Артур Конан Дойль - Самые знаменитые расследования Шерлока Холмса
– Да, одно время. Но год назад, если не больше, Мэрдок настолько близко сошелся с Макферсоном, насколько это возможно при его характере, отнюдь не самом уживчивом.
– Я так его себе и представлял. Помнится, вы мне что-то говорили о ссоре из-за дурного обращения с собакой.
– Она благополучно уладилась.
– Но, быть может, оставила желание поквитаться.
– Нет-нет. Я уверен, они стали настоящими друзьями.
– Ну, в таком случае следует заняться девушкой. Вы ее знаете?
– Ее все знают. Местная красавица – подлинная красавица, Холмс, и привлекла бы к себе внимание где угодно. Я знал, что Макферсон был в нее влюблен, хотя понятия не имел, что дело зашло настолько далеко, насколько указывают эти письма.
– Но кто она?
– Дочь старого Тома Беллами, владельца всех прогулочных лодок и купален на колесах в Фулуорте. Поначалу он был рыбаком, но теперь стал довольно состоятельным человеком. Делом он управляет вместе с сыном Уильямом.
– Не сходить ли нам в Фулуорт поговорить с ними?
– Под каким предлогом?
– О, найти предлог нетрудно. В конце-то концов, несчастный не сам так себя пытал. Какая-то чужая рука сжимала рукоятку бича, если действительно полосы эти оставил бич. Круг его знакомых в таком захолустье по необходимости был ограничен. Так исследуем этот круг по всем направлениям, и, конечно же, мы сумеем обнаружить мотив, который приведет нас к преступнику.
Прогулка по благоухающим тмином холмам могла бы показаться очень приятной, если бы наши мысли не были отравлены ужасной трагедией, которой мы оказались свидетелями. Деревня Фулуорт расположена в ложбине, полумесяцем охватывающей бухту. Позади старинной деревушки на склоне виднелись дома современной постройки. Стэкхерст повел меня к одному из них.
– Вон «Гавань» – название, выбранное Беллами. Дом с угловой башенкой и шиферной крышей неплох для человека, который начал с пустого места… Черт возьми, только поглядите!
Калитка «Гавани» открылась, и из нее вышел мужчина. Не узнать эту высокую угловатую нескладную фигуру было невозможно: Йен Мэрдок, математик. Секунду спустя он оказался перед нами на дороге.
– О-о! – сказал Стэкхерст. Мэрдок кивнул, искоса взглянув на нас этими странными темными глазами, и прошел бы мимо, но директор схватил его за рукав.
– Что вы там делали? – спросил он.
Лицо Мэрдока вспыхнуло от гнева:
– Я ваш подчиненный, сэр, под вашим кровом. Но я не знал, что обязан отчитываться перед вами в моих личных делах.
Нервы Стэкхерста были туго натянуты после всего, что ему пришлось вынести, иначе, пожалуй, он сдержался бы. Но теперь он рассвирепел:
– В данных обстоятельствах ваш ответ – чистейшая наглость, мистер Мэрдок.
– Ваш вопрос, возможно, подходит под то же определение.
– Я не раз спускал вам ваши дерзости. Но эта будет последней. Будьте любезны заняться устройством своего будущего как можно быстрее.
– Я так и намеревался. Сегодня я лишился единственного, кто делал жизнь в «Фронтоне» терпимой.
Он широким шагом продолжил свой путь, а Стэкхерст провожал его яростным взглядом.
– Невозможный, невыносимый человек! – вскричал он.
Моим же главным впечатлением было то, что мистер Йен Мэрдок воспользовался первым случаем, чтобы открыть себе возможность елико быстрее исчезнуть с места преступления. Подозрение, смутное, туманное, теперь начало обретать большую четкость в моем уме.
Возможно, посещение Беллами могло бросить дальнейший свет на дело. Стэкхерст справился с собой, и мы направились к дому.
Мистер Беллами, мужчина средних лет с огненно-рыжей бородой, казалось, пребывал в самом дурном настроении, и вскоре цвет его лица мог потягаться с бородой.
– Нет, сэр. Никаких подробностей я слышать не желаю. Мой сын, – он кивнул на могучего сложения молодого человека с мясистым насупленным лицом в углу гостиной, – согласен со мной, что ухаживания Макферсона за Мод были оскорбительны. Да, сэр, слово «брак» никогда не произносилось, и все-таки были письма, встречи и еще всякое, чего мы никак одобрить не могли. Матери у нее нет, и мы единственные, кто ее бережет. Мы твердо решили…
Но его заставило умолкнуть появление самой барышни. Бесспорно, она украсила бы любое общество в мире. Кто подумал бы, что такой редкий цветок вырос из подобного корня и в подобной атмосфере? Женщины редко меня привлекали, так как моим сердцем всегда управлял мозг. Но, увидев ее медально-безупречное лицо со всей свежестью Даунсов в нежном румянце, я не мог не признать, что никакой молодой человек, повстречав ее, не мог бы остаться равнодушным. Такова была девушка, которая остановилась теперь перед Гарольдом Стэкхерстом, напряженно глядя на него широко открытыми глазами.
– Я уже знаю, что Фицрой погиб, – сказала она. – Не бойтесь рассказать мне подробности.
– Нам сказал про это другой ваш джентльмен, – объяснил ее отец.
– Незачем втягивать в это мою сестру, – буркнул молодой человек.
Сестра бросила на него испепеляющий взгляд:
– Это мое дело, Уильям. Будь добр не вмешиваться. Судя по всему, совершено преступление. Если в моих силах помочь обличить виновника, то я сделаю это хотя бы в память того, кого больше нет.
Пока она слушала краткий рассказ моего спутника, ее лицо сохраняло спокойствие, показавшее мне, что сила ее характера не уступает красоте. Мод Беллами навсегда останется в моей памяти как самый совершенный идеал женщины. Оказалось, что она знала меня в лицо, так как теперь обратилась прямо ко мне:
– Доставьте их в руки правосудия, мистер Холмс. Можете положиться на мое содействие, кем бы они ни оказались. – Мне показалось, что при этих словах она посмотрела на отца и брата с вызовом.
– Благодарю вас, – сказал я. – В подобных случаях я высоко ценю женский инстинкт. Вы употребили слово «они». Вы полагаете, тут замешан не один человек?
– Я достаточно хорошо знала мистера Макферсона и видела, что его мужество не уступает его силе. Один человек никак не мог расправиться с ним столь жестоко.
– Нельзя ли мне побеседовать с вами с глазу на глаз?
– Говорят тебе, Мод, не впутывайся в это дело! – сердито крикнул ее отец.
Она беспомощно посмотрела на меня:
– Что я могу?
– Факты незамедлительно станут известны всему свету, поэтому не будет никакого вреда, – сказал я, – если мы разберемся в них тут же. Я предпочел бы поговорить с вами наедине, но раз ваш отец отказывается допустить это, он может участвовать в нашем разговоре. – Тут я заговорил о записке, обнаруженной в кармане погибшего: – Ее, несомненно, представят на следственном суде. Вы не будете против, если я попрошу вас пролить свет на ее содержание?
– Не вижу причин делать из этого тайны, – ответила она. – Мы были помолвлены и хранили это в секрете лишь потому, что дядя Фицроя, глубокий старик, доживающий, как говорят, последние дни, мог бы лишить его наследства, женись он без его одобрения. Вот единственная причина.
– Могла бы и рассказать нам, – проворчал мистер Беллами.
– И рассказала бы, отец, поинтересуйтесь вы по-хорошему.
– Я против того, чтобы моя дочь якшалась с мужчинами другого сословия.
– Именно твое предубеждение против него и мешало нам открыться тебе. А что до записки, так она ответ вот на эту.
Из кармана платья она извлекла смятый листок.
«ЛЮБИМАЯ!
Обычное место на пляже сразу после заката во вторник. Единственное время, когда я сумею выбраться. Ф. М.».
– Сегодня вторник, и я собиралась встретиться с ним вечером.
Я оглядел записку.
– Ее прислали не по почте. Как вы ее получили?
– Я предпочту не отвечать на этот вопрос. Никакого касательства к тому, что вы расследуете, это не имеет. Но на любые, так или иначе с ним связанные, готова ответить со всей откровенностью.
Слово она сдержала, но ничего полезного сказать не нашла. У нее не было причин думать, что у ее fiancé[23] был тайный враг, хотя не отрицала, что у нее есть пылкие поклонники.
– Могу ли я спросить, не входит ли в их число мистер Йен Мэрдок?
Она порозовела и как будто смутилась.
– Одно время мне так казалось. Но все изменилось, когда он узнал о наших отношениях с Фицроем.
Тень, сгущавшаяся вокруг этого странного человека, обрела, на мой взгляд, большую определенность. Требовалось исследовать его прошлое, следовало незаметно обыскать его комнаты. Стэкхерст охотно мне содействовал, так как то же подозрение возникло и у него. Мы покинули «Гавань» в надежде, что конец одной нити этого запутанного клубка уже в наших руках.
Прошла неделя. Следственный суд ничего не установил и был отсрочен до обнаружения новых улик. Стэкхерст навел тактичные справки о своем подчиненном, его комнату подвергли поверхностному обыску, но безрезультатно. Сам я вновь обследовал и физически, и аналитически все обстоятельства, но без каких-либо новых выводов. Во всех моих анналах читателям не найти дела, которое поставило бы меня настолько в тупик. Даже мое воображение было неспособно предложить хоть что-то похожее на объяснение. А затем последовало происшествие с собакой.
