Лорел Гамильтон - Торговля кожей
Я просто хотела немного поспать, перед тем как мне придется вернуться и снова идти охотиться на Витторио.
Дверь в спальню открылась, ровно настолько, чтобы показать линию его тела, одну руку, предплечье, россыпь длинных, густых, темных волос. В полутьме комнаты, с подсветкой, его волосы до талии выглядели очень черными. Трудно было сказать, где заканчивались черная одежда, которую он носил, и начинались волосы. Кожа, видневшаяся на груди, шее и лице, была бледной, как первый свет зари, красота холодная, как снег. Бородка клином и усы были черными, темнее, чем волосы. Они обрамляли его рот, как произведение искусства, так что притягивали взгляд.
Я позволила моим глазам подняться выше, потому что это был настоящий мой недостаток. Я воспринимала глазами. Симпатичная пара глаз на самом деле могла сделать со мной все, что угодно, и всегда делала. Глаза у него были зелено-голубые, как карибская морская вода на солнце, один из наиболее поразительных оттенков голубого, который я видела за исключением контактных линз, и он был естественным. Белль была помешана на голубоглазых мужчинах, и она попыталась заполучить его, как получила Ашера и Жан-Клода, так что у нее был бы темно-голубой, бледно-голубой, и зеленый голубой, который все еще относился к голубому. Реквием бежал с европейского континента, поэтому он не стал ее очередным владением.
Минуту назад я хотела сказать:
— Я весь день охотилась за серийным убийцей, дорогой, могу я взять отгул? — Теперь все, что я могла делать, — это смотреть на него, и знать, что мне ничего не остается, кроме как любоваться этим произведением искусства.
Я бросила сумку и пошла к нему. Я скользнула руками внутрь полуоткрытой одежды, чтобы ласкать совершенство этой гладкой кожи. Я поцеловала его грудь и была вознаграждена звуком его дыхания, вырвавшимся наружу.
— Ты сердилась на меня, когда только зашла в комнату.
Я смотрела на его шестифутовое тело, свои руки на его груди. На мне все еще было слишком много вооружения, чтобы упасть ему в объятия.
— Потом я увидела тебя, стоящим здесь, и поняла, что ты волновался всю ночь. Ты гадал, где я, и что происходит, а я не позвонила. Когда наступил бы рассвет, тебе оставалось бы только гадать, и ты все равно не знал бы, в безопасности ли я.
Он кивнул, молча.
— Я плохой муж, Реквием, каждый это знает.
Его руки нашли мои плечи, прослеживая линию моих предплечий, и тогда он произнес:
— … слова из сердца, горестные фразы, рожденные и зревшие в скорбях, и горче нет последнего страданья. Не помнит разум, знала ль я когда в превратностях судьбы просвет единый.
— Я не знаю этого стихотворения, но звучит оно гнетуще.
Он слегка улыбнулся.
— Это очень старое стихотворение; оригинал был англо-саксонским. Оно называется «Сетования Жены».
Я покачала головой.
— Я пытаюсь извиниться и не знаю, за что. Ты всегда заставляешь меня чувствовать себя так, словно я сделала что-то неправильно, и я устала от этого.
Он опустил руки.
— Теперь я рассердил тебя.
Я кивнула, и пошла мимо него в спальню. Никто не был достаточно хорош, чтобы удовлетворить его потребности. Я просто не знала, как поступить. Я повернулась к нему спиной, пока снимала жилет, оружие, и все остальные дневные атрибуты. На моей стороне кровати образовалась целая куча. На этой стороне я обычно спала, когда в постели была только я и один мужчина. В последнее время, такое не часто случалось. Я ничего не имела против того, чтобы быть посередине, Бог свидетель, но в некоторые ночи был явный перебор, и это была одна из тех ночей, когда кто-то еще означал слишком много.
Я слышала, как халат упал на ковер, шелк имеет такой характерный звук. Я почувствовала, что он позади меня, почувствовала, как он коснулся меня.
— Не надо.
Я почувствовала, как он очень тихо двигается за мной.
— Я знаю, что ты меня не любишь, моя вечерняя звезда.
— В моей жизни слишком много людей, которых я люблю, Реквием, почему мы не можем быть просто любовниками? Почему ты постоянно должен напоминать мне, что ты меня любишь, а я тебя нет? Твое разочарование, как постоянное давление, а это не моя вина. Я никогда не предлагала любви, никогда ее не обещала.
— Я буду служить моей даме так, как она пожелает, ибо во всем, что касается ее, у меня нет гордости.
— Я даже не хочу знать, что ты цитируешь, просто уйди.
— Посмотри на меня, и скажи мне уйти, и я уйду.
Я упрямо помотала головой.
— Нет, потому что, если я увижу тебя, я не смогу. Ты красивый. Ты прекрасен в постели. Но, кроме всего прочего, ты еще та боль в заднице, а я устала, Реквием. Я так устала.
— Я даже не спросил тебя, как прошла твоя ночь. Я думал только о моих собственных чувствах, моих собственных нуждах. Я не настоящий любовник, я думаю только о себе.
— Мне сказали, что ты здесь, чтобы кормить ardeur.
— Мы оба знаем, что это ложь, — произнес он мягким и близким голосом. — Я здесь, потому что новость о том, что ты спала с Нечестивой Истиной, разбила мне сердце.
Я начала говорить что-то сердитое. Он сказал:
— Тише, я не могу избавиться от своих чувств, моя вечерняя звезда. Я попросил Жан-Клода найти для меня новый город, такой, где бы я мог быть чьим-то вторым человеком в команде, а не далеким третьим.
Тогда я повернулась и всмотрелась в его лицо.
— Ты говоришь правду.
Он слабо улыбнулся.
— Да.
Тогда я обняла его, соединяя наши тела вместе, как бывает с кем-то, с кем вы столько раз были вместе, что уже сбились со счета. Вы знаете тела друг друга. Вы знаете музыку их дыхания, когда секс наполняет воздух. Я прижала его к себе, и поняла, что буду скучать по нему. Но знала, что он прав.
Он погладил меня по волосам.
— Приятно знать, что тебе будет не хватать меня.
Я подняла лицо, чтобы заглянуть в эти голубые глаза с проблеском зеленого вокруг зрачков.
— Ты знаешь, что я нахожу тебя прекрасным и удивительным в постели.
Он кивнул и снова выдал эту печальную улыбку.
— Но все твои мужчины красивы, и все они хороши в постели. Я хочу поехать куда-нибудь, где у меня будет шанс блистать. Шанс быть с женщиной, которая любит меня, Анита, только меня. Ты никогда не будешь любить только меня.
— Я не уверена, что когда-либо любила кого-то одного, — сказала я.
Он улыбнулся немного шире.
— Это что-то, знать, что ты соврала и Жан-Клоду тоже. Я никогда не думал встретить кого-то, кто мог бы противостоять ему.
Я нахмурилась.
— Я вообще-то не сопротивлялась.
— Ты его любовница, его человек-слуга, но ты не принадлежишь ему.
Я хотела сделать шаг назад, но он обнял меня крепче.
— Он сказал почти то же самое по телефону. Следует ли мне поблагодарить тебя за этот небольшой разговор?
— Я сказал ему, почему я должен уйти, и он согласился. Вот почему я нахожусь здесь, в Лас-Вегасе, чтобы посмотреть, понравится ли мне тут.
— Я не думаю, что это твой город.
— Я тоже, но это только начало. Я посмотрю их шоу, и буду танцевать, и женщины сочтут меня красивым, они захотят меня, и в итоге я захочу их.
— Меня не хватит встречаться со всеми вами, Реквием. Я могу заниматься сексом с таким количеством мужчин, но я не могу быть возлюбленной каждого; одна женщина не способна.
Он кивнул.
— Я знаю. Теперь, поцелуй меня, поцелуй меня, как умеешь. Поцелуй меня так, как будешь скучать по мне. Поцелуй меня скорее до рассвета, потому что когда ты закончишь охотиться на своего убийцу, я не вернусь с тобой. Если мне не понравится Вегас, Мастер Филадельфии ищет второго, и она ищет мужчину линии Белль, если получится.
Я посмотрела ему в лицо и поняла, что он на самом деле собирается так поступить. Он говорил серьезно. Я поднялась на цыпочки, и он опустил лицо к моему. Я поцеловала эти губы, сначала нежно, словно касалась произведения искусства, боясь повредить его, а потом отпустила руки и поцеловала его, как он хотел. Поцеловала его так, словно прикосновение к его устам, тяжесть его рук, высота его тела были пищей и водой для меня. Я не могла отдать ему свое сердце, но я дала ему, что могла, и это не было ложью. Я любила его тело, и его печальную поэзию, я просто не любила его. Бог свидетель, я пыталась любить их всех, но мое сердце не могло вместить так много.
Он отодвинулся первым, смеясь, глаза горели.
— Слишком близко к рассвету, чтобы я мог отдать дань такому поцелую. Я знаю, что ты не позволяешь спать в твоей постели даже нашему Мастеру, когда он умирает на день, поэтому я пойду в свой ящик. Я отправлю к тебе в кровать более теплых партнеров, чтобы тебе не было одиноко, и ты могла покормиться, когда проснешься.
— Реквием, — начала я, но он прикоснулся пальцами к моим губам.
— Она исполнена красотой, как ночь / в безоблачном краю и звездное небо, / И все, что есть прекрасного во тьме и свете / встречается во взгляде и глазах ее.
