Виктор Пронин - Брызги шампанского
Убедившись, что вокруг никого нет, я быстро прошел к своему подъезду, по длинной, одномаршевой лестнице поднялся на второй этаж, вошел в номер и тут же повернул в двери ключ на два оборота.
Поправил шторы, чтобы не было ни малейшего просвета, включил верхний свет и подошел к зеркалу. Да, действительно, на правом виске можно было заметить не слишком темную родинку. Ее нетрудно было увидеть с близкого расстояния, когда разговариваешь с человеком глаза в глаза, когда стоишь в вагоне метро или в троллейбусе. Но в том-то все и дело, что, кроме Жоры и нескольких человек в столовой, я ни с кем не разговаривал. И уж, во всяком случае, солнечная девушка не подходила ко мне достаточно близко.
На пляже?..
На пляже я постоянно был в темных очках, а они напрочь перекрывали этот мой опознавательный знак. Когда я надевал очки, увидеть родинку было невозможно. Значит, здесь есть люди, которым о ней было известно заранее?
И все-таки я никак не мог заставить себя поверить в то, что киллерская машина, запущенная год назад, и сегодня, когда никого уже нет в живых, никого, включая меня самого, продолжает действовать. Я знал, что так бывает, но в то, что это так и есть, – поверить не мог.
В этом была еще одна причина того, что я все-таки остался в Коктебеле. Да, моя фамилия в ежедневнике у директора. Да, кто-то там на пляже уловил момент и увидел родинку на моем виске...
Ну и что?
Та же милая девчушка могла увидеть меня в толпе без очков? Вполне могла.
Кто-то мог у директора спросить о человеке с такой же фамилией? Мог.
Все. Остаюсь.
Говорю же – нет меня в живых. В лучшем случае они прострелят труп, но не живого человека. Когда-нибудь, где-нибудь какая-то часть моего организма, возможно, и оживет. Может быть, мозги, сердце, может быть, еще кое-что... Не зря же Жора всю зиму выскабливал из камня ту самую штуковину, не зря же я купил ее...
Да, не забыть забрать. Пусть будет при мне.
Странные вещи начинают происходить среди незнакомых людей, когда они объединяются ради какого-то дела. Каждый из них уже не тот, кем был раньше. Из глубин организма выныривают качества, о которых человек раньше в себе и не подозревал. Или наоборот – исчезают черты, особенности, которые когда-то его угнетали, мешали жить.
Говорят, деньги меняют человека, портят, более того – перерождают.
Ничуть.
Никакие деньги человека изменить не могут. Деньги делают другое, более страшное – они вызволяют те качества, те свойства характера, которые были в нем всегда, но раньше он о них не осмеливался даже заикнуться – настолько они были несовместимы с прежней жизнью, с прежними возможностями.
Стоило Здору вставить новые зубы, он тут же, вместе со старыми, проевшимися железками, сам того не заметив, отбросил и зависимость от Выговского, исчезло заискивание, появилась даже некоторая твердость, которая поначалу выглядела обыкновенной капризностью. Выговский усмехался про себя, но уже чувствовал, понимал – капризность твердеет, может быть, даже окаменевает, и вот-вот он получит вместо прежнего Здора человека самовольного, а то и попросту неуправляемого.
Теперь их уже было семь человек, и все понимали – хватит.
Достаточно.
Гущин с Мандрыкой взяли на себя порт, Выговский по инерции продолжал осуществлять общее руководство, но понимал, чувствовал – так будет не всегда. Все чаще возникал Гущин, что-то было в этом Гущине. За всеми его улыбочками, румяными щечками, молоденьким брюшком, к которому он еще не привык и потому постоянно втягивал в себя, продолжая носить прежние одежки, за всем за этим просматривался человек цепкий, если не сказать жадный. Опыт – вот что было в Гущине. Опыт руководства людьми. Он с ходу, быстро, в две-три встречи определил слабое место каждого и как бы повесил на спину каждому невидимый ярлык.
Появились еще трое, они не могли не появиться. Начальник какой-то северной железнодорожной станции Горожанинов – рыжий, кудрявый, с золотыми зубами, с манерами вольными и раскованными. И походочка у него была какая-то расхлябанная, при ходьбе ноги от колена выбрасывал вперед, когда разговаривал, плечиками играл. Да, можно сказать, что жестикулировал ими, вздергивал, удивляясь, в недоумении поднимал, почти прижимая к ушам, – такой вот человек был. Но при этом три состава платформ организовал быстро, четко, загрузил их и отправил со всеми полагающимися документами.
Появился начальник северного лагеря – Здор затащил в компанию, сидел он когда-то у него. Усошин была его фамилия, Николай Иванович Усошин. Недоверчивый, настороженный – видимо, работа с зэками выработала в нем эти качества. Слушал всех внимательно, но маленькие глазки оставались неподвижными, будто пытался понять не только сказанное, но и второй смысл слов, и третий. При этом Усошин как бы ни в одно слово не верил, будто наверняка знал – обманывают и будут обманывать впредь.
И еще появился Агапов. Сергей Агапов. Бывший десантник, вернулся он после армии в те же самые края, откуда был взят на службу. Поскольку все его сверстники за это время окончательно спились, некоторые сели, иные слиняли куда подальше, Агапов остался чуть ли не единственным на весь поселок, кого можно было назначить начальником леспромхоза. Прежнего уже при нем, уже после возвращения из армии, застрелили на дальнем участке, по пьянке застрелили. Поддавал мужик и, напившись, вел себя в компании непочтительно. За что и получил заряд картечи в живот.
После этого и стал Сергей Агапов начальником, как-то естественно стал. А поскольку прошел десантные войска, прыгал с парашютом, разбивал головой кирпичи, падал и поднимался, то поселился и окреп в его душе некий авантюризм. А особенно окреп, когда он стал начальником леспромхоза. Убедился опять же, что все им испытанное и достигнутое должно в дальнейшем находить применение.
Когда Выговский приехал к нему в избушку и предложил работать вместе, Агапов сомневался недолго – между первым и вторым стаканами. Собственно, уже второй стакан был освящен тостом деловым и кое-что сулящим в этой жизни, полной смертельного риска и всевозможных неожиданностей – так красиво и убедительно выразился Выговский, поднимая опять же второй стакан.
– Сколько нас? – спросил Агапов.
– Человек семь-восемь... Где-то так, – Выговский неопределенно повертел в воздухе растопыренной ладонью.
– Что за люди?
– Надежные ребята, – соврал Выговский. Соврал не потому, что ребята не были надежными, а потому, что он попросту не знал, что за люди собрались под его знаменами.
– Кто такие? – В немногословных и предельно четких вопросах Агапова чувствовался печальный жизненный опыт – кидали его, уже успели шустрые люди кинуть на два состава леса. А кроме того, по складу своего характера и тела, по росту, ширине плеч он понимал, что так и должен себя вести – требовательно, строго, говорить кратко, пить много и ни в коем случае не пьянеть. Все это ему удавалось, и все, как ни странно, производило впечатление на Выговского. Тот даже немного сник, понял, что с этим мужиком нельзя вести себя, как со Здором – этак снисходительно, а то и поощрительно. Но в то же время почувствовал, что они во многом одинаковы, и когда начнутся разборки, а в том, что разборки начнутся, он не сомневался, так вот, он решил, что с Агаповым они найдут общий язык.
– Значит, так, старик, – Выговский разлил по стаканам водку и хорошим таким, широким жестом отставил бутылку в сторону, поддернул рукава пиджака, в упор посмотрел на Агапова. – Ты последний.
– В каком смысле?
– Кроме тебя, нам уже никто не нужен. Все схвачено.
– Но все пока на свободе?
– Не понял?
– Шутка.
– А-а, – протянул Выговский без восторга. – Разные шутки бывают. Но есть, старик, вещи, которыми не шутят.
– Не буду, – Агапов успокаивающе похлопал Выговского по плечу, и тот опять подумал – с этим будет тяжело. – У меня тут по соседству зэки разрабатывают лес. Командует ими некий Усошин. Не слыхал? Если попадешь к нему на отсидку – могу словечко замолвить. Поставит хлысты отсекать.
Это была проверка, и Выговский сразу понял, почему Агапов заговорил об Усошине. Они наверняка уже перезвонились и все обсудили. Проверка наивная, северная, и к тому же Выговский ждал чего-то подобного.
– Усошин тоже с нами, – сказал он как бы между прочим, даже не глядя на Агапова.
– Да? – удивился тот. – Надо же... Значит, обошел меня Николай Иванович.
– Никого он не обошел. Мы все на равных. В этом главное – никому не обидно, никто не тянет одеяло на себя. Все получают поровну.
– Так, – протянул Агапов. – Мы с Усошиным лес даем, а вы все? На равных с нами?
– Вот и начался серьезный разговор, – Выговский привычно садился на своего конька. Теперь ему было просто. Все, что предстояло сказать этому северному человеку, он проговаривал не один раз и всегда добивался успеха. У него были козыри, и он начал по одному выкладывать их на стол. – Готов?
