Александр Горохов - Смертельный азарт
Он очнулся от мучительных приступов рвоты. В сыром, воняющем кислым пивом, замкнутом, темном и тесном пространстве его трясло и бросало из стороны в сторону. Спартак уперся руками в стенку и понял, что надежно упрятан в большую пивную бочку, погружен в транспортное средство, и теперь его, как и предполагалось, везут неведомо куда — быть может, топить в болоте или реке, что технически совсем несложно.
Но думать четко и считывать реальность обстановки ясно он не мог — голова раскалывалась от нестерпимой боли и его беспрерывно рвало. Он то приходил в сознание, то снова проваливался во мрак, плакал, блевал, и сколько продолжались эти мучения, сопровождающиеся беспрерывной тряской, — не осознавал.
Быть может, через столетие движение прекратилось. Бочка упала на бок и покатилась, а Спартак кувыркался внутри. Потом он ощутил сильный удар, бочка развалилась, и он оказался сидящим на земле, опять же в подвале; сверху, через открытый люк, на него падал свет.
Спартак с трудом поднял голову.
Наверху, на корточках у края люка, сидел Куприянов и с интересом рассматривал Спартака, словно увидел его впервые. Спросил вежливо:
— Вы в состоянии вести беседу, господин Дубин?
Спартак тяжело дышал. Быть может, он и мог бы ответить что-то разумное, но чувствовал, что язык да и челюсти ему не подчиняются.
— Нет, господин Дубин, — с сожалением констатировал Куприянов. — Деловой беседы, к которой вы так рвались, вести вы сейчас не можете. Это ничего. Отдохните часок-другой, мы вас приведем в норму и тогда обсудим наши проблемы.
Следом за этим на люк опустилась сначала стальная решетка, потом глухая крышка, и вновь наступила тьма. Признаков хоть какого-либо освещения на этот раз Спартак не заметил.
И сколько так прошло времени — ни ощутить, ни оценить Спартак не мог. В постепенно проясняющемся сознании с горькой болью мелькнула мысль, что силовые, динамичные методы в борьбе — это все-таки не его стиль.
В полном отупении он просидел в подвале неизвестно сколько, пока над головой не распахнулся люк, впуская внутрь тусклый свет, показавшийся Спартаку ослепительным. Решетка осталась на месте. До нее можно было дотянуться руками. Невидимый человек, впустивший свет, ушел. Спартак слышал его тяжелые шаги. Но через минуту сквозь решетку внутрь подвала упал толстый резиновый шланг, и из него хлестнула вода. Холодная шипящая вода, отдающая речной тиной.
Видимо, объем подвала был невелик, потому что уровень нагнетаемой воды уже через несколько минут достиг колен Спартака, потом поднялся до пояса, по плечи, и Спартак, подпрыгнув, уцепился за железные прутья решетки, прикрывающей люк, а вода все прибывала.
Он уцепился за решетку, задергал ногами, уровень воды уже достиг его рта, ушей, и, чтобы дышать, пришлось вжаться в железное переплетение решетки всем лицом. Спартак понял, что его утопят, как крысу в клетке, когда ее бросают в бочку с водой.
Кто-то выдернул из подвала шланг, когда вода уже заливала глаза и уши, — если бы уровень поднялся еще хотя бы на сантиметр, то вместо воздуха в легкие Спартака ничего, кроме воды, не полилось бы. Он цеплялся за решетку, вжимался в нее лицом, чтобы ухватить хоть глоток воздуха, и смутно видел, как над ним остановилась призрачная фигура. Потом четко разглядел перед глазами начищенные светлые туфли, и эти туфли больно наступили на пальцы Спартака, сжимавшие прутья решетки. Затем выше появилось лицо Куприянова и прозвучал его все такой же вежливый голос:
— Кажется, господин Дубин, вы достигли подходящей нормы для вежливой беседы? Теперь вы поняли, как можете закончить свою жизнь?
— Да, — согласился Спартак. — Не стойте на моих пальцах, мне очень больно.
— Вы достигли вежливой и культурной формы для делового разговора?
— Да. Освободите меня. Я все сделаю, что надо.
— Ну вот, это другой разговор.
Решетка откинулась, и Спартак, мокрый и дрожащий, выполз из люка на доски пола.
Куприянов уже уходил в солнечный проем дверей, а Спартака схватили за плечи руки неправдоподобной силы и поставили на дрожащие ноги.
Спартак разглядел и узнал низколобое лицо, на этот раз покрытое сеткой тонких, глубоких порезов — следы от раздавленной о физиономию электрической лампочки.
Через несколько секунд Спартак оказался на ярком полуденном солнце, в нежной весенней зелени маленького и аккуратного приусадебного участка, на дорожке, вымощенной плиткой. Дорожка вела к легкой, увитой прошлогодним, пожелтевшим плющом беседке. Внутри за круглым столом, в плетеном кресле, закинув ногу на ногу, уже сидел Куприянов, курил трубку, а перед ним стоял высокий стакан с золотистой жидкостью.
У стола стояла еще и грубая табуретка, на которую кивнул Куприянов, и мокрый, грязный, озябший Спартак плюхнулся на нее.
На столе перед ним уже дымилась чашка кофе.
— Придите в себя. И восстановим недавно минувшие события, — все с той же брезгливой вальяжностью проговорил Куприянов.
Спартак хлебнул кофе, почувствовал в нем легкий привкус коньяка и поднял глаза.
— За что же вы так меня, Андрей Андреевич? — прохныкал он. — Ну за что? Ведь я денег не получил, меня обманули, избили, я слабый, больной, что вам надо?
Глаза его привычно наполнились слезами, но пульс был ровен, а мысль — свирепой и ясной до кристальной прозрачности.
— Восстановим события, господин Дубин, — повторил Куприянов. — Итак, на прошлой неделе, вы, представленный мне барменом Серебровым, обещали оказать незначительную услугу. Я сообщил вам, что ко мне приехали друзья из… наших бывших союзных южных республик. Люди приличные, уважаемые, состоятельные, с которыми я, кроме дружеских отношений, имею и общие дела.
— Я все помню, господин Куприянов, — пролепетал Спартак.
— Позвольте восстановить все детально. Мои друзья, пресытившись, видимо, своей пресной и сытой жизнью на жарком юге, попросили меня организовать им… э-э… остренькое, приятное развлечение, за которое готовы были платить. Вы, в свою очередь, заявили, что готовы организовать игру в подобном стиле и у вас имеются люди, которые согласны играть в подобные игры. Я не допускаю ошибок, не передергиваю?
— Все правильно, но я ничего не знаю, господин Куприянов! Меня избили и связали ваши люди! Я не получил денег. Ни копеечки! Я не знаю, куда делись деньги! Ничего не знаю, ничего!
Куприянов вскинул брови, подчеркивая свое удивление, пригубил напиток и спросил холодно:
— Кто вас освободил?
— Мои друзья. То есть не друзья! — тут же из осторожности поправился он. — А те люди, которых я нанимал для этой работы. Я их плохо знаю. Они развязали меня, а потом бросили, и я пешком добирался до дому.
Спартак понимал, что всей правды, даже в той степени, которую он знал, — говорить не следовало. Тайные сведения — всегда козырь, в любой игре.
— Вы что, совсем не знали этих людей? — Вопрос прозвучал холодно.
— Знал, конечно, с точки зрения дела. Но вы же понимаете, законы таких мероприятий — чем меньше информации друг о друге, тем лучше. Сошлись, сыграли и разошлись!
Последняя фраза была одним из требований Ильи Пересветова. Это он сказал: «Предупреди своих клиентов: сойдемся, сыграем и разбежимся. Никаких общих застолий и праздников. Каждому свое удовольствие, свой приз, а потом жопа об жопу — и разлетелись».
— В какой момент правила игры поменялись? — жестко спросил Куприянов. — Почему МЫ понесли такие большие потери, а ВЫ — загребли все и даже сверх того?
— Что мы загребли?! Кто загреб? — завыл Спартак. — Я ничего не загреб! Меня избили сначала ваши друзья, а потом эти бандиты! Я не заработал ни шиша!
Куприянов долго и молча смотрел на Спартака, потом произнес тихо:
— Какая непростительная ошибка с моей стороны. Да ведь вы — никто! Ноль! Пустое место. Вы же не были организатором дела, как представлялись!
— Но почему же? Я…
— Я — свинья! То есть вы — свинья! Вы же — холуй, шестерка. Вас просто использовали, как половую тряпку! И как это я сразу не догадался! Помолчите… Я сейчас подумаю.
Думал Куприянов недолго.
— Я полагаю, что совместными усилиями мы восстановим справедливость. И более того, возможно, вы получите свою долю. Ваши друзья должны понять, что они хапнули слишком. Они захватили чужие деньги, завладели нашим, притом дорогим оружием, и… э-э-э… есть еще одна дорогостоящая и опасная для вашей компании деталь, по своей стоимости превышающая все перечисленное.
— Какая, господин Куприянов?
— Бесследно исчез и, я подозреваю, погиб, точнее, убит один из компаньонов моих друзей.
— Кто? — еле выговорил Спартак. — Никто не погибал!
— Вы действительно не обладаете полнотой информации, разговор с вами бесполезен. Однако сама ваша личность — небесполезна.
