Михаил Бадалян - Проклятие Вермеера
— Да, я вас слышу, — Антон, во время перебранки лежащий с закрытыми глазами, с трудом раскрыл их и посмотрел на лейтенанта. — Может, вы мне объясните, что происходит?..
* * *Звонок в милицию поступил в пять часов семь минут. Даниил Котов — директор Эрмитажа — взволнованным голосом сообщил, что в одном из залов обнаружен художник Антон Маревич, не подающий никаких признаков жизни. Прибыв на место происшествия, лейтенант Егоров, прежде всего, убедился, что Маревич жив. Затем вместе со своим напарником и помощником Котова отправил художника в больницу, предварительно позвонив туда и, попросив дать ему знать, как только тот очухается.
Удобно устроившись в кабинете Котова, Егоров приступил к опросу свидетелей.
— Кто нашел художника, где и как? — обратился он к служащим музея, собравшимся там же, в кабинете.
— Я, — вперед вышел молодой парень лет двадцати пяти. — Перед закрытием я проверяю вверенные мне залы музея. Особое внимание я обращаю на камин в зале фламандского искусства. В нем при желании может спрятаться человек…
— Короче! — Егоров сделал нетерпеливый жест рукой.
— Да, — согласился парень. — Антона я нашел именно в этом камине, без сознания.
— Что вы сделали потом?
— Я немедленно поставил в известность господина Котова.
— Первым делом мы попытались привести его в чувство своими силами, но безрезультатно, — вступил в разговор Котов. — Затем я позвонил в отделение.
— Почему вам пришла мысль позвонить в милицию, а не в больницу, господин Котов? — спросил Егоров, оглядываясь вокруг в поисках пепельницы. — С чего вы взяли, что потерявший сознание художник должен нас заинтересовать?
— Понимаете ли, лейтенант, тот факт, что нашли его в камине… — Котов казался взволнованным. — И потом, он был похож на труп, вы же сами видели.
— Да, кстати, кто его видел в последний раз? Я имею в виду, в сознании… И где? — спросил Егоров, бесцеремонно махнув в сторону Котова.
— Я, — ответил все тот же служащий музея, нашедший Маревича в камине. — Он делал копию с картины Рубенса в дальнем конце зала.
В кабинет вошел один из охранников музея.
— Разрешите обратиться! — охранник встал перед Егоровым, вытянувшись по стойке смирно.
— Слушаю вас, — промычал Егоров сквозь зубы, прикуривая очередную сигарету.
— В три часа сорок минут Маревич выходил из Эрмитажа, неся с собой этюдник и копию, которую срисовывал с Рубенса.
— Вы разбираетесь в живописи, сержант? — улыбнулся Егоров.
— Приходится, товарищ лейтенант! — охранник попытался изобразить на лице нечто, похожее на улыбку.
— Где же вы были до сих пор?! — вдруг заорал лейтенант, вскакивая с места. — Почему об этом никто не знает?
— В четыре часа я сдал пост! — охранник смотрел поверх головы лейтенанта. — Мне только что сообщили о случившемся, и я поспешил сюда, чтоб сказать вам об этом.
— Я не помню, который был час, — робко заговорил смотритель фламандского зала, — но и мне показалось, что Антон выходил со своим этюдником и законченной копией.
— Ну, прямо сборище идиотов! — терпение Егорова лопнуло. — Тебя как звать, парень?
— Стас!
— Так вот, Стасик, дорогой, — голос лейтенанта дрожал от негодования. Тебе показалось, или Маревич действительно выходил из музея с этим… как его… этюдником, черт тебя побери!
Стас проглотил слюну и ответил:
— Теперь я уверен, что он ушел часа за полтора до закрытия. Антон даже кивнул мне на прощание, хотя раньше никогда не делал этого. Он и не здоровался со мной по утрам, когда прихо…
— Я понял, — Егоров не мог скрыть своего раздражения. — И где только находят таких болванов!
— Стас очень толковый парень, — попытался защитить своего работника Котов. — Изучает историю искусств.
— Да ладно уж, — лейтенант загасил сигарету на подошве своего огромного башмака и бросил окурок в корзину для бумаг. Не попал. Встал со своего места и прошелся по кабинету. Все присутствующие невольно вытянулись, как на параде.
— Вы нашли копию, которую делал Маревич? — спросил Егоров, возвращаясь на свое место.
— В том-то и дело, что не нашли, — отозвался Котов. — Она исчезла.
— А вы уверены, что исчезла именно она?
— Я не совсем понимаю, о чем вы, лейтенант, — Котов недоуменно пожал плечами. — Что вы хотите этим сказать?
— Пока ничего. Какую картину срисовывал Маревич?
— Голову Христа Рубенса. Хотите взглянуть?
Егоров кивнул головой.
— Пойдемте, я вас провожу, — Котов жестом пригласил лейтенанта следовать за ним.
Спустившись по широким лестницам на этаж и пройдя несколько помещений, Котов обернулся.
— Мы в зале фламандского искусства. Картина висит в дальнем углу.
Егоров оглянулся вокруг. Зал представлял собой большое прямоугольное помещение, по стенам которого были развешаны картины. Кое-где стояли несколько мраморных и бронзовых статуй. В простенках между окнами, перпендикулярно стене стояло пять стендов, обитых красным бархатом, на которых также висели картины в громоздких рамах. В торце каждого стенда стояли высокие мраморные тумбы с бронзовыми бюстами. Последний стенд вместе со стеной образовывал небольшой закуточек, старинный камин, облицованный изразцами, занимал весь угол. Голова Христа висела напротив камина.
— Вот она, лейтенант.
— Я вижу, — Егоров протянул руку и указательным пальцем дотронулся до холста.
— Картины нельзя трогать руками, — заметил Котов тоном учителя, делающего замечание нерадивому ученику.
— Заткнитесь! — Егоров посмотрел на свой палец, потом понюхал его. — Я так и знал! Примите мои поздравления, господин Котов. Сегодня в три часа пополудни вас ограбили. У вас похитили картину Голова Христа Роб-бинса… или как его там!
* * *— …Я ничего не помню, — Антон полулежал на койке, приложив указательный палец к переносице.
Лейтенант Егоров устроился рядом, в кресле для посетителей.
— В таком случае, расскажите, что помните. Постарайтесь припомнить самые незначительные на ваш взгляд детали.
Антон еще сильнее сморщил лоб, пытаясь вспомнить, вернее, сообразить, с чего начать.
— Рассказывать, в принципе, нечего. Я, как всегда, пришел в музей к открытию…
— Когда открывается музей? — Егоров посмотрел на Серова.
— В десять утра, — ответил тот.
— Я прихожу пораньше, — продолжил Маревич, — потому что в это время в залах почти пусто, и я могу спокойно работать. Вы не представляете, лейтенант, как посетители могут действовать на нервы! Хорошо, если молча смотрят. К таким я уже в какой-то степени привык. Постоят, посмотрят и пойдут дальше. Но попадаются такие, что хочется все бросить и бежать, куда глаза глядят. Я имею в виду тех, которые вечно лезут со своими замечаниями: то сходства нет, то краски не те, то еще что… Тьфу! К двум-трем часам я обычно ухожу. Но сегодня решил немного задержаться и закончить копию. Завтра, с утра, я хотел начать что-нибудь новое.
— Кто мог быть в курсе ваших планов? — спросил Егоров. — Я имею в виду друзей, знакомых.
— У меня нет знакомых в Петербурге, — Антон отпил воды из стакана. — Я здесь сравнительно недавно.
— Где вы остановились?
— Снимаю квартиру в Колпино.
— Продолжайте, — Егоров приготовился слушать дальше.
— Ну, так вот, — вздохнул Антон. — Работа шла у меня хорошо. Никого в зале не было. Только Стас изредка подходил ко мне — посмотреть. Стас — это смотритель зала, — пояснил он.
— Знаю, — хмыкнул Егоров поморщившись, как будто в стакане с водкой, который поднес ко рту, вдруг заметил плавающего таракана. — Больше никто к вам не подходил?
— Вроде, нет. Хотя… погодите. Я толком не помню, сегодня это было или вчера… Подходил ко мне один тип.
Глаза лейтенанта оживились.
— А вы вспомните, постарайтесь!
— Нет, не могу, — Маревич стал тереть пальцем лоб. — Не помню.
— Хорошо, — Егоров пересел на край кресла, поближе к Антону. — А как он выглядел?
— Я не обратил внимания. Я же говорю, что стараюсь не отвлекаться.
— Но вы же художник! — не унимался Егоров. — У вас должна быть фотографическая память на лица. Передайте хотя бы общее впечатление. Какой он: высокий, низкий, толстый, худой, лысый, в очках?.. Хоть что-то вы должны были запомнить?!
— Не помню, — с легким раздражением ответил Маревич. — Помню только, что на нем был светлый костюм и бабочка. Я даже подумал: псих какой-то, в такую жару ходить в костюме, да еще с бабочкой.
— Все ясно, — Егоров, не добившись от Маревича более полного описания человека в костюме с бабочкой, задал следующий вопрос. — Вы выходили сегодня из музея?
Егоров не случайно спрашивал об этом. Может быть, охранник путает, что видел художника с этюдником, выходящим из здания? Антон мог выйти поесть или по другим делам. Что касается этюдника, то его сержант мог видеть до сегодняшнего дня, а потом все напутать. Такое часто бывало в практике лейтенанта. Свидетели могли видеть черный Мерседес перед своим носом, а потом говорить, что видели синий БМВ или даже светло-желтый Москвич.
