Чингиз Абдуллаев - Мистерия эпохи заката
Спросите у абхазской матери, которая имела пятерых сыновей и потеряла четверых из них в этой бойне. Спросите у таджикской матери, муж и сыновья которой заживо сгорели в своем доме. Спросите у азербайджанской матери, троих детей которой убили в Ходжалах. Я говорю только о тех матерях, трагические примеры которых мне лично известны. А сколько их, матерей и отцов оставшихся без своих детей, и детей, потерявших родителей? Сколько убитых и раненых, искалеченных и заболевших, сбежавших и эмигрировавших? Кто подсчитает цену крови? Кто наконец признает, что война в Югославии была следствием развала Советского Союза, что победа оппозиции в девяносто втором в Афганистане, и приход к власти талибов в девяносто шестом и чудовищные зверства, которые они учинили в своей стране, были тоже следствием этого неуправляемого развала? Или вы полагаете, что Буденновск, Кизляр, Беслан, трагедии людей взорванных домов и оказавшихся захваченными в театре, могли произойти в Советском Союзе? Или вы не считаете эту кровь прямым следствием развала, свершившегося в девяносто первом году?
Огромная страна распалась не в декабре девяносто первого, когда были подписаны Беловежские соглашения. Она распадалась в судорогах и конвульсиях весь девяносто второй год. Этот мучительный процесс завершился к осени девяносто третьего, вылившись в прямое противостояние в руководстве России. Но это произошло уже в следующем году. А в начале девяносто второго Россия получила шоковую терапию.
Никогда не забуду, как я вышел на улицу и увидел тысячи людей, стоящих на тротуарах и торгующих всем, чем только можно: колбасой, лампочками, одеждой, сигаретами, хлебом, лимонами, детскими колготками, книгами, фруктами, консервами, общем, всем, что можно было продать или обменять.
Я приехал на работу в Верховный Совет в подавленном настроении. Мне казалось, что ситуацию выправить уже невозможно. Мы обречены не просто на развал, а на хаос в экономике, на полную деградацию в культуре и науке, на развал нашей промышленности. В общем все так и получилось, но у бывших советских людей была невероятно высокая степень приспосабливаемости к трудностям жизни. Народ, который выжил после изнурительной Гражданской войны, сумел восстановить народное хозяйство, сделать промышленный рывок, превратив крестьянскую страну в один из промышленных гигантов в мире, отстоять в невероятной войне свою независимость в борьбе с сильнейшим противником, снова восстановить народное хозяйство по второму разу, выйти первым в космос, создать, несмотря на очевидные трудности, ядерный паритет с богатейшей державой мира, помогая при этом десяткам других стран, этот народ знал, как нужно выживать. И его не могли сломить пустые полки магазинов, отсутствие колбасы.
Спустя много лет иностранцы меня часто спрашивали; как мы могли выжить в начале девяностых. Я понимал, что подробно объяснить им все, что с нами было, практически невозможно. Как невозможно объяснить, почему не сдавались защитники блокадного Ленинграда. Как невозможно объяснить, почему не сдали Сталинград, когда до Волги противнику оставались считаные метры. Как невозможно объяснить, каким образом разоренная войной страна нашла силы и средства запустить первый спутник и первого человека в космос. Просто невозможно.
Сегодня я часто читаю; что тогда нас спасла команда Гайдара. Вернее, Гайдар и его молодая команда, которая благодаря шоковой терапии наполнила магазины товарами и вытащила нас из продовольственного кризиса. И это все неправда. Можно поднять цены в тысячу раз, разорить миллионы людей, обесценив их деньги на счетах и назвать это «шоковой терапией». При этом обратите внимание на поразительно интересный факт. Почти все члены команды Гайдара стали миллионерами и мультимиллионерами, владельцами банков, компаний, организаций. Может, такая «терапия» была на руку в первую очередь именно членам команды Гайдара? И на самом деле народ выжил не благодаря, а вопреки им. Выжил потому, что имел такой характер, когда нужно было выживать, стиснув зубы и преодолевая все невзгоды. Если бы в любой другой стране Европы, граждан так нагло и бессовестно лишили их сбережений, как это сделали у нас, там мгновенно началась бы революция. Или как минимум сменили бы правительство.
Мы видели, как зарождалось противостояние между Верховным Советом России и ее новым, молодым правительством. Признаюсь, мои симпатии тогда были на стороне правительства. Мне они казались такими талантливыми, умными, современными людьми. Как я тогда заблуждался! Из-за трагикомической фигуры председателя Верховного Совета Руслана Имрановича Хасбулатова мне казалось, что собравшиеся вокруг него ретрограды и консерваторы упрямо не хотят признавать изменений, уже произошедших в мире. Скрипучим голосом, постоянные неумными шутками и остротами Хасбулатов вызывал лишь раздражение у всех, кто с ним работал.
Однажды правительство просто, вышло из зала Верховного Совета по знаку Бурбулиса, когда Руслан Имранович в очередной раз неудачно пошутил. Это противостояние не могло долго продолжаться. Люди просто не понимали, что хочет сделать Гайдар и его команда. И тогда президент Ельцин понял, что такое правительство он обязан сменить. Вместо интеллектуального и начитанного Гайдара, который, кажется, был одним из самых порядочных и честных чиновников в кабинете министров, главой правительства был назначен Черномырдин, говорят, что имя и фамилия человека могут многое сказать о его характере. Не знаю, не знаю. Охотно верю, что Черномырдин был крепким хозяйственником. Верю. Но в качестве политического лидере он вызывал только смех. Так и не научившись говорить по-русски, он обычно мычал, невразумительно отвечал, говорил односложными предложениями, вошедшими в русский фольклор.
Но именно такой человек был нужен в качестве руководителя кабинета министров, когда все определял только один человек в стране — сам президент.
К этому времени стало ясно, что его вице-президент и председатель парламента вступают с ним в период жесткого противостояния. Вообще постсоветским республикам очень не везло со вторыми лицами. Я приведу такую смешную статистику. Из двенадцати республик бывшего ССCP, вошедших в СНГ, в десяти премьер-министры сумели попасть в тюрьму, а в некоторых республиках за решеткой оказались даже несколько премьеров. В России не везло с вице-президентами. Сначала арестовали Янаева, которые был всесоюзным «вице», потом в девяносто третьем арестовали Руцкого и Хасбулатова. Черномырдин пересидел всех и был на своем, посту до начала девяносто восьмого года. В общем, он действительно оказался крепким хозяйственником, никчемным политиком и немного смешной фигурой российской жизни. Правда, когда я вспоминаю созданный при его участий «Газпром», мне хочется подняться и снять шляпу, которую я никогда не носил. Хотя может быть, я неправ и чего-то явно не понимаю.
Год завершился сменой правительства и очевидным противостоянием президента и правительства с Верховным Советом. В моем родном Азербайджане был полностью уничтожен город Ходжалы. Все население его либо погибло, либо сбежало в горы. Но об этой трагедии в мировой прессе почти не писали. Затем в Баку произошла очередная смена власти, и радикальная оппозиция сначала захватила парламент, а затем провела и своего президента.
В том же году я познакомился с Ирой, которая работала в журнале «Иностранная литература». Ей было только двадцать четыре. Мне тогда уже исполнилось двадцать восемь. Мы встречались несколько месяцев, прежде чем я решил впервые пригласить ее к себе. У меня была очень уютная двухкомнатная квартира в Сокольниках.
Мы сразу почувствовали симпатию друг к другу. К тому же она хорошо владела английским языком: Мне пришлось признаться, что я тоже неплохо знаю этот язык. О том, что я знаю еще и немецкий, я ей тогда не сказал. Она была дочерью известного журналиста Павла Днепрова. После того как я стал с ней встречаться, Ирина ввела меня в круг друзей своего отца. Ему было тогда около пятидесяти. Должен сказать, что мой куратор Петр Петрович был очень доволен моим знакомством с Ириной. Это меня несколько настораживало. Петр Петрович считал, что подобные связи помогут мне в будущем. Я даже колебался, не зная, как мне строить свои отношения с Ириной. Но к Новому году все же сделал ей предложение. Она обещала подумать. Через неделю мы подали заявление в загс.
Свадьба состоялась уже в январе следующего года. Вернее — две свадьбы. Сначала мы собрали друзей и знакомых в Москве; довольно скромно отметив с друзьями наш брак банкетом. Приглашенных было человек пятьдесят, не больше. Времена были сложные, да и шиковать особенно не хотелось. Зато потом мы поехали в Баку и там сыграли свадьбу на триста человек. Тут уж постарались мои многочисленные родственники. К тому времени я для моих родителей стал уже иностранцем. Они остались гражданами Азербайджана, а я стал гражданином России. И эта тоже к тому, как нас разделили — до живому, по семьям. Мы с Ириной вернулись в Москву, и она переехала ко мне. Разумеется, моя жена даже не подозревала, что я не только сотрудник аппарата Верховного Совета, но и офицер разведки. О таких вещах нельзя говорить даже самому близкому человеку. В этом я был твердо убежден. Спустя много лет я однажды немного нарушил это табу и очень пожалел о случившемся. Но пока мы были вместе и были по-настоящему счастливы. Ее отец даже предложил мне перейти на работу в одну крупную газету на очень перспективную должность ответственного секретаря с зарплатой в три раза большей, чем мой более чем скромный доход в Верховном Совете. Но Петр Петрович не разрешил. В аналитических управлениях спецслужб уже просчитывали вероятность нового противостояния, понимая, что рано или поздно оно произойдет. И я остался работать в Верховном Совете.
