые партнеры. Я поздоровалась с Викой, Владимир нас представил друг другу, но она посмотрела сквозь меня и отошла. Но я почувствовала, что Вика возненавидела меня с первого взгляда. Позже, проходя мимо меня, она
громко обратилась к кому-то из гостей: "Что это за запах? Вы чувствуете? Кажется, это запах дерьма и лекарств. Ах, конечно, это же сиделка моего деда! Только непонятно, что она здесь делает. Разве здесь кому-то нужна сиделка?" Все замолчали, а я выбежала из гостиной, схватила пальто и стала умолять водителя, Олега, отвезти меня до станции. Владимир просил меня остаться, но я не могла показаться на глаза его гостям. В течение месяца я не хотела видеться с ним, а тем более появляться в его доме, но он был настойчив, сказал, что поговорил с дочерью, и больше это не повторится. Я любила его, мне казалось, что я сильная, что со всем справлюсь, а уж тем более найду общий язык с какой-то девчонкой. Но не тут-то было. Она игнорировала меня. Правда, гадостей больше не говорила, но...
- А что же еще? - не удержалась Сима.
- Она подменила мой тоник для лица жидкостью для снятия лака. Можете представить, что было с моей кожей? Она вылила мне в шампанское заранее припасенный лазекс, сильное мочегонное средство. В тот вечер мы были в театре с деловыми партнерами Владимира и их женами, и я чувствовала себя весьма неловко. Она науськивала на меня огромного аргентинского дога, которого я боялась до смерти. Притом что она не говорила мне ни единого слова, я все время чувствовала исходившие от нее волны ненависти. Я жила в доме, будто ходила по минному полю, готовая к любым неприятностям. Но самое ужасное было не это.
- По-моему, хуже уже некуда, - прокомментировала Сима. - Девчонка нуждалась в хорошей порке.
- Не так-то просто выпороть единственную любимую дочь. Так вот,
самое ужасное было в другом. Вика постоянно следила за нами,
подсматривала. Мы нигде не могли уединиться. Как только Владимир обнимал
меня, как из-под земли вырастала Вика. Она врывалась ночью в
нашу спальню с криком, что ей страшно. Однажды она влетела
совершенно обнаженная, юркнула к нам под одеяло и заявила, что боится
грозы. Когда отец сказал, что она уже взрослая девушка и негоже
ей расхаживать голой, она заявила, что испугалась и даже не заметила
этого. Она вылезла из нашей постели и нарочито медленно вышла.
Владимир был в шоке. Потом я слышала, что на лестнице она разговаривала с Олегом, который тогда оставался на ночь. Не исключено, что между ними что-то было. Ведь она спокойно беседовала с ним, даже не пытаясь одеться. Иногда она пробиралась к отцу, когда он принимал ванну, предлагала ему то потереть спинку, то принести чего-нибудь выпить. Любила наблюдать, как он бреется, расчесывается, выбирала, какой ему надеть галстук. Владимира это страшно смущало, он даже советовался с психиатрами, а меня так просто бесило. Последней каплей стало то, что она ночью пробралась на балкон нашей спальни и откровенно наблюдала, как мы занимаемся любовью. Я случайно ее заметила, закричала, и она быстро вернулась в свою комнату. Владимир потом месяц лечился у сексопатолога, были проблемы с эрекцией. Но ей мы ничего не сказали, а решили, что лучше ей жить отдельно.
- Скажите, а с кем из родственников ваш муж поддерживал отношения? спросила Сима.
- С Верой. Это его сестра, жила вместе с отцом, мы с ней даже
дружили. Доцент, преподает английский в институте. Тихая, замкнутая
женщина. Без семьи.
- В смысле старая дева? - бестактно спросила Сима.
- Можно и так сказать, - мягко, но слегка осуждающе улыбнулась Светлана. - Она очень скрытная, мы практически ничего о ней не знали. Но Владимир помогал ей, давал деньги, вы ведь знаете, на зарплату преподавателя прожить невозможно.
- Могла ли она быть заинтересованной в смерти вашего
мужа?
- Не знаю, - коротко ответила Светлана, по ее лицу пробежала легкая, едва уловимая гримаса.
* * *
Вера Сергеевна выпила снотворное, без которого последнее время не могла обходиться. Длительная болезнь отца, жесткий распорядок которой свалил бы с ног и более молодого, здорового и сильного человека, чем она, сделала ее за годы такой жизни раздражительной, неуравновешенной, плаксивой. Ее мучили бессонница, перепады настроения, страхи. Кроме того, неудавшаяся личная жизнь... Уже давно за сорок, но нет ни мужа, ни детей.
Вера всю жизнь прожила с отцом, сильным, властным человеком.
